На это Динни улыбается загадочно, чуть озорно:

— Ох, и бесили же вы, должно быть, этим старуху.

— Спасибо. Нам нравится так думать, — улыбаюсь я в ответ.

— Хочешь еще? — спрашиваю я, когда его стакан опустел.

Динни мотает головой, потом вытягивается в кресле, заложив руки за голову, и выгибает спину дугой, как кот. Я чувствую жар внутри, кровь молотом бухает в ушах.

— А вот на душ я, пожалуй, соглашусь. Признаюсь, такой возможности мне давно не подворачивалось.

— Конечно, — небрежно киваю я. — Тебе туда.

Это самая дальняя комната от Бет — спальня Мередит, и душ там самый лучший. Стеклянные стены кабинки стали матовыми от известкового налета, зато лейка огромная и обдает настоящим каскадом горячей воды. Я достаю новый кусок мыла, чистое полотенце, включаю прикроватную лампочку, потому что верхний свет горит слишком ярко. Бет, проснувшись, может увидеть полоску света под дверью и отправится выяснять, что здесь происходит. Динни стоит посреди комнаты, поворачивается, рассматривает огромную кровать, тяжелые гардины, элегантную антикварную мебель. Неровные половицы покрыты вытертым ковром серо-зеленого цвета. Мне до боли знаком этот запах пыли, нафталиновых шариков и псины.

— Это ее комната, так ведь? Спальня леди Кэлкотт? — уточняет Динни. В тусклом свете его глаза кажутся черными и непроницаемыми.

— Здесь самый лучший душ, — равнодушно поясняю я.

— Как-то это не совсем правильно — быть здесь.

— Я уверена, что она должна тебе по крайней мере душ, — сдержанно говорю я.

Динни ничего не отвечает и начинает расстегивать рубашку, а я спешно покидаю комнату.

Неслышно пробираясь по коридору, я слышу, как включается душ, в стенах журчат и булькают трубы. Я прикрываю глаза в надежде, что звуки не разбудят Бет. Но не успеваю я об этом подумать, как она появляется, смотрит на меня из проема своей двери в дальнем конце коридора. Волосы ее свисают по обе стороны лица, белеют тонкие босые ноги.

— Эрика? Это ты? — Голос звенит от испуга.

— Да, успокойся, все в порядке, — тихо отвечаю я. Не хочу, чтобы Динни услышал, что она встала.

— Что ты делаешь тут наверху? Который час? — Сестра зевает.

— Еще совсем рано. Ложись в постель, дорогая.

Бет трет руками лицо. Глаза широко раскрыты, она только что проснулась и не понимает, что происходит.

— Эрика, а кто в душе?

— Динни. — Я смотрю вниз, виновато вожу по полу ногой в грубом носке.

— Что? Что здесь происходит?

— Ничего особенного. У Хани ночью начались роды, мне пришлось отвезти их в больницу в Дивайзесе, мы промокли и перепачкались в грязи, вот и… когда мы вернулись, я предложила ему принять у нас душ, — выпаливаю я на одном дыхании.

— Ты ездила в Дивайзес? А мне почему не сказала?

— Да ты же спала! А мне нужно было торопиться — Хани было очень плохо, и все случилось очень быстро, вот и все. — Я переминаюсь с ноги на ногу, стараясь не встречаться с Бет глазами. Вдруг я хихикаю: — Представь, как бы злилась сейчас Мередит — Динсдейл в ее ванной! — шепчу я, но Бет не улыбается в ответ.

— Динни моется в душе, а ты ждешь в коридоре, как… как я не знаю кто, — упрекает она.

— Я не жду в коридоре! Я просто хотела найти ему чистую футболку…

— Эрика, что ты затеяла? — серьезно спрашивает Бет.

— Ничего! Ничего я не затеяла, — оправдываюсь я. Это чистая правда, но кажется, будто я лгу. — Ты что, хочешь сказать, что я не должна была его звать?

— Может быть, и не должна, — бросает она.

— Почему это?

— Потому что… он… мы совсем его не знаем, Эрика! Нельзя же среди ночи приглашать в дом посторонних людей!

— Не посторонних людей, а Динни, — твердо отрезаю я.

Я выдерживаю ее прямой взгляд и вижу, что этот аргумент подействовал. Бет нечем подкрепить свое нежелание видеть его, она не может ничего объяснить, не посвятив меня в подробности. Она больше ничего не говорит, медленно скрывается в своей комнате и захлопывает дверь.

