Звонок в дверь заставляет меня вздрогнуть. Это Динни, на сей раз в непромокаемом пальто, руки в карманах. Щеки вспыхивают, меня словно окатывает какой-то непонятной волной — облегчения, а может, ужаса.

— Динни! Привет, заходи, — приглашаю я.

— Привет, Эрика. Я просто хотел убедиться, что у тебя все в порядке. После вчерашнего… — Динни перешагивает через порог, но остается стоять в дверном проеме.

— Входи, я дверь не могу закрыть, пока ты так стоишь.

— У меня ботинки в грязи.

— Это не самая большая беда, уверяю тебя, — отмахиваюсь я.

— Ну, как ты? Я боялся, что… если ты наглоталась воды там, в пруду, то могла заболеть, — говорит он. Он держится скованно, такого прежде за ним не водилось, эта его неуверенность трогает меня.

— Да все отлично, правда. То есть чувствую я себя чудовищно и выгляжу, видимо, соответственно — краше в гроб кладут. Но в остальном все в порядке, — улыбаюсь я.

— Ты ведь могла погибнуть, — мрачно замечает он.

— Знаю, знаю. Мне стыдно. Я не нарочно, поверь. И спасибо тебе, ты ведь спас мне жизнь, теперь я перед тобой в долгу, серьезно.

При этих словах Динни резко вскидывает голову и недоверчиво смотрит мне в глаза. Но его взгляд тут же смягчается, он поднимает руку, проводит холодными пальцами по моей щеке. Я замираю, затаив дыхание.

— Идиотка, — шепчет он.

— Спасибо, — отвечаю я.

Наверху раздается удар. Я рисую в воображении полный чемодан, свалившийся с кровати на пол. Динни отдергивает руку, прячет в карман.

— Это Бет? — спрашивает он.

— Бет, а может, это призрак прошлого Кэлкоттов. Видимо, она собирает вещи. Не желает оставаться тут больше ни дня. — Я бессильно развожу руками.

— Так вы уезжаете?

— Я… я не знаю. Я не хочу. Не сейчас. А может, и вообще… — Я искоса гляжу на него. Я ведь вовсе не уверена, что выдержу, что сумею жить в этом доме одна.

— Не будет больше Динсдейлов и Кэлкоттов в Стортон Мэноре. Конец эпохи, — произносит Динни, но в его голосе я не слышу сожаления.

— А вы уезжаете? — удивляюсь я. Сердце протестующе подскакивает в груди.

— Уедем рано или поздно. Гнилое это место, неподходящее для зимы. Честно говоря, я и оказался здесь только из-за Хани.

— Мне казалось, ты сказал, что увидел в газетах сообщение о смерти Мередит.

— Ну да… и это тоже. Я подумал, не исключено, что вы с Бет окажетесь в этих краях.

Некоторое время мы оба молчим. Я по-прежнему слишком неуверена в нем, чтобы подвергать проверке нахлынувшее чувство. Не исключаю, что и Динни чувствует то же самое.

— Я хочу попрощаться с Бет, прежде чем вы исчезнете, — тихо говорит он.

Я киваю. Конечно, хочешь, кто бы сомневался.

— В прошлый раз вы ушли, и я не успел… — добавляет Динни многозначительно.

— Она наверху. Мы поссорились. Не знаю, захочет ли она спуститься, — объясняю я. Смотрю на его руки. Квадратные ладони, въевшаяся грязь. Черные полумесяцы под ногтями. Я вспоминаю ил Росного пруда, откуда Динни меня вытаскивал. Вспоминаю, как он прижал меня к себе на минуту, когда угли потухли и меня начал бить озноб. Я думаю о его поцелуе. Как же я хочу, чтобы он остался.

— Из-за чего вы ссорились?

— А ты сам-то как думаешь? — с горечью бросаю я. — Она не желает говорить мне, что тогда произошло. Но она должна посмотреть правде в глаза, Динни, понимаешь, должна! Ей ведь из-за этого так плохо всю жизнь, я же знаю!

Динни нетерпеливо вздыхает, переминается с ноги на ногу, как будто готов броситься бежать. Потом раздраженно трет ладонью лоб.

— Ты так и не сказал ей то, что собирался, Динни. Но… ты можешь все рассказать мне вместо нее.

— Эрика…

— Я хочу знать!

— А что, если это все изменит? Что, если ты и твоя сестра правы и лучше обо всем забыть? — Он испытующе заглядывает мне в глаза.

— Я и хочу все изменить! Да и что, собственно говоря, изменится? Она моя сестра Я люблю ее… и буду любить всегда, что бы она ни сделала. В будущем или в прошлом, — пылко заявляю я.

— Я говорю вовсе не о Бет.

