На такое предложение можно было ответить лишь согласием. Даже Брай заколебался, что вдруг Лейстер может оказаться невиновным!

— Милорд, — воскликнул Брай, когда Сэррей спрыгнул с коня и подобрал с земли свою перчатку, — хорошо, я покину Кэнмор-Кастл с оруженосцами, и даю вам слово, что буду считать себя вашим должником, если милорд Сэррей, после объяснения с вами, скажет мне, что мое подозрение против вас было неосновательным.

Он повернул назад свою лошадь, кивнул оруженосцам и покинул Кэнмор-Кастл в ту минуту, когда всадники лорда уже приближались к парку с боевыми секирами. Ламберт приказал им угостить за счет лорда чужих оруженосцев, а Дэдлей повел Сэррея с судьей в замок.

— Милорд, — начал он, введя их в парадный зал, — я удалил сэра Брая, потому что не желаю держать ответ перед человеком, который в своей горячности забывает все границы приличия. Но вам я готов объяснить все с полной искренностью. Допустим, что вы не нашли бы той, которую ищите, в Кэнмор-Кастле, тогда ваше подозрение не рассеялось бы вполне, вы могли бы подумать, что я нашел для нее более надежное убежище. Допустим теперь, что я мог бы назвать вам место, где приютилась Филли, дали ли бы вы мне слово прекратить всякие поиски и уговорить сэра Брая последовать вашему примеру, в особенности, если я дам вам доказательство, что Филли не подверглась никакому насилию и довольна своей участью?

— Значит, вам известно, где она находится?.. — спросил Сэррей. — Вы сказали неправду королеве Шотландии и мне!

— Я ручался своей честью лишь за то, что она не подверглась никакому насилию.

— На основании такого двусмысленного обещания я не могу успокоиться, а еще того менее поручиться за сэра Брая. Если Филли добровольно доверилась вам или одному из ваших слуг, то почему вы не позвали ее в свидетельницы? Почему не отрицали истину перед шотландской королевой? И к чему все эти тайны?

— Очень просто! — произнес Лейстер. — Допустим, что мне было известно о похищении Филли, что я сам устроил его или только допустил. Ведь это послужило бы шотландской королеве предлогом отвергнуть меня и мое искательство, свалить всю вину на мои плечи; Елизавета же получила бы право привлечь меня к ответственности, чего мне следует опасаться и теперь, если кто-нибудь заронит в ее душу подозрение на этот счет.

— И это, конечно, — главная причина вашей уступчивости? — презрительно усмехнулся Сэррей.

— В причинах, руководящих моими поступками, я обязан давать отчет только самому себе. Если вы предпочитаете подать на меня жалобу вместо того, чтобы воспользоваться моим доверием, то в добрый час! Тогда мы посмотрим, защитит меня Елизавета Тюдор или нет. Представляйте свои доказательства, потому что я потребую у королевы справедливого возмездия тому, кто клевещет на меня голословно.

Сэррей ясно понял, что Лейстер в случае надобности не остановится перед убийством, лишь бы сделать невозможным доказательство его вины, прежде чем жалоба достигнет Елизаветы.

— Милорд, — ответил он, — я принимаю ваши условия и готов поручиться за Вальтера Брая, если вы убедите меня, что Филли не подверглась никакой несправедливости и никакому насилию. Обязываюсь к тому своею честью, опасаясь, чтобы вы не заставили поплатиться Филли за каждый шаг, сделанный нами для ее защиты или мести за нее.

— Я не спрашиваю, что дает вам право на подобное подозрение, но желал бы знать, почему вы думаете, что Филли менее дорога мне, чем вам? Вы сами предостерегали меня от свидания с Филли и говорили мне, что она любит меня, я свиделся с нею и, когда я увидал ее, то мне сразу расхотелось, чтобы королева Шотландии приняла мое брачное предложение.

— Значит, вы сами похитили Филли?

— Да, я сам, и вы дали мне слово, что умолчите о том даже перед сэром Браем, если я потребую этого.

— Да, если вы докажете мне свою невиновность.

— Это будет, когда вы убедитесь, что я не прибегал к насилию. Знаком ли вам почерк Филли? Вот, читайте!

Дэдлей вынул из кармана листок, на котором Филли написала, что желает быть его служанкой.

