В спальне Императора находилась и вторая главная дверь, которая вела в библиотеку. Эта дверь выходила в широкий простенок, в котором имелось три выхода. Один вел собственно в библиотеку, другой, расположенный при выходе из спальни, направо, — в небольшое помещение для полковых знамён, а левый — на винтовую лестницу в нижний этаж Михайловского замка, где тоже находились апартаменты Императора. Эти выходы — в библиотеку и на первый этаж — пока заговорщики кричали и препирались в тамбуре с лейб-гусарами, были свободны. Если бы Император действительно собирался «бежать», то ему не составило бы труда воспользоваться именно данным путём, находившимся в двух шагах от кровати. Беннигсену это обстоятельство надо было как-то объяснить, и он придумал самое простое: Царь «потерял способность соображать».
Теперь ещё одна важная деталь трагической сцены убийства: история со второй, «заколоченной дверью». Пален утверждал, что он Императора одурачил искусственным нагнетанием страха: кругом опасные «якобинцы», которые рыщут ночами вокруг и около, чтобы совершить коварное нападение на Императора. Потому якобы Павел Петрович то ли за день, то ли за два до кончины повелел «заколотить дверь», ведущую в покои Императрицы. Этот «факт» подтвердил и Беннигсен. Но, как уже не раз говорилось, что подобные «свидетельства» давались людьми глубоко аморальными и полностью лживыми, то нет никаких оснований верить им на слово и в данном случае. Что же, Император ожидал «нападения» со стороны Марии Фёдоровны и её камеристок? Ведь другие же двери «заколочены» не были.
Если придерживаться взгляда, рождённого людьми вроде Панина, Палена и Беннигсена, что Император был «сумасшедшим», взгляда, который позже так легко был принят на веру такими биографами Павла Петровича, как А. Г. Брикнер, то тогда и сомнений не возникает. Ведь от «ненормального» можно ожидать любого сумасбродства. Если же опираться не на старые тенденциозные клише, а на реальные обстоятельства и аутентичные документы, никак не подтверждающие упомянутый «диагноз», то тогда все элементы растиражированной версии вызывают только недоверие.
Касательно пресловутой двери важно учитывать один психологический момент. Каждая деталь интерьера Михайловского замка внимательно обсуждалась и утверждалась лично Самодержцем. Двери, тем более главные, были важным элементом оформления помещений и варварски покуситься на красоту — «заколотить досками двери» — Император никогда бы не посмел. После убийства выяснилось, что злосчастная дверь в покои Марии Фёдоровны была всего лишь закрыта на ключ снаружи. Кем? Это уже другой вопрос, на который ответ теперь уже получить невозможно.
Вся история последних минут жизни Павла I навсегда окутана тайной. Рассказы, предложенные современникам и потомкам цареубийцами, наполнены таким количеством нелепостей и противоречий, что можно подумать, что все авторы повествований находились в бреду. Иногда просто диву можно даваться от богатства деталей и нюансов. Бытуют повествования, согласно которым у постели обречённого Монарха разгорелся настоящий «диспут», произошла какая-то «горячая дискуссия» с обличительными монологами, негодующими выкриками и чтением бумаг. Пересказывать все варианты этой «саги» нет никакого смысла. Ведь все это иначе как попыткой самооправдать убийц назвать невозможно. Правду же боялись сказать, боялись потерять свой «общественный капитал», да муки совести, возможно, одолевали. Хотя последнее предположение вряд ли возможно отнести к таким людям, как Беннигсен или братья Зубовы, у которых её, совести, никогда и не было.
В реальности всё выглядело грязно и мерзко. Ворвалась ночью в покои Миропомазанника шайка, состоявшая из опьяневших от вина и одуревших от злобы людей, прокричала какие-то слова и совершила злодеяние. Конечно же, Император был потрясен. Наверное, из его уст прозвучали и восклицания. И всё. Затем Николай Зубов, этот «тупой бык», как назвал его генерал А. Ф. Ланжерон, проломил Самодержцу череп. Это и стало причиной смерти, того самого «апоплексического удара», как установили в тот же день придворные врачи. Манифест же о воцарении Александра I, составленный загодя Д. П. Трощинским, без всяких медицинских «экспертиз» уже уверенно сообщает об «апоплексическом ударе».
Что происходило потом в спальне Императора, не поддаётся описанию. Это был какой-то сатанинский шабаш, в котором участвовали «освободители России от тирана», представители «лучших фамилий России», «благородные господа». Они измывались над телом Царя так, как не стал бы издеваться над телом жертвы никакой закоренелый каторжник, какой-нибудь «Ванька Крюк». Павла Петровича пинали, душили, избивали, волочили за волосы, били головой об пол. Ему сломали нос, шейные позвонки, ребра, выбили глаз…
Когда в комнату вернулся Беннигсен, предусмотрительно удалившийся на несколько минут «отдать приказания», то ему какой-то пьяный офицер отрапортовал: «Всё кончено!» Имя этого «верного Богу и Царю» служаки Беннигсен в своих рассказах не назвал, но зато счёл необходимым сообщить, как он был «возмущён» и якобы произнёс перед пьяными подельниками назидательную речь: «Стойте, стойте!.. Господа, мы пришли сюда, чтобы спасти Отечество, а не для того, чтобы дать волю столь низкой мести». Наверное, этот монолог хорошо бы звучал со сцены, при постановке романтической трагедии, в обрамлении бутафорских средневековых декораций. В реальности же, перед окровавленными изуродованным телом Самодержца, подобные слова, если они в действительности и прозвучали, выглядели кощунственно.
После «воспитательной» речи Беннигсена преступники стали один за другим «исчезать», и пока ещё все не разбежались, генерал приказал положить тело на кровать и позвать «художников и врачей», чтобы «привести его в порядок».
Уместно сказать, что кровать со следами крови на простынях, как и некоторые другие вещи той проклятой ночи — мундир и сапоги Императора Павла, снятые им в последний вечер, ширма, прикроватный коврик — потом Мария Фёдоровна перевезла к себе в Павловск. Личные вещи находились в моленной, где Вдовствующая Императрица проводила много часов, молясь за убитого супруга, Династию и Россию. После смерти в 1828 году Императрицы Марии кровать переместили в Гатчину, где эта мемориальная реликвия пребывала до самой революции 1917 года. При переоборудовании Михайловского замка под инженерное училище в спальне Павла I была устроена церковь, а на самом месте убийства воздвигли алтарь…
Заговорщиков, и первого среди них Палена, особо заботила одна тема; поведение членов Императорской Фамилии, и в первую очередь Императрицы Марии, Если Александр был бесхарактерным и излишне впечатлительным, мог сплоховать в последнюю минуту, но все-таки он— «свой», он «посвящёнвдело». Мария же Фёдоровна совсем другая: у нее есть и воля и ум, и она может стать опасной конкуренткой при занятии Престола. Да и прецедент был: Екатерина в 1762 году стала же правительницей при живом сыне. Поэтому, когда Павла Петровича не стало, Пален, только на минутку забежал в спальню, а затем далее — к Александру, распорядившись, чтобы немедленно перед опочивальней Марии Фёдоровны был выставлен караул. Об этом же, чуть раньше, сделал распоряжение и Беннигсен.
Фактически в ту ночь Императрица Мария Фёдоровна была арестована, хотя приказ об этом отдал не новый Император, а такие люди, как Пален и Беннигсен, никаких прав на то не имевшие. Но, с другой стороны, о каких «правах» вообще можно говорить, учитывая, что речь идёт о шайке негодяев.
Существует несколько версий того, как Марии Фёдоровне стало известно о гибели Павла Петровича и как она себя вела в первые часы после получения сокрушительного известия. Надежных документальных свидетельств тут мало, и некоторые возникли через многие годы после события. Великий князь Николай Михайлович, со ссылкой на признания Беннигсена, написал, что «после кончины мужа и первого порыва отчаяния Мария Фёдоровна явно хотела взять бразды правления». Однако ни сам Николай Михайлович, ни другие историки это самое «явное» доказательствами подтвердить и не смогли.
