Я с сомнением посмотрела на тщедушную фигурку Юры и искренне посоветовала:

– Лучше ящик пива попроси. Что от мордобоя полезного? А так хоть получится, не зря нервничал…

– И то правда, – воодушевился он. – Пойду-ка я в штабной вагон, узнаю, что там за проверка пожаловала…

– Иди, – безразлично пожала плечами я.

Вернулся Юра очень скоро. Вагон, где располагался начальник поезда, остальной персонал поезда и вагона-ресторана, был следующим, так что разведка много времени у электрика не заняла. Ненавистный проводницкий пиджак он нес в руке и ржал во все горло.

– Ты чего это? – с подозрением посмотрела я на него. – Выпил, что ли?

– Да когда бы я успел? – весело откликнулся Юрий, швырнул форму на полку и взял в руку чашку с чаем. – Да и выпить-то в штабном нечего, кроме корвалола.

– Ты нормальным языком можешь объяснить, в чем дело? – начала я злиться, глядя на веселящегося электрика. – При чем тут корвалол? И что в нем смешного?

– Там Петрович его заместо водки хлещет, – пояснил довольный Юра.

– Так проверка что, уже закончилась? Все плохо, да? Нас премии лишат? – заволновалась я. Юрьева мне жаль не было, его страсть глушить корвалол по любому поводу для демонстрации того, как ему тяжело с нами работать, знали все. Действовать этот прием перестал уже давно. Он превратился во что-то вроде традиции нашего поезда…

– Так не было никакой проверки, – снова заржал Юра. – Это в резерве кто-то над Петровичем приколоться решил ради праздничка. Клевая шутка получилась, скажу я тебе!

– Какого праздничка? – удивилась я.

– Ну ты даешь, Крылова, совсем, что ли, заработалась, подруга? Первое апреля сегодня, радость моя!

– А-а-а, – протянула я. – Тогда понятно. Я и правда замоталась тут совсем, как белка в колесе… А что случилось тогда страшного? Юрьев что, совсем, что ли, шутки понимать разучился?

– Такие да, – с серьезным лицом пояснил Юра. – Он с перепугу от греха подальше три ящика водки паленой под откос скинул… ну и еще чего-то по мелочи… Так-то.

– Тогда все ясно. Пора в купе задраиваться. Сейчас он корвалол допьет, и нам всем мало не покажется…

– Это точно. Пойду скоренько Афонова разбужу, раз не будет проверки, пусть уж он, как знает, сам со своими пассажирами разбирается, а я к Наташке в последний вагон рвану. Авось у Петровича на весь состав запала не хватит. А тебе, Крылова, я не завидую. Первый удар на твою голову обрушится. Вернее, на Танькину. Ее вагон от штабного первый. А кстати, где она прячется всю дорогу?

Я рассказала Юре душещипательную историю про ее расстроенный желудок и поспешила в свой вагон. Наплевав на Толикову лекцию, отключила в обоих вагонах радио и потушила верхний свет. Вообще-то по правилам это нужно было сделать минут через сорок, не раньше, но я рассудила, что начальник не станет особенно громко и сильно бушевать в вагонах, где пассажиры уже отходят ко сну, возможно, если мне повезет, он проскочит мой темный вагон без остановки. К тому же он знал: придраться у меня в принципе не к чему. Что он начнет разыскивать Петрову, я не беспокоилась. Заразы Юрьев боялся, как черт ладана. Прикинув, что до утра высадок в обоих вагонах не предвидится, я заперла мое купе и улеглась спать.

Татьяна, как Пятачок в мультфильме, прикрывшись зонтом, нервно носилась по забитому встречающими перрону. Стоять на месте подруга не умеет в принципе, а уж в волнении и ожидании запросто может протоптать своими каблучищами асфальт до дыр.

– Ну что? – Она метнулась ко мне, расталкивая встречающих, как только вагон остановился. – Я звоню, звоню, ты телефон почему не берешь?

– Иди своих выпускай, – торопливо скомандовала я. – Да не по перрону, бестолочь! Там дверь заперта. Скинь плащ в моем купе и сделай вид, что спала у меня… Не волнуйтесь, товарищи! – обратилась я к пассажирам. – Не толкайтесь. Эта станция конечная, поезд дальше не пойдет, так что все успеют сойти.

Татьяна рванула в свой вагон. Через пару секунд я услышала грозный голос Юрьева:

– Петрова! Что ты себе позволяешь? Там пассажиры твои сейчас дверь вынесут, а ты тут с подружкой лясы точишь?

– Простите, ради бога, Афанасий Петрович! – затараторила Таня. – Проспала немножко с устатку, сейчас я всех успокою…

– На горшке, что ли, сидеть умучилась? – ядовито поинтересовался начальник.

– Почему… – растерянно остановилась подруга и оглянулась. – На каком горшке?..

– Да не переживай ты, Тань, – мстительно посмотрела на нее я. – У всех расстройства желудка случаются.

– У тебя хоть как с этим делом? Закрепилось маленько? Или все так же? – с тревогой перебил меня Афанасий Петрович. – Вся бригада волнуется… кому ж заразу-то охота в дом тащить.

– А что, уже все в курсе? – ахнула Татьяна, покрываясь пятнами.

– Да уж, я давно знала, что у Юры язык без костей, но чтобы настолько… – слегка виновато протянула я. Моя злость на подругу прошла, стоило мне как следует выспаться и отдохнуть.

– Правильно. Предупрежден, значит, вооружен, – поучительно заметил Юрьев. – Вдруг ты перезаразишь всю бригаду, кто тогда в следующем рейсе работать будет, а?

– Да ничего страшного, Афанасий Петрович! – немного оклемавшись, подхватила игру Татьяна. – Все прошло уже. Меня просто Надька вчера консервами тухлыми накормила. – Она незаметно показала мне язык. – Я сразу поняла, что с этой рыбой не все в порядке, да подругу обижать не хотелось, вот и съела угощеньице…

– То-то я смотрю, она так усердно твоим вагоном занимается, – понимающе кивнул начальник. – Аж свой забросила. Я ей замечание даже вчера насчет бачка мусорного сделал…

– Девушка! У вас совесть есть или нет? – В дверях тамбура появился разъяренный пассажир из Татьяниного вагона. – Стоите тут, разговоры разговариваете, а люди выйти не могут! – Товарищ и смотрел, и обращался исключительно ко мне.

– При чем здесь я? Вот ваша проводница, ее и спрашивайте, – пожала я плечами и показала на Петрову.

– Иду, – обворожительно улыбнулась она мужчине. – Уже бегу. Не сердитесь, хорошие мои, просто обстоятельства…

Дальше я уже не слышала, Татьянин успокоительный голос пропал за закрытой дверью тамбура.

Когда высадка пассажиров закончилась и поезд медленно тронулся в сторону резерва проводников, я зашла в Татьянин вагон. Ее задница в ярком цветастом халате торчала из двери последнего купе, похоже, подруга вовсю занималась уборкой.

– Чего это ты так торопишься? – удивленно спросила я, опускаясь на нижнюю полку. – Сейчас в резерв приедем и, как обычно, начнем драить купе…

– Я, Надь, тебе хочу успеть помочь, а то ты устала, наверное, до чертиков с двумя-то вагонами… – заискивающе посмотрела на меня Татьяна и с еще большим рвением начала скручивать матрасы. – Подвинься-ка немного, я закину это чудовище на третью полку.

Подруга, одной ногой оперевшись на нижнюю полку, с ловкостью, удивительной для ее худосочной фигуры, забросила тяжеленный матрас наверх. Второй рядом помещался уже с трудом, поэтому Татьяне пришлось залезть наверх более основательно.

– Так, а это что еще за такое? – Она спрыгнула на пол, держа в руке три музыкальных диска.

– Забыл кто-то, – равнодушно констатировала я. – Из вещей, наверное, высыпались…

– Куда их теперь? В бюро находок, что ли, сдать? Как считаешь?

– Сдай, – пожала я плечами, устало вытянув ноги.

– А что там на них, как думаешь? Музыка вроде какая-то… «Limp Bizkit», «Sistem of a Down», «Papa Roach», – с трудом прочитала она. – Язык сломаешь. Наверное, дурь какая-то из современных. Где орут благим матом и ни одного слова не разберешь.

– Наверное.

– Надь, ну ты чего? – Татьяна присела рядом со мной на полку. – Сердишься, да?

– С чего ты взяла?

– Да разговариваешь как-то односложно и не смотришь на меня почти…

– А что на тебя смотреть-то? – улыбнулась я. – Ты вроде не икона и не книжка с картинками… А если серьезно, Тань, я просто зверски устала. Да и ты тоже хороша! Я тут вкалываю как пчелка на два фронта, да еще чуть афоновский вагон не огребла для полного счастья, а ты там прохлаждаешься с любовью всей твоей жизни да еще и хамить умудряешься…