— «Не место здесь для христиан», мне так еще их кухарка говорила. Слышите, мистер? Эта кухарка там в обморок упала, грохнулась, когда увидела белое лицо на лестнице, да и чего удивляться! Там же умерла миссис Мередит, вот ее жалко!

— Так ты берешь «Садовода-любителя»? Или не берешь? — решительно спросил Харди, все еще усмехаясь.

— Беру, хоть мне не слишком-то нужны эти любительские газетенки, — посчитал нужным объяснить мне садовник. — Вот тебе два пенса и прощай! А вы, мистер, не будьте так уверены. — С этими словами старик вышел из лавки.

— Ну что может поделать капитан с такими людьми, я вас спрашиваю? — обратился ко мне Харди.

— От таких историй хорошего ждать нечего! — ответил я довольно уныло, но моя точка зрения его не интересовала.

— Бедный капитан, — продолжал он. — Все нынче для него изменилось. Когда он жил здесь с дочкой, было чем гордиться. Имели все самое лучшее. Я, помню, выписывал ему табак из Лондона. Теперь обходится простым.

При мысли о таком падении старик, казалось, готов был зарыдать.

— Ну что ж, — заметил я, — наверно, вы правы насчет Паркинсонов и их вымыслов; будем, во всяком случае, на это надеяться.

Я оставил распоряжение насчет газет и направился к причалу.

Кухарка Паркинсонов с ее обмороками произвела на меня не больше впечатления, чем намеки миссис Роббинс, но и удовольствия не доставила. Когда-нибудь мы захотим сдать «Утес» на лето и отправиться в Ирландию или за границу; а из-за этих легенд арендная плата снизится. С другой стороны, подобные разговоры привели и к снижению цены для нас. И может быть, нам следует благодарить этих сплетников. Во всяком случае, Лиззи пока не пугается, а Памеле ничего не мерещится… Странно, но сестра почему-то ни разу не обмолвилась об этих историях. И что за разговоры о смерти миссис Мередит? Господи, да если несчастный старый капитан верит в эти слухи, тогда понятно отчего он так неохотно продавал дом.

Возле кафе громко переговаривались туристы На небольшой, вымощенной камнем базарной площади какой-то художник расставил мольберт и делал ничем не примечательные наброски с покосившихся домиков, пристани и лодок.

На маленькой площади все были заняты каждый своим делом, резко пахло чем-то соленым, слышались громкие возгласы. Внизу виднелось несколько очень старых домов. Цепями на столбиках площадь была отделена от порта и пристани, где выстроились мелкие суденышки всех видов. Воспользовавшись жарким днем, рыбаки растянули сети на просушку, и женщины из соседних домов принялись их чинить. До меня доносились громкие шутки, сливавшиеся в общий гул. Проходя мимо собравшихся, я ловил на себе любопытные взгляды, но тут же со мной поспешно раскланивались. Интересно, не захочет ли Макс Хиллард написать эту площадь? Было бы здорово заполучить сюда Макса. Конечно, в порту можно было слоняться часами, но день стоял жаркий, торопиться потом не хотелось, к тому же мне предстоял крутой подъем.

Подниматься пришлось по камням, и я обрадовался когда вышел на вересковую поляну, где гулял ветер, а добравшись до фермы, с удовольствием принял приглашение «зайти и отведать пахты в холодке».

Миссис Джессеп, маленькая, в морщинках, которых и столетней старушке было бы многовато, но подвижная и быстрая, как молодая женщина, внимательно посматривая на меня своими темными глазами, сновала между гостиной и кладовкой и упаковывала все, за чем я пришел Возрождение «Утеса» было настоящим событием для фермы, началом новой эры, и миссис Джессеп хотелось поговорить.

— Как хорошо снова иметь соседей, — с чувством сказала она, — да еще такую добрую, деликатную леди, как мисс Фицджералд. Расплачивается со мной регулярно каждую субботу, всегда вспомнит про каждую пинту, о которой я, бывает, и забуду. Не то что эти Паркинсоны, они позволяли своим огромным псам гонять овец и ни пенни не платили за наших овечек, когда те с перепугу падали со скалы. Может, оно и не по-христиански, но я благословляла тот день и час когда они уехали из «Утеса». А теперь молю Бога чтобы вы и мисс Фицджералд жили тут спокойно.

— Спасибо вам, уверен что так и будет.

— Иначе и быть не должно. Чего ради кому-то вздумается пугать вашу сестру — милую славную леди? Уж конечно, не той доброй душе, которая отлетела.

