— Не юродствуй, — хмуро произнес Конрад Карлович, — я все помню. Здесь налево.
— Какая память! — иронично хмыкнул Савельев.
— К чему сарказм? — держась обеими руками за затылок, отозвался Михельсон. — Еле живой. Голова сейчас расколется.
— Да уж. В такой ситуации более уместно сочувствие, — Серега с искренним состраданием достал из бардачка и протянул страждущему банку пива. Тот с благодарностью осушил жестянку одним махом. Сразу повеселел:
— Ну-с, Сергей Петрович, говорите, задвинем мою плитку?
— Легко, Конрад Карлович. Не сомневайтесь.
— Это хорошо.
— Сейчас только сопоставим цену с качеством и определимся с формой оплаты. Что там с документами? Вам как лучше?
— Да, в принципе, документы можно перекрутить как угодно, и форма оплаты мне тоже без разницы. Мне бы с тобой за машину быстрее рассчитаться, а вот Марк Ариевич, компаньон мой…
— Суровый товарищ?
— Не то, чтобы прямо так… хотя некоторый элемент есть… как бы это помягче сказать… м-м-м… впрочем, сам все увидишь.
Савельев, направляемый уточняющими репликами, подъехал к воротам какой-то базы: «Рубинштейна, сорок три», — прочитал небрежно написанный масляной краской полуметровыми буквами на бетонном заборе адрес. Из будочки возле ворот выглянул старикан и близоруко сощурился на подъехавшую машину. Поскольку она была хоть и незнакомая, но явно дорогая, вахтер вышел ей навстречу:
— Вы к кому?
— Это я, Палыч! — выглянул из приоткрытого окна кандидат наук и махнул рукой в сторону ворот. — Открывай, к себе мы. Как обычно.
— Конрад Карлович, это вы? Сейчас, сейчас, — старик, разглядев пассажира, начал шустро открывать ворота.
Попетляв по двору между строениями и машинами, «Мерседес» остановился возле бокса номер двадцать четыре — огромного цементного куба с бурыми металлическими воротами, уже давно нуждающимися в покраске.
— Вот эту хреновину и арендуем, — Михельсон вылез из машины. — Аренда столько денег жрет, а отдачи никакой.
— Накладные расходы дело обидное, — поддержал его Савельев. — Отщелкиваешь бабульки непонятно кому и за что.
— Карловичу привет! — окликнули открывающего замок владельца «Тойоты» двое проходивших мимо мужиков в спецовках.
— Салют, Серега! Здорово, Леха! Как там твоя жена? Выздоравливает? — без особого энтузиазма отозвался Михельсон.
— А что ей, заразе, сделается?
— Ну, слава Богу, — натужно кряхтя, Конрад Карлович распахнул высоченные створки. Щелкнул выключателем. Лампочки не загорелись. Арендатор шустро выскочил за дверь и закричал вслед рабочим:
— Леха, Сергей! Васька электрика подошлите, — и нормальным голосом уже для Сереги добавил: — Электрик хренов заколебал. Каждый день похмеляешь, а свет никак толком не сделает. То потухнет, то погаснет — морока одна.
Несмотря на отсутствие освещения, содержимое ангара было прекрасно видно. Стандартные типовые ящики стояли ровными штабелями. На боку каждой коробки стоял штамп «Сделано в Италии» на английском языке.
Серега прошел вдоль, мимоходом заглядывая в надорванные коробки. Достал калькулятор — прикинул количество. Перемножил три цифры: количество ящиков по длине, в высоту и в ширину. Да, все верно, шесть тысяч с хвостиком. Обернулся к продавцу:
— Показывай поближе. Сколько, каких?
— Сейчас, сейчас!
Конрад Карлович заметался, пробежав вдоль ряда, надорвал несколько ящиков, вытаскивая образцы. Расставляя плитку, несколько штук разбил. Тихо выругался, приглушая слова интеллигентным покашливанием в кулак, поднес другие. Образцов оказалось двенадцать.
— По пятьсот квадратных метров каждого вида, — пояснил он, суетливо и в то же время брезгливо протирая тряпицей руки.
— Так-так. Посмотрим, чем тут с вами рассчитались.
У Рембо перехватило дух. Качество, расцветка были потрясающими. Даже самая дешевая плитка стоила на отдачу не меньше пятнашки баксов. Верняк. А таких было всего четыре вида, остальные стоили дороже.
— Пересортицы не может быть? — стараясь говорить ровно, задал он нейтральный вопрос. Абсолютно лишний — даже если какого-то вида было больше, а другого меньше, принципиальной роли это уже не играло. Главное решение Серега уже принял. Нужно срочно вырвать всю партию плитки у ученого — наказать лоха не западло.
— Нет, ну что вы. Мы проверяли, может там пару квадратов туда-сюда, а в основном пропорции сохраняются.
— Ну что ж, толкаешь ты меня, Карлович, в авантюру, но не помочь не могу. Обещал ведь, — Рембо горько усмехнулся: — Говори цену, если заберу весь этот мусор целиком. Все шесть тысяч квадратов одним махом.
— Я, да как-то… м-м-м… у меня компаньон, — промямлил тот, явно стесняясь. — Скорее всего, надо бы с ним поговорить…
— Смелее, смелее, сначала мы с тобой определимся, а потом уже высвистаем твоего компаньона, — подбодрил его Серега.
— Ну, хотел бы долларов… В долларах говорить? Да?
— Говори хоть в долларах, хоть в тугриках, хоть в рублях, хоть во франках. Мы уж как-нибудь пересчитать сумеем. Калькулятор всегда со мной. — Рембо кивнул и дружелюбно улыбнулся, а про себя подумал: «Ну, говнюк, ну, ученый, ну, недоделок! Как это здесь не нашлось еще никого, чтобы развести таких баранов?»
— Хотелось бы долларов по двенадцать за квадрат, — робко пискнул недоделанный говнюк и ученый по совместительству.
Серега картинно изменился в лице, даже голос осип:
— Да ты что? Это же грабеж. Мы же говорили по-другому. Ты что, не понимаешь — я же оптом буду брать шесть тысяч квадратных метров. Это же ого-го-го-го-го. И все за спасибо? Да? Мне же тоже надо копеечку поднять, ты пойми, — он начал резко снижать тон и в конце сказал уже совсем тихим и проникновенным голосом:
— Карлович, давай по девять, и по рукам, а? — и опять мило улыбнулся.
Сжавшийся еще при начале тирады хозяин плитки чуть расслабился и пропищал:
— Нет, Петрович, по девять точно не будет. Компаньон рогами упрется. Давай я ему позвоню, и обсудим все втроем?
— Звони, — махнул рукой Савельев.
Конрад Карлович вздохнул с облегчением, достал мобильный телефон и, набрав номер, приложил коробочку к уху:
— Алло. Марк Ариевич? Это я, здравствуйте. Нет, вы ошибаетесь. Съездил я как раз не зря, — с горькой иронией взглянул на Сергея, — да, да. Даже привез. На всю партию. Мы сейчас на складе. Да, реальный. Вот рядом стоит. Я б тоже не поверил. Приезжайте. Ждем.
— Едет?
— Да, — Михельсон спрятал телефон в кожаный чехол, прикрепленный к поясу, и обернулся к Рембо: — Будет через двадцать минут. Понимаете, Сергей Петрович, — он почему-то опять перешел на «вы»: — Я как я, а Марк Ариевич человек прижимистый. Думаю, меньше, чем по одиннадцать пятьдесят, не отдаст. К тому же доли наши, увы, не равны. Он старший концессионер — его семьдесят пять процентов, моих только двадцать пять.
Серегу при этой информации осенила гениальная мысль. Он быстро прикинул цифры в уме и, взяв своего оппонента под локоток, вкрадчиво сказал:
— Конрад Карлович, я вижу, вы человек благородный и честный, но небогатый.
Тот в ответ закивал с излишней горячностью:
— Сами знаете, как сейчас живется научным работникам…
— Вот именно…
— Вы же понимаете, я бы никогда не полез в дела с этой плиткой чертовой, если бы не ситуация в стране в целом. Если б хоть как-то на наше бедственное положение государство обращало внимание, — начал проникновенно оправдываться кандидат наук.
— Конечно, конечно. Вот как раз об этом я и хотел с вами поговорить. Давайте поступим следующим образом, — продолжил Сергей елейным голосом, — вы сделаете так, что Марк Ариевич уступит в цене до десяти долларов, а я забуду про нашу с вами маленькую проблему? А? Как вам такой вариант?
— Как так? — не понял сразу «благородный и честный».
— Вы его уговорите на эту цену, а «Мерседес» я починю из получившейся у меня прибыли. И всем будет хорошо. Соглашайтесь. Вы же умный человек, Конрад Карлович. К тому же, с техническим складом ума. Прикиньте цифры, — Серега говорил чуть ли не шепотом, склоняясь к самому уху Михельсона.