— Выглядит ничего, а?

— Блестит, как новенькая.

— Натер ее вчера воском. Ну, проходи.

На стенах безукоризненно стерильного Слободанова дома не висело ни одной картины, а в комнатах стояли лишь самые необходимые предметы мебели — абсолютный минимум. Повсюду держался стойкий запах освежителя воздуха, как будто кто-то периодически поднимался и спускался по лестнице с баллончиком аэрозоля, разбрызгивая по углам струи «Лесной поляны» или «Лавандового луга». Над камином в гостиной висело единственное в доме украшение — огромное распятие с корчащимся в муках, окровавленным Христом в четверть человеческого роста. Был включен телевизор: с банкой пива в руке смотрел дневные новости Фил Бизли, бывший муж Дравы и партнер Слободана по «Мини-такси и Международным перевозкам, Би-энд-Би».

— Здравствуй, Майло, — поздоровался Фил, — самый главный мужик.

— Привет, Фил.

— Что будешь пить, Майло? — Слободан стоял рядом с тележкой на колесиках, ломившейся от выпивки: он гордился тем, что может предложить сразу пятьдесят видов напитков. Лоример отказался; Фил снова взял пива, а Слободан налил себе кампари с содовой. Фил наклонился вперед, к телевизору, и убрал звук. Это был маленький, худой человек — болезненная худоба, подумал Лоример, — со впалыми щеками и костлявыми узкими бедрами. Он красил свои волосы под блондина и носил в ухе серьгу. Он был голубоглаз, страдал легким астигматизмом и держался с нарочитым мальчишеским весельем, которое казалось абсолютно наигранным. На первый взгляд Фил Бизли производил впечатление подозрительной личности, и впоследствии впечатление это только усиливалось. Лоример, например, всерьез полагал, что Бизли женился на Драве только из-за благозвучных «автомобильных» ассоциаций, которые вызывало ее имя[15], — и догадка эта подтвердилась позже, когда давали имя маленькой Мерседес.

— Приятно тебя видеть, — сказал Фил Бизли, вновь заняв свое место. — Давно не заходил. Выглядишь потрясно — да, Лобби?

— Да, Фил, заправский щеголь.

— Настоящий красавчик. Вижу, жизнь тебя балует — никаких забот, — продолжал Бизли.

Лоример ощутил, как накатывается усталость, одновременно чувствуя, как тяжелеет чековая книжка во внутреннем нагрудном кармане, словно легкие бумажки вдруг налились свинцом.

В ходе разговора выяснилось, что проблемы с денежным оборотом, возникшие у «Би-энд-Би», — незначительные и временные, так горячо заверяли Слободан с Филом. Просто один ценный и важный покупатель обанкротился, оставив неоплаченными счета за четыре месяца. Этот ценный и важный покупатель оказался поганым вонючим ублюдком, гнусным мудилой, потому что сам отлично знал, что скоро будет плавать кверху брюхом, а продолжал заказывать машины, будто они «быстро выходят из моды». Машины сюда, машины туда, машины для доставки грузов в Бристоль и Бирмингем, машины для подвоза туда-обратно, для того, чтобы они часами торчали впустую, поджидая его около пабов и ночных клубов. Фил говорил, что хотел было перебить кувалдой коленные чашечки этому ценному и важному покупателю или пробить ему спину промышленным степлером, да вот Лобби отсоветовал. Сейчас они набирали новых водителей. Чтобы преодолеть финансовый кризис — пусть временный и возникший не по их вине, — им требовалось вливание капитала.

— Все по-честному, Майло, без поблажек. Я вот что предлагаю — давай я тебе продам свою «кортину».

— За сколько?

— За три куска.

— У меня уже есть машина, — ответил Лоример. — Что я буду делать с твоей «кортиной»? Тебе она нужнее.

— У меня есть новенький мотор — «ситроен». А «кортина» — это уже классика, Майло. Смотри на это как на вложение денег.

На экране телевизора появились немые изображения горящей африканской деревни. Солдаты-мальчишки размахивали перед камерой автоматами Калашникова.

Лоример потянулся за чековой книжкой.

— Трех тысяч достаточно?

Фил и Слободан переглянулись, будто говоря: «Черт, надо было больше просить!»

— А наличными не можешь — а, Майло?

— Не могу.

— А что, Фил, будут сложности?

— М-м. Да нет. Не выпишешь на имя моего отца? Энтони Бизли. Отлично. Потрясно, Майло, ты просто ас.

— Брильянт, — поддакнул Слободан. — Алмазный шейх.

Лоример протянул чек и сказал, стараясь, чтобы его голос не звучал смиренно:

— Вернете, когда сможете. Машину оставьте для фирмы. Найдите нового шофера, используйте ее, пусть работает на вас.

— Блестящая идея, Майло. Отлично придумано — правда, Фил?

— Вот почему, Лобби, он — настоящий джентльмен, а мы — мудилы несчастные. Отличная идея, Майло.

Он ехал на восток — Нью-Кингз-роуд, Олд-Черч-стрит, по набережной, вдоль вялой, безжизненной реки, впавшей в спячку между грязными берегами, мимо мостов Альберт, Челси, Воксхолл, Ламбет, — потом к Парламент-сквер со знаменитым дворцом, перегруженным архитектурными деталями и лепниной (главный объект неиссякающих желчных нападок Марлоба), и понемногу в его сознание закрадывалась одна немилосердная мысль: а откуда Слободан прознал, что он собирается сегодня заехать, и даже ухитрился подстроить встречу с Филом Бизли? Ответ: когда он, Лоример, позвонил матери, та сказала, что отцу плохо, и он незамедлительно приехал. Но отец выглядел так же, как всегда, или, по крайней мере, почти так же, несмотря на все эти громкие диагнозы относительно состояния его кишечника. А вся эта катавасия с бутербродами — мать и бабушка практически вытолкали его с кухни… Похоже было на то, что его обложили, обложили собственные родственники ради трех «кусков» — чтобы вытащить Лобби Блока из очередной передряги.