С представленной фотографии Груфанова был изготовлен негатив, с которого отпечатались прозрачные, контрастные, диапозитивы размером 9 х 12 см, различной плотности. На них были размечены ориентирные точки, такие, как носолобный угол, углы глаз, корень носа, а также нижние края бровей, контур подбородка и предположительный абрис купола черепа.

Непосредственно на черепе были размечены константные (или ориентирные) точки, а сам он плотно укреплен на приспособленном для подобных целей штативе из-под фотоувеличителя соответственно ракурсу фотографии. Фотокамера располагалась примерно в 2-х метрах от черепа, на ее матовом стекле находился перевернутый прозрачный диапозитив фотографии Груфанова с уже произведенной разметкой точек и контуров.

Начались трудоемкие манипуляции, занявшие не менее 1,5–2-х часов, результатом которых было достижение совпадения всех сравниваемых объектов, как по размерам, так и по анатомическим ориентирам и изгибам контуров (на сленге судебных медиков, череп “вписался” в фотографию). Такой результат фотосовмещения считается положительным, что при соответствии возраста и сходстве словесного портрета позволило прийти к категоричному заключению.

“Выводы” звучали так: “Череп от трупа неустановленного мужчины (Заключение эксперта № 40 от 23.09.03.) принадлежал человеку, изображенному на представленной фотографии, – Груфанову Петру Михайловичу, 1950 года рождения”.

Это была моя последняя идентификационная экспертиза, выполненная столь архаичным полукустарным способом; в начале 1995 года, приобретя японский компьютерный комплекс, видеокамеру и отечественные программные продукты, мы стали работать как нормальные люди.

Первой в ряду таких экспертиз была идентификация личности известного в городе заготовителя Ч., человека не бедного, бесследно исчезнувшего при странных обстоятельствах еще в конце 80-х годов, костные останки которого были обнаружены в районе дач близ Элисты лишь весной 1995 г. Затем последовало отождествление двух граждан КНР и одного нашего земляка (по поручению Генеральной прокуратуры РФ) и другие аналогичные исследования.

Теперь предстояло связать все воедино, и следователь В. Бамбаев назначил комиссионную судебно-медицинскую экспертизу, которую с 7 по11 апреля 1994 года провели И. М. Кирюхин, председатель экспертной комиссии, эксперты (автор этих строк - секретарь и докладчик по делу) и Л. Е. Ткаченко.

Следователя по существу интересовал один вопрос – мог ли диатомовый планктон попасть во внутренние органы через раневые каналы? То есть, основной вопрос сводился к следующему: попал в воду живой человек или труп?

Проанализировав результаты всех проведенных по данному случаю многочисленных экспертиз, изучив материалы многотомного дела, которые экспертами должны учитываться, но не быть самодовлеющими (материальная часть доказательств имеет большое значение, но протоколы допросов, меняющиеся день ото дня, должны оцениваться критически, пока не подкреплены частоколом неопровержимых улик), экспертная комиссия предварила «Выводы» резюмирующей частью:

«…Характер и глубина колото-резаных повреждений, имеющихся на трупе Груфанова П. М. (проникающие в полость грудной клетки с повреждением сердца и дуги аорты), позволяют считать, что смерть потерпевшего наступила достаточно быстро после причинения данных телесных повреждений (в течение нескольких минут), о чем говорится в первичном заключении эксперта Х. № 152 от 17.05.93. (Тогда как же быть с «утоплением в воде», ведь чтобы довезти тело через степь до балки и прорубить топором прорубь в толще льда, требуется несколько десятков минут, а то и более? – примеч. автора)

Тело потерпевшего было брошено в воду в холодное время (январь), в период диатомового «минимума», т. е. в период, когда наличие диатомового планктона в естественных водоемах минимальное… …Выявленное при первичном исследовании трупа большое количество планктона во внутренних органах (легких и почке) связано с тем обстоятельством, что труп свыше 4-х месяцев находился в воде. За этот период вегетация и размножение планктона в воде достигли своего максимума, а гнилостные изменения с разрушением и распадом мягких тканей, а также наличие проникающих в полости организма множественных раневых каналов привели к попаданию диатомового планктона во внутренние органы (я лично не исключаю еще один путь «обсеменения» почки диатомеями – технически неправильное ее изъятие из трупа уже загрязненными инструментами, но это ни доказать, ни опровергнуть, к несчастью, уже невозможно – примеч. автора).

