Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A
* * *

Окруженный приятелями и, главное, кузинами, отрок Лермонтов играл, читал, влюблялся, сочинял и постепенно достигал того возраста, когда следовало уже позаботиться о каком-то регулярном его образовании. Бабушка начала подыскивать для внука подходящее учебное заведение.

Глава четвертая

Москва

Перед поступлением в Пансион

В конце лета 1827 года Лермонтов с Е. А. Арсеньевой переехал в Москву. Было решено продолжать воспитание будущего поэта в университетском благородном пансионе. Бабушка наняла квартиру на Поварской. В Москве Лермонтов часто бывал в доме дальнего родственника П. А. Мещеринова (в Пушкарском переулке на Сретенке) и подружился с его сыновьями — Владимиром, Афанасием и Петром. Владимир и Петр проявляли склонность к литературе. Впоследствии Владимир учился в пансионе в одном классе с Лермонтовым. Дом Мещериновых был интересным, там имелась большая библиотека и ценная коллекция картин. Супруга Петра Афанасьевича Елизавета Петровна, по словам художника М. Е. Меликова, — «образованнейшая женщина того времени» — имея детей «в соответственном возрасте с Мишей Лермонтовым…», рекомендовала Лермонтову в качестве учителя и наставника Алексея Зиновьевича Зиновьева, который должен был подготовить Мишеля к поступлению в пансион.

Алексей Зиновьевич Зиновьев (1801–1884) в те годы являлся надзирателем и преподавателем русского и латинского языков в Пансионе. Он «пользовался репутацией отличного педагога», и родители охотно доверяли ему воспитание своих отпрысков. Лермонтов усердно занимался с приглашенными на дом учителями (Зиновьев привлекал и других педагогов). Впоследствии (с сентября 1828 года по апрель 1830 года) именно Зиновьев руководил учением Лермонтова. «По прекрасному обычаю пансиона, — рассказывал Д. Д. Языков, — каждый воспитанник отдавался под заботливый присмотр одного из наставников, считался его «клиентом»; будущий поэт… сделался «клиентом» Зиновьева и оставался под его надзором во все пребывание в пансионе».

Осенью того же 1827 года Лермонтов пишет из Москвы письмо своей двоюродной тетке, матери друга детских игр Акима Шан-Гирея, Марии Акимовне Шан-Гирей:

«…я в русской грамматике учу синтаксис и… мне дают сочинять…; в географии я учу математическую; по небесному глобусу градусы планеты, ход их и пр….; прежнее учение истории мне очень помогло. — Заставьте, пожалуйста, Екима рисовать контуры, мой учитель говорит, что я еще буду их рисовать с полгода, но я лучше стал рисовать, однако ж мне запрещено рисовать свое… Я был в театре, где я видел оперу «Невидимку», ту самую, что я видел в Москве 8 лет назад; мы сами делаем театр, который довольно хорошо выходит, и будут восковые фигуры играть (сделайте милость, пришлите мои воски)».

О своих трудах, досугах и впечатлениях Лермонтов пишет почти домой — Мария Акимовна, выросшая в кавказском имении «Земной рай», в 1825 году, по совету Елизаветы Алексеевны Арсеньевой, переехала в Пензенскую губернию и приобрела деревню Апалиху совсем недалеко от Тархан. Лермонтов рассказывает «тетеньке» о занятиях с Зиновьевым — грамматикой, о домашних уроках рисования, которые давал ему художник Александр Степанович Солоницкий. Он успел уже побывать в театре. «Князь-Невидимка, или Личарда-Волшебник, опера в четырех действиях с большим представлением, украшенная пантомимами, военными эволюциями, сражениями и семнадцатью превращениями» (композитор К. А. Кавос на слова Лифанова), очевидно, пробудила или, точнее, возродила интерес Лермонтова к театру марионеток, которых он сам изготавливал из воска, и он просит выслать ему «воски».

Лепкой из крашеного воска Лермонтов увлекался еще в десять — одиннадцать лет. Тогда он создавал целые сцены, и восковые фигурки становились участницами разных «действ». Об этом вспоминает художник Моисей Егорович Меликов (1818 — после 1896), который познакомился с Лермонтовым в Москве в 1827 году. В своих воспоминаниях он пишет: «Помню, что, когда впервые встретился я с Мишей Лермонтовым, его занимала лепка из красного воска: он вылепил, например, охотника с собакой и сцены сражений. Кроме того, маленький Лермонтов составил театр из марионеток, в котором принимал участие и я с Мещериновыми; пьесы для этих представлений сочинял сам Лермонтов».

Эти первые драматические опыты мальчика Лермонтова не сохранились. Мы даже не знаем, были ли это импровизации или записанные тексты. Неизвестно и содержание спектаклей.

Аким Шан-Гирей тоже хорошо помнил эти забавы. Он рассказывал Висковатову, что среди кукол имелась одна, «излюбленная мальчиком-поэтом, носившая почему-то название Berquin и исполнявшая самые фантастические роли в пьесах, которые сочинял Мишель, заимствуя сюжеты или из услышанного, или прочитанного».

* * *

Лето 1828 года, перед поступлением в пансион, Лермонтов с бабушкой проводит в Тарханах. Там была написана первая поэма Лермонтова — «Черкесы», на копии которой рукой Лермонтова сделана надпись: «В Чембаре за дубом». Дубовая роща, к которой предание относит эту надпись, сохранилась до наших дней.

1828 год Лермонтов считает временем начала своей поэтической деятельности: «Когда я начал марать стихи в 1828 году [зачеркнуто: в пансионе], я как бы по инстинкту переписывал и прибирал их, они еще теперь у меня. Ныне я прочел в жизни Байрона, что он делал то же — это сходство меня поразило!» В тетрадь, переплетенную в голубой бархат (подарок мальчику Лермонтову на двенадцатом году его жизни), он переписывал понравившиеся ему стихи других поэтов: французские авторы конца XVIII века, Пушкин («Бахчисарайский фонтан»), Жуковский (перевод «Шильонскогоузника»). Некоторые выписки — например, французский перевод «Метаморфоз» Овидия, — возможно, связаны с выполнением какого-то учебного задания в ходе подготовки Лермонтова к поступлению в пансион. Но, как бы там ни было, Висковатов предлагает именно эту тетрадь считать своего рода переходным этапом: от переписывания чужого к созданию своего: «По тетрадям Лермонтова мы вполне можем проследить, как от переписки стихов он мало-помалу переходит к переработке или переложению произведений известных поэтов и затем уже к подражанию и, наконец, к оригинальным произведениям».

«Черкесы» — самая ранняя поэма Лермонтова — все же не «вполне» оригинальна. Исследователи находят в ней заимствования и переделки не только из «Кавказского пленника» Пушкина, но и из «Княгини Натальи Борисовны Долгорукой» И. И. Козлова, из сказки И. И. Дмитриева «Причудница», из «Абидосской невесты» Байрона в переводе Козлова, из элегии Жуковского «Славянка», из поэмы Парни «Иснель и Аслега» в переводе К. Н. Батюшкова, из «Освобождения Москвы» Дмитриева…

Сюжет поэмы прост: автор изобразил столкновение черкесского отряда с русским гарнизоном. Черкесский князь, нападая на русскую крепость, желает освободить своего родного брата, томящегося в плену. Однако набег отбит; князь погиб; горцы отступили.

В «Черкесах», несомненно, отразились впечатления Лермонтова от поездок на Кавказ и от рассказов о бесчисленных набегах, которые он слышал от «передовой помещицы» Хастатовой.

Исследователи произвели в юношеской поэме Лермонтова настоящие археологические раскопки. Например, Б. Эйхенбаум в работе «Лермонтов. Опыт историко-литературной оценки» (1924) считает «Черкесов» «упражнением в склеивании готовых кусков». Алла Марченко предлагает другую трактовку: Лермонтов в период создания «коллажных» поэм, переписывая и переиначивая, не заимствовал, а изучал. На примере сравнения двух фрагметов — из поэмы Дмитриева «Освобождение Москвы» и Лермонтова «Черкесы» — демонстрируется этот баланс между заимствованием и изучением, между чужим и своим. Важно не столько найти чужое в поэме Лермонтова, сколько определить, каким именно образом Лермонтов это чужое изменил.

Первое, что бросается в глаза, — Лермонтов отбрасывает архаизмы: «и се зрю», «громы внемлю». Но не только. Дмитриев, описывая рукопашную схватку, заканчивает: «И разом сильного не стало». Лермонтов меняет эпитет: «И разом храброго не стало»: в бою рискует не сильный, а храбрый. У Дмитриева:

10
{"b":"178202","o":1}