— А о ком же тогда? О чем ты? Объясни, наконец!

— Не кричи на меня, Эрика, я тебя слышу. Я говорю о… тебе и обо мне. — Голос Динни смягчается.

Я замолкаю на два удара пульса. Сердце бьется быстро, но кажется, что прошла вечность.

— Так о чем ты?

— Как объяснить… что бы это ни было… что бы это ни оказалось, оно все может изменить, и необратимо. — Динни отворачивается, складывает на груди руки. — Ты это понимаешь?

Я прикусываю нижнюю губу, в глазах начинает щипать. Но тут я представляю себе Бет в ванной, какой я застала ее прошлой ночью: вроде бы живую и здоровую, но ускользающую. И я подавляю огонек сомнения, только что зажженный во мне Динни.

— Понимаю. Но я должна знать, — шепчу я. У меня течет из носа. Я вытираю его тыльной стороной ладони. Жду, что Динни заговорит, но он молчит. Только переводит взгляд с пола на дверь, потом на лестницу и снова на пол, ни на чем не задерживаясь. На скулах ходят желваки, он все плотнее стискивает зубы. — Расскажи мне все, Динни! Мы с Бет убежали. Я не знаю, что случилось, но помню, как мы убежали, ты остался, а Генри был в пруду. И это был последний раз, когда я его видела, последний раз, когда его кто-то видел. И я требую, чтобы ты рассказал мне все!

Голос у меня звучит неестественно, срывается на писк.

— Пусть Бет… — начинает он.

— Бет не станет. А может, расскажет когда-нибудь. А может, снова попытается убить себя, и на этот раз у нее получится! Я должна ее от этого избавить! — Я плачу.

Динни потрясенно смотрит на меня.

— Она пыталась покончить с собой? — выдыхает он. — Из-за этого?

— Да. У нее депрессия. Она не просто хандрит — она больна, Динни. И я хочу знать, что стало причиной этой болезни. Если ты не скажешь… значит, ты просто хочешь, чтобы она так и оставалась в этом состоянии — состоянии безумия. Просто скажи, что ты сделал с телом? Скажи мне, где оно! — умоляю я. Кровь стучит в ушах, как океанский прибой.

— Эрика! — крик Бет эхом отдается под сводами холла. Мы с Динни подскакиваем, как нашкодившие дети. — Не делай этого! — кричит моя сестра, сбегая вниз по лестнице. Глаза расширены, лицо искажено страхом.

— Бет, я не собирался ей говорить, — начинает Динни, поднимая руку, чтобы успокоить ее.

— Как это? Почему — потому что Бет велела тебе замолчать? — огрызаюсь я.

— Не говори никому. Никогда! — говорит Бет. Я не узнаю ее голоса. Хватаю ее за руки, стараюсь заглянуть в глаза, но она не сводит взгляд с Динни, и между ними проскакивает что-то, и это невыносимо для меня.

— Бет! Пожалуйста, Бет, посмотри на меня! Посмотри, во что ты превратилась, скрывая эту тайну! Умоляю, Бет, настало время от нее избавиться. Пожалуйста. Ради Эдди! Ты нужна ему здоровой…

— Не впутывай сюда Эдди! — резко бросает сестра, ее глаза наполняются слезами.

— Почему это? Все это портит жизнь и ему, ты знаешь! Ты за него в ответе. Ради этого ты должна быть сильной, Бет…

— Да что ты в этом понимаешь, Эрика? Что ты вообще знаешь об ответственности? У тебя даже постоянной работы нет! Ты меняешь квартиры каждые полгода! Живешь как студентка, с тех пор как ушла из дома, у тебя даже кошки или собаки никогда не было, а ты мне толкуешь об ответственности! — кричит Бет, и я отшатываюсь, как от удара.

— Я отвечаю за тебя, — еле слышно возражаю я.

— Нет. Не отвечаешь, — парирует Бет, глядя на меня.

— Бет, — вступает Динни, — я и пытаюсь тебе рассказать с тех пор, как ты вернулась… я понимаю, ты не хочешь меня выслушать, но поверь, то, что я хочу сказать, очень важно, и… мне кажется, Эрика тоже имеет право это услышать…

— Она была там, Динни! Если она ничего не помнит, значит, и не нужно ей знать. И хватит об этом. Можем мы наконец сменить тему? Динни, я… мне кажется, тебе лучше уйти.

— Нет, он не уйдет! Почему ты его гонишь? Это я его пригласила войти. На самом деле, — я подхожу к двери, встаю к ней спиной, — никто отсюда не выйдет, пока я не добьюсь правды от одного из вас. Я не шучу. Правды. Это давно нужно было сделать. — Сердце пытается выскочить из груди, с силой ударяется о ребра.