В костном мозге длинных трубчатых костей планктон мог оказаться только при наличии кровообращения, т. е. при попадании в воду живого человека. Следовательно, в воду был брошен труп…»

Пришлось кардинально изменить судебно-медицинский диагноз, который в новой окончательной редакции выглядел следующим образом:

« Основной : Проникающие колото-резаные ранения грудной клетки с повреждением легких, сердца, дуги аорты. Колото-резаная рана шеи с повреждением ветви сонной артерии. Множественные поверхностные раны грудной клетки, передней стенки живота, левой руки.

Множественные двусторонние переломы ребер с повреждением пристеночной плевры.

Сопутствующий диагноз: Гнилостные изменения трупа. Признаки длительного пребывания трупа в воде (мацерация кожи, наличие диатомового планктона в легких и почках). Отсутствие диатомового планктона в костномозговых каналах длинных трубчатых костей. Алкоголь в трупе (результаты лабораторных исследований)».

Теперь на первое место в «Выводах» выходили множественные ножевые раны с повреждением жизненно важных внутренних органов – как непосредственная причина смерти потерпевшего. Двусторонние переломы ребер с повреждением пристеночной плевры расценивались комиссией как тяжкие телесные повреждения, причиненные в результате не менее 5-ти ударов в различные отделы грудной клетки твердыми тупыми предметами с ограниченной контактной поверхностью. А самое главное – в воду был погружен не живой человек, а труп.

Таким образом, выглядела экспертная часть расследования, как видите, не очень простая.

Не менее тернистыми были и сам процесс следствия, а также прохождение уголовного дела в суде. Я хоть и не ставил перед собой цели описывать нюансы следственной работы, все же вкратце должен коснуться этого аспекта.

Еще с момента взятия Салыновых под стражу у следствия были серьезные основания подозревать Алексея в совершении еще одного преступления – убийстве с целью разбойного завладения наличностью таксиста С. 20 июня 1993 г. вблизи поселка Верхний Яшкуль, в злополучной балке «Аргамджа», был обнаружен сгоревший автомобиль ГАЗ-24 – такси, в салоне которого находился поврежденный пламенем труп мужчины. В нем опознали таксиста С., который накануне вечером взял пассажира, вышедшего из ресторана «Элиста». А. Салынов первоначально даже дал признательные показания, но потом ушел, по выражению криминалитета, «в глухую несознанку». Дело было выделено в отдельное производство, но потом прекращено из-за отсутствия веских, неопровержимых улик.

Что касается убийства на чабанской стоянке, то, как говорилось в начале очерка, Алексей Салынов мотивировал совершенное преступление тем, что был возмущен вероломным поступком неблагодарного «бомжа» Петра, ответившего черной изменой своему благодетелю, совершив кражу из карманов его одежды. Он, правда, не особо вдавался в подробности самого убийства, но обстоятельно рассказывал о том, как прятал «концы в воду»: приготовил топор, груз в виде металлического швеллера, сложил все это вместе с трупом на телегу и отвез к пруду балки «Аргамджа». Алексей даже пояснил, почему выбрал расположенный поблизости пруд: «Долбить лунку во льду легче, чем мерзлую землю». Прибыв на место, он прорубил топором во льду прорубь, предусмотрительно раздел убитого, чтобы исключить возможность опознания, на случай, если труп всплывет по весне, привязал к нему проволокой швеллер и опустил мертвое тело в воду. Одежду затем сжег. Нож – орудие убийства – отдал Юрию, чтобы тот выбросил его на свалку.