«Здорово теперь Серега помучается, когда блесенку придется вытаскивать», – была первая мысль, пришедшая Игорю. Потом он вспомнил о Борисыче. Тот стоял по грудь в воде, держась руками за шею, кашляя и отплевываясь. Игорь протянул ему руку, чтобы помочь добраться до берега, но Клюев молча отобрал у него пистолет и пошел сам, хотя и не без труда.

Игорь побрел за ним, глядя на Сергея, за поясом у которого все еще был пистолет, и на Конобеева. Подматывая леску, тренер медленно приближался к забагренному, словно рыба, человеку. Все понимали, что есть только один шанс для освобождения – воспользоваться пистолетом. Но, видимо, Зотову было так больно, что думал он лишь о том, как бы не сделать лишнее движение.

Клюев первый подошел к пленнику, целясь ему в грудь, в любую секунду готовый выстрелить.

– Ты из этого ствола Подобросветова убил, сволочь? – спросил он, выхватив торчащий у того за поясом пистолет.

Зотов промолчал. Наверное, говорить ему было больнее всего, потому что один из крючков тройника через угол рта торчал из губы, а второй проткнул щеку. Вся нижняя часть лица была в крови.

С криком «За Петю Петича!» Клюев зло врезал ногой Зотову в пах. Тот со стоном схватился за низ живота и рухнул на колени. Не дав опомниться, Клюев защелкнул ему на запястьях наручники.

– Немедленно прекратите избиение! – закричал Конобеев, подбегая. Но Клюев и не собирался больше его трогать.

– За что ты убивал всех? – спросил Игорь. Но Зотов молчал и только с ненавистью глядел на них и на своего тренера, который, достав из кармана маникюрные ножницы, перерезал леску у его рта. Длинная блесна повисла, чуть раскачиваясь, и тут же ее серебристые бока стали красными от крови.

Игорь вспомнил одну фотографию, на которой точно такая же блесна торчала из пасти щуки.

– А ведь если бы не Виктор Алексеевич, ты бы и нас угрохал, правда? – снова спросил он Зотова.

– А ты думал! – ответил вместо него Клюев. – Он же садист: прежде чем в Петра выстрелить, глаз ему выбил!

– И сделал он это вот чем. – Игорь поднял испачканный глиной шарик. – А вы, Виктор Алексеевич, говорили, что на речку приезжают только рыбу ловить. Консервативно все же мыслите.

Конобеев почесал лоб, но так и не нашел что ответить.

– У-м-м… – промычал вдруг Зотов и указал скованными руками на воду.

Все обернулись и увидели поразительную, хотя и знакомую рыбакам картину: из воды на полметра выскочила щука, бешено мотая головой с разинутой красно – белой пастью! Делая так называемую «свечку», она пыталась освободиться от блесны. Но появившийся на берегу Геша Палач применил известный контрприем – быстро опустил кончик спиннинга, дав леске провиснуть, чем лишил рыбу возможности сойти. Теперь можно было не сомневаться, что щука окажется у него на кукане.

И тут Игорь, Клюев и Конобеев наконец-то услышали, как Зотов, ядовито пришепетывая, сказал:

– Эх вы, спиннингистики, не видать вам сегодня чемпионства…

Лишь верхушки маленьких елочек не были облеплены снегом. Темно-зелеными, почти черными вертикальными черточками они выделялись на фоне сугробистой поляны. Аккуратные следы лисицы уводили к стене густого непролазного леса, обступившего поляну. Почти в самом ее центре на согнувшейся ветке одинокой старой березы сидела крупная серо-бурая птица…

«Не поймешь, то ли глухарь, то ли тетерев», – подумал Семин, утирая простыней пот со лба. Взяв со столика наполненную пивом кружку, он чокнулся с бывшим сокурсником по институту, теперь хозяином сауны «Синий иней» Андреем Кулаковым и, сделав три больших глотка, с блаженством откинулся на спинку кожаного кресла.

– Слушай, Кулак, кому это в голову пришло все стены зимними пейзажами размалевать? Это все-таки сауна, а не кафе-мороженое.

– Моя идея, – усмехнулся тот. – Я бы даже сказал идеища.

– Соригинальничать хотел?

– Не столько соригинальничать, сколько произвести эффект контраста.

– То есть вокруг типа зима, а ты голый?

– Во-во. – Он подошел к холодильнику, разрисованному голубыми снежинками, и достал бутылку «Сибирской». – Понимаешь, Жора, он же Гора, по-моему, если человек вспотевший и разомлевший будет любоваться какими-нибудь летними пейзажиками, его не скоро потянет обратно в парилку. А здесь, – он обвел рукой комнату, – как бы зимой на улице, на морозе себя чувствуешь и больше десяти минут не засиживаешься. Бежишь греться. Да и на водочку волей-неволей тянет, когда вокруг одни сугробы. Пятьдесят граммов примешь?

– Придется для сугреву, – поежился Семин, – а то после твоих слов и в самом деле мурашки по коже побежали. Только давай уж все сто пятьдесят.

– Ну вот, видишь, эффект контраста! На-ка сверни ей головенку. – Кулаков отдал гостю бутылку, а сам, щелкнув тумблером селектора, приказал:

– Вакула! Рюмку, стакан и легкую закусь! Шесть секунд!

Не успел он усесться в кресло напротив Семина, как дверь открылась, и закутанный в простыню, улыбающийся краснощекий парень внес в кабинет поднос.

– Где халат, кузнец Вакула? – спросил Кулаков строго, когда парень переставил с подноса на стол тарелку с бутербродами и посуду для питья.

– Сейчас надену, шеф, сейчас надену, – залепетал тот, отступая к двери.

– Не сейчас, а сейчас же!

– Почему ты его кузнецом Вакулой зовешь? – спросил Семин, когда дверь за парнем закрылась.

– Фамилия у него, у раздолбая, Кузнецов, вот потому и Вакула. – Шеф был заметно раздосадован. – Я ему на заказ халат под Деда Мороза пошил, чтобы имидж сауны блюсти, а этот колхозник весь расклад нарушает.

– А что ж не выгонишь? – спросил Семин, разливая водку: себе почти полный стакан, ему – рюмку с верхом.

– Давно бы выгнал, да он дружка моего племянник. Ладно, пьем…

Единственным местом в сауне, где стен не коснулась искусная кисть маляра, была парилка. Сидя на верхней полке и наклонив голову, Кулаков считал капли пота, падающие с разгоряченного лица на сухой деревянный пол. Сто пять, сто шесть, сто семь… Должно было упасть триста капель. Тогда он выскочит из парилки и нырнет в холодную воду бассейна.

Жора выбежал давно – температура в парилке была сумасшедшая. К тому же выпитая водка тоже давала свой эффект.

Похоже, план, родившийся у Кулакова неделю назад, может осуществиться. Весь день Георгий Семин плакался, как ему все обрыдло и как бы он хотел послать все к чертям собачьим. Год назад Семин женился на Инессе Вабичевич, дочке Станислава Азаровича Вабичевича – Большого Стаса, как все его называли. Женился, конечно же, на деньгах тестя, владельца трех ресторанов в Подмосковье. Деньги появились, появилась машина с шофером и многие другие блага, но появилась и железная рука Большого Стаса, и его всевидящее око…

Семин любил выпить, любил поиграть в бильярд, расписать пульчонку, на все это тесть закрывал глаза и частенько сам составлял ему компанию. Не разрешал он зятю одного – изменять жене. Инесса вот уже второй месяц лежала в одном из московских родильных домов на сохранении, и Вабичевич обещал любимой дочурке «присмотреть за ее Жориком». Водитель, что возил Семина на новенькой «Ниве», за ним присматривал и о каждом его шаге докладывал хозяину.

Каким-то уж особым ловеласом Семин не был. «Лучше водочки стакан, чем таскаться по бабам», – говорил он. Но оскорбительным присмотром за собой тяготился и, наверное, давно бы «пошел с цербером-тестем в контры», если бы тот не объявил, что в ознаменование рождения внука отдаст ему в личное пользование один из своих ресторанов. Семину пришлось смириться и терпеть, но терпению, похоже, приходил конец.

У Кулакова с Большим Стасом были свои проблемы. Прошлым летом по приглашению Семина он приехал на пикник, на Адуевское озеро. Шашлык, водка, купание… Место было замечательное: вокруг лес, вода теплая, чистая, на противоположном берегу какие-то пацаны с удочками одну за другой таскали серебристых рыбешек… И оказалось, что вся земля вокруг этого озера скуплена под застройку Большим Стасом. Причем скуплена давно, однако никаким строительством и не пахло.