Снег уже какое-то время лежал днем и ночью, мороз был, как поется в старой рождественской песенке, жестокий. Мы надеялись, что, нанеся большой ущерб Советам у Лессена, мы смогли бы остаться в теплых квартирах дольше, чем на час. Как водится, ухаживая за нашими машинами-альбиносами, нам приходилось оставаться на холоде неопределенно долгое время.

Судя по карте, сразу к югу от шоссе под Лессеном вытянулось озеро 4,6 км в длину и 0,4–0,75 км в ширину. Лучшей позицией была та, при которой озеро было между нами и шоссе, а пушки смотрели бы на север, готовые стрелять через озеро. Тогда, и мы были в том уверены, мы смогли бы перехватывать снизившие скорость советские танки к востоку от города, развернутые бортом к направлению стрельбы наших пушек. И мы могли стрелять по целям в сравнительно тонкий борт.

Скрытые кирпичными строениями у берега, наши три «ягдпанцера-IV», снова действующие без поддержки пехоты, будут невидимы с участков шоссе, отстоявших от нас на северо-запад и северо-восток, и почти невидимы с севера. Мы собирались устроить чистую засаду, затем быстро отступить с южного берега озера, чья замерзшая поверхность вряд ли выдержала бы тяжелые бронированные машины, так что советские танки, желающие нашей смерти после стрельбы из 75-мм 70-калиберных пушек, не осмелились бы выйти на лед. Да, мы ударим по колонне советских танков сильно и быстро, а затем ускользнем.

Выполняя многообещающий план засады у Лессена, мы, конечно, проявим добрую меру смелости, присущей танкистам. У нас, без сомнения, было много отважных бойцов, таких, как обер-лейтенант Криппендорф — человек, которого никто не мог обвинить в том, что в бою он ведет себя опрометчиво. Он не был сорвиголовой. Его люди одобряли такой отважный, но рассудочный стиль боя.

Что до нашей смелости, то нам, танкистам, часто вынужденным рисковать жизнью, очень нравилась идея, выраженная наиболее точно в следующих строках Фридриха фон Шиллера: «Und setzet ihr nicht das Leben ein,/Nie wird euch das Leben gewonnen sein». («И не рискуя жизнью,/Ее ты не получишь в дар».) Отчасти напоминая эти слова Шиллера, нижеследующие две строчки тоже часто вспоминаются танкистами: «Wer nicht wagt, der nicht gewinnt;/Wer nicht vugelt, kriegt kein Kind». (Кто не рискует, не выигрывает; кто не трахается, у того нет детей».)

Конечно, от дружественного населения Западной Пруссии мы получали бесценную информацию о топографии местности. В первую очередь мы много узнали о дорогах и мостах, о крестьянских домах на берегу озера, которые смогут хорошо скрыть наши машины от глаз противника.

На заре 26 января обер-лейтенант Криппендорф в сопровождении двух других командиров прошел 100 метров вверх по пологому склону до крестьянских домов для быстрой рекогносцировки. В бинокль местность за озером выглядела благоприятной для выполнения нашего плана.

Перед тем как оба командира ушли к своим экипажам, обер-лейтенант Криппендорф приказал им держать радиостанции включенными на прием и открыть огонь лишь после того, как откроем огонь мы.

Ветер дул из-за нашей спины примерно в сторону Лессена, и мы надеялись, что тамошний шум, в основном рев советских машин, идущих по шоссе, заглушит неизбежный шум трех двигателей на низкой передаче, выдвигавших «ягдпанцеры» на позицию.

Продолжая соблюдать радиомолчание, мы, в свете начинающегося дня, как планировалось, загнали «ягдпанцеры» в укрытия вдоль нескольких подходящих зданий, так что наши орудия могли простреливать шоссе. Очень скоро я навел телескопический прицел, на нуле градусов горизонтальной наводки, на то самое воображаемое ущелье. Я готовился к работе.