Я спешу к себе, хватаю одну из маек большого размера, которые использую вместо пижамы, и бросаю ее под дверью бывшей комнаты Мередит. Из-под нее просачивается пар, доносится запах горячей воды. Торопливо спустившись по лестнице, возвращаюсь в кабинет и залпом приканчиваю свой бренди.

Я прихожу в себя, когда слышу, как по лестнице бегом спускается Динни. Коридор первого этажа погружен в полумрак. Увидев меня, Динни резко останавливается:

— Эрика! Не пугай меня. — Его голос звучит устало. Запустив руку в волосы, он расчесывает их пятерней. С кончиков волос капает вода, моя футболка с изображением «Роллинг Стоунз» намокает на его плечах.

— Да, тем хуже для сухой майки, — замечаю я.

— По-любому она суше той, что была. — Динни улыбается. — Я, конечно, снова намокну, как только выйду наружу, но все равно спасибо. Душ просто превосходный, не могу не признать.

Я почему-то не могу ему ответить, я даже не в состоянии нормально дышать. Кажется, я забыла, как это делается, забыла, что за вдохом следует выдох, потеряла представление об этом простом процессе. Динни, спустившись, стоит у подножия лестницы рядом со мной, и мне кажется, что я оказалась к нему слишком близко. Но он не трогается с места, и я тоже не двигаюсь. Он касается своих волос и мечтательно смотрит на меня. Знакомый взгляд из прошлого — я тогда сказала ему, что в пещере в холмах видела троллей. Внезапно и другие воспоминания оживают и захлестывают меня — вот он учит меня нырять и наблюдает за бесчисленными неудачными попытками, вот показывает, как сосать нектар из белых цветков глухой крапивы, срывает один и протягивает мне. Постепенно выражение его лица меняется, становится серьезным. Мне бы, кажется, испариться, исчезнуть сейчас под этим испытующим взглядом, но я не могу ни шевельнуться, ни сдвинуться с места Я слежу за каплей, которая стекает по его руке, задерживаясь на редких пупырышках гусиной кожи. Вижу, как моя собственная рука поднимается вверх, а я в этом словно бы и не участвую.

Я касаюсь того места, где остановилась капля, провожу пальцами вверх до локтя, вытираю ее холодный след. Очертания мышц, облекающих кости. Тепло его крови под кожей. Пальцы ощущают шероховатость, но я не убираю ладони с его предплечья. У меня кончилось горючее, не могу тронуться с места. Динни тоже застывает на миг, будто своим прикосновением я превратила нас обоих в камень. Мне кажется, что просторный холл, под потолком которого носится обычно гулкое эхо, сжимается вокруг нас. Потом Динни отстраняется, чуть-чуть, но этого довольно.

— Мне надо идти, — тихо говорит он. — Спасибо за… всю твою помощь сегодня ночью. Серьезно, спасибо тебе.

В его голосе сквозит удивление.

— Без проблем. Обращайся. — Я прихожу в себя, моргаю.

— Увидимся. — Он неловко улыбается на прощание и растворяется в бледном свете раннего утра.

Кэролайн даже не заметила, как вылетела навстречу, она промокла и дрожала, но не отдавала себе отчета в том, что делает. Вода попадала ей в глаза, текла по волосам и по спине хлопчатобумажного платья. Когда две лошади рысью вбежали во двор, она бросилась к ним с крыльца прямо по лужам. Отвратительное зловоние мокрых лошадей ударило ей в ноздри. Кэролайн узнала Хатча и Джо, низко надвинувших шляпы на глаза, а когда набрала полные легкие, чтобы спросить, увидела третьего всадника, который безжизненно болтался поперек седла Хатча. Шляпы на нем не было, и струи дождя стекали с золотистых волос, потемневших и слипшихся.

— Корин? — шепотом окликнула она, слегка трогая его за плечо. Его лица она не видела, ей не удавалось перехватить его взгляд.

— Где его шляпа? Он же простудится! — закричала она на Хатча и не узнала своего голоса, таким пронзительным, визгливым он вдруг стал.

— Миссис Мэсси, прошу, отойдите в сторонку. Нам нужно снять его и внести в дом. Скорее! — сурово произнес Хатч, пытаясь обогнуть ее на лошади.