— Знаешь, в чем разница между нами? Ты полагаешь, что Арцеулову можно верить. А я думаю, он просто напился или накурился какой-нибудь дряни, вот и померещилось ему. И «Жигули», и тип без лица, да и блондинка скорей всего тоже. Ведь почему-то ее он к нам не привел. И объяснения очень неубедительные. Фамилии не знаю, адреса тем более, обещала позвонить. Бред.

— А зачем тогда он сам к нам пришел? Ради славы? Так за этим не в милицию, а в телецентр идти надо.

— Хочешь, поспорим, что как раз туда он сейчас и пойдет. А к нам заглянул по пути, для перестраховки. Вот дескать, как честный гражданин, сначала доложил милиции, а теперь спешу оповестить общественность.

— Все может быть. Но все-таки его слова надо проверить.

— Давай, проверяй. Ты у нас розыск…

— Итак, приуроченные к рождественским и новогодним праздникам торжества, связанные с открытием отеля «Снежная Королева», все же состоятся. Как заявил в интервью телекомпании «Белый камень» господин Греков, решение не отменять праздник вызвано тем, что, по его мнению, лучшим знаком памяти о его трагически погибшей дочери будет не печаль и траур, а веселье и детский смех. «Моя дочь погибла, — сказал он, — но в нашем городе сотни тысяч детей, и я хочу доставить радость всем»…

— Художник Денис Арцеулов сообщил нам, что вечером девятнадцатого декабря видел, как неизвестный мужчина пытался заставить девушку против ее воли сесть в красные «Жигули» шестой модели. При этом девушка выглядела загипнотизированной. Когда Денис вмешался, неизвестный сел в машину один и попытался сбить девушку, рванув с места на полной скорости. Лишь благодаря счастливой случайности она осталась жива и невредима, но художник утверждает, что в первые минуты после этого инцидента несостоявшаяся жертва находилась в. состоянии амнезии, и он не смог узнать ее имя и адрес. Денис помнит только, что она была блондинкой. Как мы знаем, последняя жертва маньяка Санта-Клауса — тоже блондинка, но Денис Арцеулов уверен, что это не та девушка, которую он видел в обществе неизвестного девятнадцатого декабря. Подробнее об этой истории художник расскажет нам сегодня вечером в программе «Бой часов»…

Яна Ружевич смотрела телевизор, лежа на диване в одной из комнат второго этажа особняка Марика Калганова. В той самой комнате, где когда-то Крокодил и Казанова били отступника Уклюжего перед тем как посадить его в подвал, и в той самой, где Яна готовилась встретить смерть, когда герои-рокеры, никого не спросясь, пошли на штурм дома, желая во что бы то стало вырвать певицу из рук похитителей. Боже, как давно это было! Целых полтора года назад.

А теперь Яна мирно лежала на диване в черном шелковом кимоно, расшитом драконами. На ковре у ее ног сидела Пеночка Луговая в тренировочном костюме, тоже черном — и от этого казалось, что обе они в трауре.

— Как ты думаешь, а если бы я умерла, Снежана стала бы веселиться в Новый год? — спросила Пеночка.

— Знаешь, некоторые люди верят, что умершие не отправляются навсегда в землю и не переселяются на небо и продолжают жить среди нас, только бестелесные и невидимые. А вдруг это действительно так, и при виде твоей печали Снежана тоже будет грустить.

— Яна, ты не ругай меня, ладно? Сегодня ночью я хотела выйти раздетой на мороз. Просто попробовать. Почувствовать… Но не смогла. Я испугалась. Как ты думаешь, ей было очень больно?

Яна погладила девочку по голове и, помедлив, ответила:

— Умоляю тебя, не надо этих экспериментов. Снежане ты этим не поможешь и себе ничего не докажешь. Перестань.

Пеночка тихо заплакала, спрятав лицо в складках кимоно.

— Марик говорил с Бесединым, — сказала Яна, — Это режиссер праздника. Они хотят, чтобы я участвовала.

— Ты согласилась? — глухо спросила Пеночка, не поднимая лица.

— Я сказала, что приду с друзьями. С друзьями Снежаны.

