вздохнул.

Захаров был уже не молод, прошел несколько войн. Столько таких Ставницких погибло

на его глазах!..

— Далее. Тягач трогается с места, — продолжал Захаров все тем же ровным тоном, — и

наш подбитый танк на виду у немцев трогается с места. Он движется по «пятачку», затем

через Неву и попадает на правый берег. Там его подхватывают другие тягачи и прячут в

рощу, где маскируют среди остальных танков. Вопросы есть?

Вопросов не было.

К концу года удалось эвакуировать девять подбитых танков.

23 февраля 1942 года, берег Невы

В «ленинской комнате» было тепло, даже жарко, и стоял густой запах распаренной хвои:

пить хвойный отвар — приказ фельдшера, обсуждению не подлежит.

Майор Колибердин, комиссар батальона, улыбался, глядя на сержанта Семенова:

— Ну, расскажи, расскажи товарищам, Николай, как вы немцев подбитым танком

шуганули.

— Да я уж рассказывал, товарищ комиссар, — Семенов смутился.

— Ты мне расскажи, я ведь не слышал, только так — окольные разговоры, — настаивал

комиссар.

— Ну, сидели мы в танке КВ у рощи Фигурная, до немецких окопов — метров двадцать,

— начал Семенов. — Со мной вон, младший сержант Еропкин был. А тут — пурга

разошлась! Немцы в снегу спрятались и подползли прямо к танку. Гранатами поджечь его

попытались.

— Как же вы уцелели-то? — спросил комиссар, посмеиваясь.

— Так они не нас, они танк пытались поджечь, товарищ комиссар, а танк этот раньше уже

горел, и все, что в нем могло сгореть, — оно уже сгорело. А мы с Еропкиным затихли и

сидим, как мыши. Фрицы обнаглели, подошли вплотную, кричат: «Иван, капут, Иван,

капут!» Мы — ни звука. Они уже в двух шагах, ну тут я и открыл огонь из пулемета, а

Еропкин через люк башни закидал их гранатами. Так что еще вопрос, кому там был

капут...

— Как же вы танк-то эвакуировали?

— Да так… Наши пехотинцы услышали стрельбу и тоже открыли огонь, чтобы нас

прикрыть. Мы свое дело закончили и спокойно ушли, а танк потом тросом вытащили.

29 апреля 1942 года, Ленинград

Первый секретарь Ленинградского обкома ВКП(б) Андрей Жданов сидел мрачный.

Он предвидел, что из Москвы грядут на его голову крупные неприятности.

Блокада города не прорвана, те самые семь километров пройти так и не удалось.

«Невский пятачок» прекратил свое существование.

73. Шестая против шестой

31 марта 1942 года, Москва

— Я думаю, товарищ Тимошенко, — сказал Сталин, — что нам следует очень хорошо

подумать над нашими весенними планами.

Тимошенко молчал. Он видел, что Верховный в хорошем настроении, и ждал

продолжения.

— В полосе наступления Юго-Западного фронта, — продолжал Сталин, — предлагаю

использовать новое оперативно-тактическое соединение — танковый корпус в составе

двух танковых бригад и одной мотострелковой бригады. Директива Народного

комиссариата обороны уже подготовлена. Ознакомьтесь.

Тимошенко взял папку с отпечатанными листками. На бумаге выглядело неплохо: свыше

пяти тысяч человек, сто танков — двадцать КВ и по сорок — Т-34 и Т-60.

Противотанковые пушки, минометы, автомашины.

Танковые бригады включались в состав корпуса из резерва Ставки.

Мотострелковым бригадам предстояло быть сформированными «с нуля».

— Я бы хотел поговорить о наших танках, — сказал наконец Тимошенко, складывая

папку.

Сталин недобро прищурился:

— А что с ними не так?

— Ни для кого не секрет, товарищ Сталин, что по сравнению с довоенной продукцией

качество наших танков упало.

— С этими вопросами, Семен Константинович, будут очень серьезно разбираться, и не в

этом кабинете…

— Не сомневаюсь, товарищ Сталин, — Тимошенко вздохнул. — Да, вроде бы, и грех

жаловаться: по броне мы пока удерживаем превосходство над противником.