— Вы имеете в виду дочь капитана?

— Ну да. Его единственное дитя — Мери Мередит. Она бы даже своему заклятому врагу зла не сделала. Пожертвовала собой, спасая эту дикую кошку, эту Кармел, все так считают.

Вот как я впервые услышал про Кармел. Удивительно, что ни Памела, ни Лиззи ни разу не упомянули об этой местной легенде. Ну что ж, видно, я напал на прекрасный источник информации; миссис Джессеп до смерти хотелось тут же изложить мне всю историю.

— А кто это Кармел? — спросил я.

— Кто? Один Бог ведает. Говорили, она позировала художнику, мужу миссис Мередит. Они привезли ее из какой-то чужой страны. Будто бы она была чем-то вроде горничной при миссис Мередит, только странная это была горничная, скажу я вам, вела себя как цыганка. Нарядится, бывало, в шали да ленты и пляшет на лужайке, а то вдруг что-то на нее найдет, начинает рыдать, сыпать проклятиями на своем языке и угрожает что бросится со скалы.

— Так и случилось?

Миссис Джессеп задумчиво посмотрела на меня ей ужасно хотелось продолжить рассказ, но она сомневалась, не скажет ли чего лишнего. Она снова удалилась в кладовку и вернулась, неся на тарелке масло Стоя у стола и придавая маслу форму деревянными лопаточками, она наконец ответила мне.

— Ни одна живая душа не знает, что там случилось, мистер Фицджералд, и никогда не узнает. Если только, — она понизила голос и не отрывала глаз от работы, — если только сиделка их не знает больше чем говорит.

Чтобы выслушать всю историю до конца, мне следовало не забывать вовремя подавать реплики.

— А что говорит сиделка?

— Она говорит что видела их там на краю скалы Кармел бежала впереди, а миссис Мередит за ней. Уже темная ночь наступила и с юго-запада шел шторм. И как будто порыв ветра подхватил Кармел и бросил ее на дерево. Мисс Холлоуэй говорит, что видела, как Кармел в черном платье цеплялась за ветку. А миссис Мередит не смогла остановиться на склоне, там очень круто; она бросилась в сторону, схватилась было за дерево, но упала и полетела вниз. Так рассказывает мисс Холлоуэй, только я считаю, что она может рассказать больше.

— Значит, миссис Мередит погибла?

— А вы этого не знали? — В темных глазах стояло удивление, она покачала головой. — Сломала себе спину, бедная леди; а на ее красивом лице даже царапины не было, только синяк, так рассказывали. Синяк сбоку на голове.

— Какая ужасная трагедия!

— Ее отцу это разбило сердце.

— А девушка, которую она хотела спасти, эта Кармел? Она осталась невредимой?

— Да, но ненадолго; через неделю умерла у себя в постели в «Утесе». А в ту ночь, в бурю, убежала неизвестно куда. Через два дня ее нашел мой дядя Джекоб, больную, в бреду, она оказалась в хлеву у Хартли. Старая миссис Хартли побоялась взять ее в дом, так что ее положили на повозку и отвезли в «Утес». И она умерла на руках у мисс Холлоуэй.

— А Мередит? Что стало с ним?

— С ним? — То, как миссис Джессеп ударила лопаточкой по маслу, было красноречивее всяких слов. — У этого человека не было сердца, так что и разбиваться было нечему! Закончил свою картину и уехал за границу. Года три мы его не видели и ничего о нем не слышали, а потом пришло известие, что он где-то утонул в море. В Биддлкоуме по нему не пролилось ни слезинки.

Она уложила продукты в корзину и, хотя заставила меня дожидаться их, сказала, что Чарли придет к нам после обеда и все принесет.

— Дайте мне, пожалуйста, шесть яиц, они нужны к ленчу, — попросил я. — Ну а что касается этой грустной истории, о которой вы рассказали, выходит, с того времени прошло лет пятнадцать, но за такими уединенными местами дурная слава держится долго.

— Ох, да! Долго! — ответила она, и ее голос прозвучал как-то зловеще и мрачно. Он вынула из корзины яйца и положила их в бумажный пакет. — Ну ничего, — заключила она со вздохом. — Миссис Флинн говорит, в доме теперь все тихо-спокойно. Она добрая душа. Нам с Чарли повезло, что она тут поблизости поселилась. До свидания, сэр, и надеюсь, все у вас будет хорошо.