По выражению лица вдовы стало понятно, какая она несчастная: раньше она не одобряла привычки супруга, а теперь вот осталась одна. Да, он не оправдал ее надежд и часто ее раздражал, но она привыкла к тому, что он рядом. Тридцать лет они прожили бок о бок, и внезапно все рухнуло… На мгновение Томас искренне пожалел ее, но он знал, что пропасть между ними перешагнуть невозможно. Его сочувствие нисколько не облегчило бы ее боль. Наоборот, она бы нашла его бесцеремонным.

Питт поднялся.

— Благодарю вас, мадам, за вашу помощь. Я надеюсь, что больше не потревожу вас. Я уверен, мистер Маллен предоставит все необходимые мне сведения.

— Прощайте, мистер Питт.

Валерия смотрела на него, пока он шел к двери. Потом взяла чайник и вновь наполнила чашку. Промокнула салфеткой губы и принялась вытирать щеки, по которым покатились слезы.

Томас вышел и с легким стуком закрыл за собой дверь. Маллен ждал его в коридоре.

— Что-нибудь еще, сэр?

Питт вздохнул.

— Да, пожалуйста. Я бы хотел посмотреть домашние счета и винный погреб. Как я понимаю, вы проводите собеседование со всеми слугами, прежде чем их нанимают, и проверяете их рекомендательные письма?

Маллен застыл, лицо его закаменело.

— Безусловно, проверяю. Позвольте спросить, что вы хотите найти, мистер Питт? Все бумаги в полном порядке, заверяю вас. И слуги отвечают самым высоким требованиям честности и морали, иначе они бы здесь не работали. А чтобы кто-то из них вышел из дома ночью, так это невозможно.

Томас пожалел, что незаслуженно оскорбил его. Собственно, никого из слуг он не подозревал — просто хотел определить уровень жизни Пинчина, оценить его расходы. Обычно человек с его статусом не заглядывает в Девилз-акр, даже ради дешевых удовольствий. Хотелось выяснить: вдруг он не столь состоятелен, как казалось, или, наоборот, живет на более широкую ногу, чем позволяла его медицинская практика? Тратил ли он деньги в борделях и игорных заведениях? И как он вообще их зарабатывал? Питт знал не одного респектабельного с виду человека, источником дохода которого служила собственность в трущобных районах.

— Это обычный порядок, мистер Маллен. — Он улыбнулся. — Вы же проверяете рекомендательные письма, хотя и верите написанному в них.

Дворецкий чуть расслабился. Он уважал профессиональный подход к делу.

— Безусловно, мистер Питт. Я знаком с полицейскими процедурами. Если вы соблаговолите пройти сюда…

После визита в дом Пинчина, Питт провел вторую половину дня в Хайгейте, где находился кабинет доктора, опрашивал потрясенных и очень уж скрытных коллег. Домой он вернулся в пять минут восьмого, уставший, замерзший и выяснивший чертовски мало. Если Пинчин и владел какой-то собственностью в Девилз-акр, то прятал эти документы, как и любые другие, не касавшиеся медицинской практики в Хайгейте. Его уровень жизни тем не менее предполагал, что доход у него гораздо выше, чем могли обеспечить не столь уж многочисленные пациенты. Он унаследовал деньги? Проживал накопленное ранее? Ему их подарили? Может, он мухлевал с бухгалтерией? Или шантажировал пациентов, которые занимали значимое положение в обществе: венерическая болезнь, нежелательная беременность… да мало ли могло найтись поводов!

Грейс встретила его у двери, чтобы взять пальто, а потом отнести в чулан при кухне и высушить.

— Ужасно мокрая погода, сэр. — Она тряхнула пальто, как одеяло, и чуть не упала под его тяжестью. Пошла впереди, сокрушаясь о том, что ему приходится выходить из дома и в снег, и в дождь. Встретиться с ним взглядом не решалась. Жалела его по какой-то причине, и даже ее маленькая спина выказывала неодобрение.

Томасу не понадобилось много времени, чтобы сложить два и два. Шарлотта также проявила максимум внимания, рот у нее просто не закрывался.

— Ты сегодня выходила? — спросил Томас жену.

— Только на чуть-чуть, — небрежно ответила она. — Я вернулась домой до дождя. Действительно, погода сегодня мерзкая.

— И ты, несомненно, вернулась в карете, — добавил он.

Она быстро глянула на него, щеки чуть зарделись.

— В карете?

— Разве ты не ездила к Эмили?

На ее лице — она ничего не смогла с собой поделать — отразилось восхищение.

— Как ты узнал?

— По спине Грейси.

— Не поняла…

— По спине Грейси. Она закостенела от неодобрения. Поскольку я только что вошел, то не мог иметь к этому никакого отношения. Значит, причина в тебе. Как я понимаю, ты поехала к Эмили, чтобы рассказать ей все, что тебе известно об убийствах в Девилз-акр, тем более что одного убитого вы обе знали в прошлом. А теперь скажи мне, я ошибся?

— Я…

Томас ждал.

— Разумеется, мы это обсуждали. — Ее глаза сверкали, кровь прилила к щекам. — Но это и всё, клянусь! Да и потом, что мы можем? Туда мы не пойдем. Но мы пытались понять, каким ветром в те края занесло доктора Пинчина. Для того чтобы снимать проституток, если он за этим пришел, есть места и получше, знаешь ли.

— Да, знаю, спасибо тебе.

На мгновение она встретилась с ним взглядом, но тут же отвела глаза.

— Ты подумал, Томас, что он, возможно, вкладывал деньги в заведения Макса? Ты понимаешь, многие респектабельные люди получают доход…

— Да, спасибо тебе еще раз. — Легкая улыбка заиграла на губах. — Я тоже об этом подумал.

— Ох. — В ее голосе слышалось разочарование.

Он взял ее за руку и потянул к себе.

— Шарлотта… — Голос его звучал нежно.

— Что?

— Занимайся своими делами.

На следующий день Питт двинулся в своем расследовании по самому очевидному пути. Он надел старое пальто и обтрепанную шляпу, которые давно уже не носил, и под мелким дождем зашагал к Девилз-акр, чтобы найти заведения Макса… хотя бы одно из них.

Этот трущобный район возник в Лондоне давно, одним из первых, и являл собой некую социальную пирамиду, где люди, можно сказать, жили друг на друге. На вершине, в самых высоких и красивых домах на широких магистралях, обитали купцы и люди со значительными личными средствами. Ниже, в домах поменьше и на улицах поуже, располагались пансионы для чиновников и продавцов. А уж под ними, в лачугах и подвалах, проживали бедняки, иной раз по две и три семьи в одной комнате. Вонь гниющих отходов и человеческих испражнений валила с ног. Везде кишели крысы, которые могли сожрать заживо оставленного без присмотра ребенка. От голода и болезней умирало больше детей, чем доживало до шести или семи лет, когда они могли присоединиться к какой-нибудь школе карманников или пойти в ученики к ворам.

Среди этого лабиринта улочек и проулков располагались и маленькие мастерские, где с работников драли три шкуры, а платили сущие гроши, и комнатки, где лишившиеся лицензий адвокаты или клерки готовили поддельные документы, бухгалтерские книги и квитанции; где фальшивомонетчики совершенствовали свое мастерство, а скупщики краденого меняли товар на деньги. И, разумеется, здесь хватало кабаков, ночлежек и борделей.

И над всем этим нависала тень огромных башен Вестминстерского аббатства, кафедрального собора, где проводились коронации, а Эдуарда Исповедника[5] похоронили еще до того, как Вильгельм Завоеватель отплыл из Франции, чтобы победить англосаксонского короля и подчинить себе Англию. За аббатством поднимались Биг-Бен[6] и Вестминстерский дворец, уже более шестисот лет, со времен Симона де Монфора[7], обитель «прародительницы парламентов».

Задавать вопросы в надежде получить ответы в этом крысином гнезде не имело смысла. Полицейские считались здесь заклятыми врагами людей, а чужаков местные вычисляли с той же легкостью, что и собаки, отталкиваясь от шестого чувства. В прошлом Питт здесь кое-кого арестовывал, но кому-то удавалось ускользнуть. Так что знакомцы у него здесь были… если и не знакомцы, то люди, которые знали, что пойдет им на пользу, а что может навредить.