— А ее отец не против? Ведь это из-за нас…

— Сколько тебе говорить, перестань, — устало сказала Яна. — А вообще-то, не ты одна так думаешь. Главный бандит Белокаменска того же мнения. Но он вообще меня очень не любит. Горыньгч его тогда обидел, обозвал «уездным рэкетиром» и отказался платить. Ткач потом локти кусал, что меня украли без его участия… И с тех пор нежных чувств ко мне не питает.

— Он будет на празднике?

— А куда он денется? Вопрос, буду ли там я.

— И что ты решила?

— Не знаю. Наверное, все-таки буду. Греков хочет, чтобы я обязательно пришла, и мнение Ткача его не волнует. Он предложил мне хорошие деньги, но не хочу брать. Марик ругается, называет меня сентиментальной идиоткой. Наверно, он прав.

— Сам он идиот.

— Он бизнесмен. Лучше скажи, ты пойдешь со мной?

— А когда это будет?

— Начало двадцать пятого, в ноль часов.

— А как же день рождения Солнца? Мы со Снежаной собирались на мессу Торжествующего Рассвета.

— Как хочешь. Праздник будет продолжаться несколько дней. Не обязательно приезжать к самому началу.

— Да, наверно. Я пойду на мессу, а потом приеду к тебе. Хорошо?

И Пеночка впервые за вечер, а то и за несколько дней, улыбнулась.

Высокая комиссия на всем протяжении осмотра Белокаменской тюрьмы пребывала в состоянии перманентного возмущения.

— Кто дал вам право держать подследственных в камерах особого коридора? Да еще по четыре человека в одиночке! — горячился руководитель комиссии. — Это же ни в какие ворота не лезет!

— Не лезет, — спокойно соглашался начальник тюрьмы. — Только где же мне их держать? Дома у себя, в двухкомнатной квартире? У меня тюрьма переполнена, забита до отказа, вы же сами видели, а камеры смертников стоят пустые.

Камеры смертников опустели после введения моратория на исполнение смертных приговоров. Тогда всех их обитателей перебросили в лагеря особого режима на пожизненное заключение, а камеры разрешили использовать в обычном порядке, как и любые другие.

Но эта лафа длилась недолго. После дела детоубийцы Бугая мораторий по требованию возмущенной общественности отменили. Правда, Верховный суд дал разъяснение, что смертную казнь следует применять в исключительных случаях, за преступления, связанные с организованной преступностью, заказными убийствами, детоубийством и убийством беременных женщин, терроризмом и убийством сотрудников правоохранительных органов, а также с преступлениями, вызвавшими широкий общественный резонанс.

Так что смертные приговоры судами выносились, но редко, и начальники тюрем продолжали использовать особые камеры под текущие нужды. Высокая комиссия как раз и должна была в числе прочего строго указать тюремной администрации на недопустимость подобной практики. Вот руководитель комиссии и указывал, свирепо бия кулаком по столу.

— Короче, дорогие товарищи, разбирайтесь с этим у себя наверху, — отвечал на все претензии начальник тюрьмы. — Это дело не мое. Моя обязанность — устраивать поступающий контингент так, чтобы весь он не превратился в смертников. И для этого я буду использовать все свободные помещения. Если вас это не устраивает, можете снять меня с этой высокой должности. Но не думаю, что будет много желающих занять мое место…

А пока они так препирались, осужденный к смертной казни Алексей Рокотов встречался со своим адвокатом.

Серьезных жалоб у Рокотова не было, поскольку он-то как раз сидел в камере один, а чтобы не было скучно, к нему даже допускали священника. Этому священнику, отцу Роману, Рокотов сказал буквально следующее:

— В Бога я не верю, но даю вам шанс меня переубедить.

Отец Роман в Бога верил и решил этим шансом воспользоваться, чтобы спасти заблудшую душу. Так что общением Рокотов был обеспечен до конца жизни (или до изменения приговора).

А когда темы разговора были исчерпаны, адвокат вдруг спросил:

— Слово «орден» вам о чем-нибудь говорит?

— Какой орден? — не понял Рокотов.

— Вам лучше знать. Мне прислали анонимное письмо с просьбой передать вам следующую фразу: