Впервые за все годы, проведенные в пустыне, Джорджия провела бессонную ночь, сидя в полной темноте и содрогаясь от охватившего ее страха и отчаяния.

5

Джорджия легла спать лишь под утро. Все очарование пустыни — яркие звезды, звенящая тишина и полное одиночество — на этот раз не подействовало на нее умиротворяюще. Когда после долгих часов сидения под скалой она наконец открыла палатку, звук расстегиваемой молнии заставил ее нервно содрогнуться. Как и в прошлую ночь, Конрад лежал, повернувшись к ней спиной, только на этот раз он не был по пояс голым, а, напротив, целиком укрылся в спальном мешке, из которого торчала только лишь его черная голова. Она почувствовала, что он не спит, но позвать его не решилась.

Раздевшись, Джорджия подвинула спальный мешок к самой стенке палатки, залезла в него и, зарыв голову в служившую ей подушкой шерстяную кофту, прислушалась. Стояла полная тишина. В какое-то мгновение ей показалось, что Конрад не дышит. Охваченная паникой, Джорджия окликнула его:

— Конрад, с тобой все в порядке?

— Спи, — раздалось в ответ.

Он снова одернул ее, как маленького избалованного ребенка.

— Я не услышала твоего дыхания и подумала, не случилось ли чего…

— Я предлагал перемирие. Ты отвергла мое предложение, так не пытайся мириться теперь, когда мы в постели.

Слова Конрада глубоко ранили самолюбие Джорджии. Она действительно не хотела мириться, но как он смеет позволять себе намекать на то, что она якобы хочет соблазнить его? За кого он ее принимает? Чувствуя себя оскорбленной, Джорджия зарылась с головой в спальный мешок и тихо заплакала.

Еще вчера она промывала ему рану и он, интуитивно почувствовав ее состояние, ласково обнимал и успокаивал ее. Она могла поклясться, что в тот момент он испытывал к ней искреннюю нежность. Сейчас же от него исходит одно лишь холодное отчуждение и даже враждебность. От этих мыслей слезы хлынули неудержимым потоком из ее глаз. Зачем она позволила Конраду занять такое место в ее жизни, как она могла стать такой уязвимой ко всему, что он делает или говорит? Как она допустила, чтобы он нарушил ее уединение и покой?

Последние два дня я только и делаю, что задаю сама себе вопросы, с горечью подумала Джорджия. Утешайся тем, что завтра мы расстанемся и он навсегда уйдет из твоей жизни. Уйдет так же внезапно, как и появился.

Но до завтра еще так далеко…

Заснула Джорджия лишь под утро тревожным и непродолжительным сном. Ей снились кошмары. Какая-то незнакомая ей женщина по имени Амелия гналась за ней по бесконечно длинным коридорам, размахивая огромным ножом для разделки говяжьих туш. И все это время Конрад вместе с Эйдом и Россером как ни в чем не бывало стояли в сторонке, потягивали пиво и усмехались.

Убегающая от погони Джорджия чуть было не упала в лестничный пролет, но, к счастью, в этот момент проснулась, задыхаясь от охватившего ее смертельного ужаса.

— Господи, что с тобой?

— Ты даже не пытался помочь мне, — в гневе обрушилась она на ничего не понимающего Конрада. — Эта женщина чуть меня не убила, а ты стоял и самодовольно ухмылялся.

— Но это же был только сон, — удивился ее реакции Конрад.

Хорошо хоть, что он не был эротическим, хотя мы спали бок о бок в одной палатке, начиная успокаиваться, подумала Джорджия.

— Я хочу встать. Отвернись, пожалуйста, — потребовала она.

За ночь погода круто изменилась. Все небо заволокли зловещие тучи, дул сильный ветер. Дрожа от холода, Джорджия отправилась за водой. Она уже заканчивала приготовление завтрака, когда из палатки неуклюже выбрался Конрад. Помешивая сдобренную изюмом и сушеными абрикосами кашу, Джорджия наблюдала за тем, как он, неловко прихрамывая, проковылял за скалу и обратно.

Господи! Он же с трудом передвигается, огорченно подумала Джорджия, и ей стало его ужасно жалко.

— Завтрак готов, — позвала она, выключая плитку и снимая с нее турку с кофе.

Конрад подошел и остановился, тяжело дыша и опираясь о каменную стену. Джорджия наложила ему полную миску ароматной каши, добавив в нее сухих сливок и две ложки сахара, потому что, как она уже выяснила, он любил сладкое. Приняв с благодарностью миску, Конрад тяжело опустился на ближайший камень.

— Спасибо, Джорджия.

Молча кивнув, Джорджия начала с излишним усердием мешать свою кашу, стараясь не встретиться с ним взглядом.

— Как далеко отсюда стоит твоя машина? — прерывая затянувшееся молчание, спросил Конрад.

— Примерно в четырех милях.

— И какая туда дорога?

— Примерно такая же, какую мы прошли в первый день. Нелегкая.

— Ничего, я справлюсь, — заверил ее Конрад, ставя миску на землю. — Правда, не сегодня. Идти четыре мили, повиснув на тебе, это уж слишком.

— Я вовсе не возражаю против этого, — упавшим голосом отозвалась Джорджия, взглянув на его похудевшее лицо. При мысли о том, что придется пробыть еще целые сутки наедине с этим мужчиной, ей стало не по себе.

— Зато я возражаю, — отозвался Конрад.

— По мне, так было бы гораздо лучше уйти отсюда сегодня, — сдерживая нарастающее волнение, сказала она.

— Наши желания полностью совпадают, просто я достаточно зрелый человек и знаю свои возможности.

— Неужели я такая отвратительная, что тебе не терпится поскорее избавиться от меня, — не справившись с охватившими ее чувствами, всхлипнула Джорджия.

— Джорджия! О чем ты? — Конрад изумленно взглянул на нее. — Я так хочу тебя как женщину, что для меня находиться рядом с тобой — это утонченная пытка. Всю ночь я не сомкнул глаз, и сейчас больше всего мне хотелось бы схватить тебя в охапку и, как это делали пещерные люди, с которыми ты меня сравнивала, утащить в палатку. Никогда я не испытывал ничего подобного. Ты первая женщина, которая забрала надо мной такую власть. Знаю, что далеко не всегда веду себя достаточно деликатно, — грустно улыбнувшись, продолжал он. — Нередко я сильно напоминаю сам себе лося, каким тот бывает в брачный период. Извини меня за это. Но ты не волнуйся. Обещаю, что пальцем тебя не трону.

— Хочешь еще каши? — предложила Джорджия, удивленная тоном, каким был произнесен этот страстный монолог.

— Это все, что ты можешь мне предложить?

Что ему ответить? Джорджия в волнении так сжала ложку, что пальцы у нее побелели.

— Конрад, кто такая Амелия?

— Я упоминал в бреду ее имя?

Она молча кивнула.

— Какая-то Амелия сегодня ночью гналась за мной во сне с ножом мясника в руке, — смущенно пояснила Джорджия.

— Кажется, я все-таки не совсем тебе безразличен.

— А ты не знал? — вздохнула она.

— Вчера ты почти убедила меня в этом. Ладно, давай еще каши.

Прикусив от досады нижнюю губу и нахмурив бровь, она положила в его миску несколько ложек каши и передала ему молоко и сироп.

— Никогда еще я не испытывала того, что испытала в эти последние два дня. Ощущения настолько новые и непривычные, что мне просто не с чем сравнивать. Я думала, что знаю себя, а оказалось, что нет. Если ты лось, то я новорожденный лосенок, неуклюже скачущий взад-вперед, не зная толком, чего он хочет, — с горечью заметила Джорджия.

— О нет. Совсем напротив. Ты очень грациозна, и это как раз то, что мне в тебе так нравится, — с неожиданной горячностью возразил Конрад.

— Я не знаю даже, сколько тебе лет, — чуть не подавившись от смущения кашей и покраснев, сказала Джорджия.

— Тридцать пять. Кстати, Амелия — это монашка.

— Монашка?! — От удивления Джорджия выронила ложку.

— Сестра Амелия — маленькая женщина с прекрасными золотисто-карими глазами, добрейшим сердцем и неисчерпаемой энергией. Она руководила небольшим приютом в Уайт-Плейне, городке неподалеку от Нью-Йорка. Мои родители ирландцы. Я был совсем еще ребенком, когда они погибли в железнодорожной катастрофе. Не спеши меня жалеть. Монашки оказались замечательными людьми, и, несмотря на то что я всегда испытывал благоговейный страх перед игуменьей, я могу похвастаться счастливым детством.