— И вы не стыдитесь показывать мне это? — вспыхнул Сэррей. — Вы хвастаетесь тем, что обольстили ее?

— Милорд Сэррей, я не подражаю вам, не бегаю от одной сестры к другой с одной и той же клятвою в любви. Пусть мировой судья засвидетельствует вам, бесчестно ли с моей стороны, ввиду собственной безопасности, при неблагоприятных теперешних обстоятельствах, не объявлять пока публично, что я намерен сделать увезенную мною девушку графиней Лейстер?

При первых словах графа лоб Сэррея омрачился, но удивление, вызванное последним признанием, заставило его молча уставиться на Лейстера.

— Графиней?.. — запинаясь, пробормотал он. — Вы хотите…

…ввести хозяйкой в свой дом ту женщину, которую я люблю. Вам и Вальтеру Браю Филли внушила только участие, но в моих глазах она стоит выше всякой другой женщины; ради меня она страдала, за меня рисковала своей жизнью, и потому я обязан ей большей благодарностью, чем вы оба. Я имею на нее большее право, чем вы, и только ваше подозрение, ваши преследования виною тому, что я пока не мог рискнуть вступить с ней в брачный союз, что я принужден скрывать Филли и в Англии, чтобы гнев Елизаветы не уничтожил нас обоих.

— Милорд Лейстер, ваше признание снимает всякое подозрение, не доверять вам долее, значило бы сомневаться в вашей чести. Дай Бог, чтобы вам не пришлось раскаяться в необдуманном шаге!

— Это могло бы случиться лишь в том случае, если бы я не мог положиться на ваше слово хранить молчание. Вы знаете сами, какие причины заставляют меня скрывать это от королевы Елизаветы, пока я не сложу с себя придворного звания и не удалюсь от двора.

— Я понимаю и признаю основательность ваших опасений, — произнес Сэррей. — Вы можете положиться на мое слово.

Тут он поклонился и покинул замок. Мировой судья последовал за ним после того, как Лейстер взял и с него клятву хранить глубокое молчание о всем слышанном.

Заглянув в комнаты Филли, Дэдлей нашел ее на коленях перед Распятием. Ее лицо было залито слезами, и, когда она подняла на Дэдлея свой влажный взор, ему показалось, что перед ним разверзлось небо.

— Жена моя! — восторженно воскликнул он и привлек ее к своей груди. — О, Филли, как напугала ты меня! Клянусь Богом, если я когда-нибудь стану колебаться между честолюбием и любовью, то тебе стоит лишь взглянуть на меня вот такими глазами, как теперь, чтобы я упал к твоим ногам и снова стал молить о твоей любви! Но никогда, никогда не ошибешься ты во мне, я чувствую это, ты — опора моей жизни, ты одна можешь заменить мне то, что я потерял.

Граф прижал Филли к себе, он верил в свою клятву, так как в этот момент радостного умиления им руководила лучшая часть его существа.

Вальтер Брай последовал за Сэрреем, когда тот дал ему слово, что объяснение Лейстера вполне удовлетворило его и что, по его разумению, дальнейшие розыски могут только навредить Филли.

— Через несколько месяцев, — заключил Сэррей, — мы удостоверимся, сдержал ли граф свое слово и сделал ли Филли такой счастливой, как обещал.

Вальтер не ответил ничего: он дал обещание повиноваться. Но когда они оба достигли Сэррей-Хауза, он стал просить лорда об отпуске на несколько месяцев.

— Разве ты не хочешь примкнуть вместе со мной к Дугласу? Ведь Мария Шотландская рассчитывает на помощь своих друзей! — спросил озадаченный Сэррей.

— Мне нужно предварительно исполнить еще одну клятву! — ответил Брай. — Я поклялся отомстить за Филли той, которая велела пытать ее и сделала несчастной. Мой путь лежит во Францию; гугенот Монгомери нуждается в клинке, который слишком долго оставался праздным. Но я вернусь обратно, если в Шотландии запылает факел войны. Единственная девушка, о которой я беспокоился, предалась другому. Дай Бог, чтобы она никогда не раскаялась в том.

Сэррей не стал останавливать Брая, он знал его упорство, когда дело шло о принятом решении. Но когда он прощался крепким рукопожатием с этим верным человеком, то ему казалось, будто что-то ушло из его собственной жизни. Теперь и он остался совершенно одиноким.