Холодная и ясная, погода в то утро была идеальной для точной стрельбы. Используя телескопический прицел — с пятикратными увеличением, что давало на 1000 м поле зрения в 259 м, или 194 м на 750 м, — чтобы проверить точность дистанции 750 м, — сначала я убедился, что разбитый шестиметровый грузовик «Опель-блиц», стоящий у ближнего края шоссе, умещается в два деления сетки прицела. Затем я, посредством стандартной формулы расчета дистанции, вбитой в голову каждого наводчика, мысленно провел расчет дистанции:

2 деления, каждый в 4 тысячные = 8 тысячных

8 тысячных = 6 м

1 тысячная = 6:8 = 0,75 м

0,75 х 1000 = 750 м

Наконец, я выставил прицел бронебойного выстрела на 750. После этого я был — в том, что касается дистанции, — готов действовать. Расчет упреждения мог подождать до появления советских танков.

Английский поэт Джон Мильтон (1608–1674), упоминая ощущение профессионального бездействия, которое он испытал, будучи выпускником университета, писал: «Тот, кто стоит и ждет, тот тоже служит». Эта строка относилась и к нам, 15 солдатам, которые переносили холод, терпеливо ожидая, когда наши цели появятся с той стороны озера. При активности советских самолетов в этом районе у нас была бы причина чувствовать свою уязвимость, пока мы лежали или стояли в ожидании. Но вражеские самолеты нас не беспокоили.

Примерно в 9.20 по радио проскочило желанное слово. Командир машины: «Внимание! Сидение здесь наконец оправдывается. Справа — четкая колонна, два Т-34–85, затем два «Сталина-2», затем еще два Т-34–85. Головная машина в 400 метрах от края города. Скорость довольно низкая, около 15 км/ч. Интервалы примерно 25 м».

Начался пахнущий смертью диалог между командиром и его наводчиком.

Наводчик: «Понял! Пусть парни едут дальше, чтобы несколько попали в прицел».

Здесь, поскольку я уже знал дистанцию, проверенные 750 м, я быстро высчитал нужное упреждение для бронебойного по цели, идущей на 90 градусах, то есть в бортовой проекции, по отношению к нашим пушкам, на скорости 15 км/ч. Короткий расчет в уме, используя константу 3, как первый делитель — для осколочных снарядов делитель был бы 2, — шел примерно так:

15 км: 3 = 5 тысячных

5 тысячных: 4 тысячные = 1¹/₄ деления

Пока колонна сохраняла скорость 15 км/ч, на каждый из танков нужно было упреждение в деление с четвертью, так что главная марка выходила вперед на половину длины цели, а нулевая отметка выставлена ровно на середину. Когда нижняя часть гусениц вражеского танка скользила по прицельным маркам — это называлось придержать на шесть часов, — оружие на нулевой отметке автоматически опускалось чуть ниже половины общей высоты танка, а именно 1,6 м над прицельными марками, уровня воображаемого центра этого танка.

Командир: «Хорошо! Когда начнем, стукни как следует головную машину. Стреляй, как будешь готов».

Наводчик: «Есть! Уже держу первый Т-34 в сетке. Упреждение есть. Придержал на шесть часов. Огонь!»

Командир: «Прямое попадание в низ башни! Теперь выбей первого «Сталина». Лучше целься в корпус, сразу под башней. Целься ровнее».

Вся колонна остановилась — Советы могли даже подумать, что нарвались на противотанковые мины с дистанционным управлением, — и не было нужды брать упреждение.

Наводчик: «Придержал на шесть часов. Огонь!»

Командир: «Прямое попадание в корпус! Из этого парня идет дым! Его уже не залатают! Второй «Сталин» уже горит!»

Наводчик: «Какой еще урон мы можем нанести?

Командир: «Предпоследний Т-34, сразу за вторым «Сталиным», явно еще свое не получил».

Наводчик: «Огонь!»

Командир: «Хороший выстрел! Прямо в башню. Черт взял всю колонну. Ни одного выжившего. Прекратить огонь!»

Наводчик: «Я продолжу наблюдение. Может быть, что-то еще двинется».

Командир: «Хорошо. Переключиться на передачу!»

Радист: «Передатчик и приемник готовы!»

Следующий приказ обер-лейтенанта Криппендорфа, заведомо сжатый и направленный двум другим экипажам, с которыми мы не имели визуального контакта из-за раздельных укрытий наших машин, заставил его нарушить радиомолчание.