— Ну вот видите, — заметил Сталин.

— А вот что делать со связью? Я интересовался у командиров, почти все недовольны.

— Командирские танки, как я помню, все оснащены радиостанциями.

— Этого недостаточно, товарищ Сталин. Командиры утверждают, что радиостанции

должны стоять на всех без исключения танках. А наша промышленность пока не

способна… Эвакуация заводов тут здорово помешала — с августа сорок первого

радиооборудование для танков вообще не производится.

— И как же командиры выходят из положения? — спросил Сталин. — Как-то ведь они

находят выход?

— Кто-то просто гаечным ключом стучит в крышку люка, — ответил маршал. — Звучит

как анекдот, но приходится и так. Бывает, удается снять радиостанцию с разбитых танков.

На танках союзников радиосвязь имеется, но этих танков, во-первых, не так много, а во-

вторых, у них свои особенности, если не сказать — недостатки. Нашим танкистам

приходится приноравливаться.

Сталин поморщился: тема помощи союзников оставалась для него весьма болезненной.

— «Матильда» и «Валентайн» — танки поддержки пехоты, — продолжал Тимошенко. —

И для немецких орудий это твердые орешки. Броня у них что надо. Но вот скорость…

— А в наступлении скорость чрезвычайно важна, — подхватил Сталин. — Однако и

поддержка пехоты — не последнее дело, согласны, товарищ Тимошенко? Директива

подписана, действуйте. Юго-Западному направлению придаются четыре танковых

корпуса. Комплектуйте их, чем есть: «британцами», сталинградскими

тридцатьчетверками, тяжелыми КВ… Не брезгуйте и старыми БТ, и Т-26. Нам важно

сейчас нанести сильный удар по противнику.

3 мая 1942 года, Макеевка

Во второй танковый полк вермахта прибыло пополнение.

Майор граф фон Штрахвитц выглядел весьма довольным. Он удачно прятал свое хорошее

настроение под гримасой озабоченности, но обер-лейтенант Диц, знавший графа еще по

Франции, легко угадывал его настроение.

— Эти чертовы молокососы зададут русским перцу, — заметил Диц, усмехаясь.

Шестьдесят свежеиспеченных германских танкистов явились в потрепанный боями полк

вместе с новенькими, «с иголочки», боевыми машинами.

Об этом не принято было говорить, но после тяжелой русской зимы бронетанковые силы

находились не в лучшем состоянии.

Но Фатерланд, как всегда, заботится о своих героических сынах. И в первую очередь — о

группах армий «Юг», на которые возложены сейчас самые ответственные задачи.

Согласно директиве Генерального штаба вермахта от 18 февраля, предназначавшиеся для

наступления танковые полки перешли с двух— на трехбатальонную организацию.

В батальоне имелось теперь по две роты легких танков и одной роте средних танков —

«тройки» и «четверки».

— Не понимаю только, зачем прислали опять несколько «двоек», — заметил лейтенант

Фридрих фон Рейхенау, сын покойного знаменитого фельдмаршала. — Они ведь

безнадежно устарели. Учитывая, какая у русских техника.

Граф нахмурился:

— Что вы имеете в виду, Фриц, когда хвалите русскую технику?

— Всего лишь пытаюсь сравнивать и анализировать, — Фридрих никогда не боялся

высказывать свое мнение. И не из-за происхождения. Он был убежден: боевой офицер

имеет право не скрывать своих мыслей. Особенно когда эти мысли — на благо Рейха. —

Наши «четверки» — они, в принципе, не тяжелые танки, как значится у нас, а средние. Я

слышал, что короткоствольную артсистему в скором времени будут заменять

длинноствольной... Но пока наша «четверка» толком не берет ни КВ, ни Т-34.

— Послушайте, фон Рейхенау, но подобные рассуждения не... — начало было граф.

Фридрих перебил его:

— Уверен, наши бронетанковые умы уже ищут и скоро найдут способ усовершенствовать