– Возможно, мы не так добродетельны, как наши отцы, Элджернон, – ответила мисс Ли. – Зато с нами намного легче. В конце концов, сорок лет назад люди вообще были невыносимы: они открыто высказывали свое мнение, что просто отвратительно, отличались мерзейшими характерами и пили намного больше, чем следовало. Я всегда думала, что мой отец являлся типичным представителем той эпохи. Приходя в ярость, он называл это справедливым гневом, а если я делала что-то вопреки его воле, то страдал от «добродетельного негодования». Вы знаете, что до пятнадцати лет мне не позволяли пробовать сливочного масла, так как предполагалось, что это повредит моей фигуре и душе? Я росла исключительно на застывшем жире и Джереми Тейлоре[9]. Мир представал в виде опасного пути, на котором полно капканов и ловушек, а за каждым углом и поворотом вздымаются вулканы, исторгающие едкий дым адского огня.

– Это был век тирании и депрессии, – заявил Фрэнк, – век старых джентльменов, которые отличались властолюбием, и молодых дам, которые падали в обморок.

– Уверена, теперь люди не так добры, как раньше, – сказала миссис Бассетт, бросив взгляд на сына, весьма увлекшегося разговором с миссис Кастиллион.

– Они никогда таковыми и не были, – ответила мисс Ли.

– Людская извращенность могла бы сделать из меня язычника, – вставил декан своим приятным низким голосом, – если бы не противодействующая сила Божественного провидения, что отражается в творениях самой природы.

Тем временем Реджи Бассетт получал от ужина гораздо большее удовольствие, чем рассчитывал. Он обнаружил, что ему досталось место рядом с миссис Кастиллион, и, удобно устроившись, принялся бесстыдно ее изучать. Мельком взглянув на него, она поняла, что мальчик красив, а когда поняла, что у него на уме, решила предоставить ему возможность рассмотреть все свои достоинства, не ограничивая его во времени, и бойко заговорила с другим соседом по столу. В конце концов она повернулась к Реджи.

– Ну и что, вы удовлетворены результатами? – спросила она.

– Чего?

– Вашего осмотра?

Она весело улыбнулась, бросив быстрый и задорный взгляд на него.

– Вполне, – ответил он с улыбкой, ничуть не смутившись. – Моя мать уже думает, что мисс Ли не следовало позволять мне сидеть рядом с вами.

Миссис Кастиллион была энергичным созданием. Маленькая и хрупкая, как статуэтка пастушки из дрезденского фарфора, она обладала живым темпераментом и разговаривала громким визгливым голосом. Одним быстрым резким движением она постоянно откидывалась на спинку стула, чтобы громогласно расхохотаться над словами Реджи. И, обнаружив, что с ней можно зайти очень далеко без риска нанести оскорбление, юный красавец принялся рассказывать ей коротенькие скабрезные истории низким вкрадчивым голосом, глядя ей в глаза с нахальной дерзостью человека, осознающего свою власть. Это был завораживающий взгляд коварного сердцееда, и такому взгляду бесстыдство лишь придает очарования. Распутница в глубине души чувствует, что скромная претенциозность здесь вовсе ни к чему, и с нескрываемой радостью спускается с пьедестала, на который ее поставили по глупости. У миссис Кастиллион было маленькое худое лицо, покрытое толстым слоем пудры, с довольно высокими скулами, ее волосы, уложенные в затейливую прическу, отличались неестественной белизной, что только придавало Реджи уверенности, ведь он достаточно общался с противоположным полом, чтобы понять: с подобными женщинами гораздо легче наладить контакт, чем с другими. Он нашел свою соседку весьма привлекательной, несмотря на тридцатипятилетний возраст. А несколько потускневший облик худощавой блондинки уравновешивался великолепием ее драгоценностей и роскошью платья: вырез был таким глубоким, что Белла, сидевшая на другом конце стола, наивно задавалась вопросом, как оно вообще держится на его обладательнице.

Когда мужчин оставили одних, чтобы покурить, Реджи, налив третий бокал портвейна, подвинул стул ближе к Харреллу.

– Надо же, Фрэнк! – воскликнул он. – Какую милую дамочку посадили рядом со мной, правда?

– Вы никогда раньше не встречали миссис Кастиллион?

– Никогда! Вот это женщина! Удивительно! Я думал, этот ужин будет смертельно скучным: разговоры о политике и религии и прочей ерунде. Мать вечно заставляет меня посещать такие мероприятия, поскольку считает, что здесь ведутся интеллектуальные беседы. Боже мой!

Фрэнк рассмеялся при мысли о том, что миссис Барлоу-Бассетт рассчитывала совсем на другое, принимая предложение мисс Ли.

– Но миссис Кастиллион очень даже ничего, скажу я вам. Настоящая плутовка! И она не возражает против комплиментов… Пожалуй, она совсем не похожа на леди.

– По вашему мнению, это лестный отзыв?

– Так ведь леди весьма скучны, разве нет? Разговариваешь с ними об «Академии»[10] и прочей чепухе, да еще следишь, чтобы не выругаться ненароком. Возможно, леди хороши для брака, но, честное слово, если хочется хорошо провести время, я предпочитаю женщин чуть пониже рангом.

Чуть позже, на лестнице, когда они поднимались в гостиную, Реджи взял Фрэнка под руку.

– Прошу вас, старина, не выдавайте меня, если мама поблагодарит вас, что вы пригласили меня на ужин в субботу.

– Но я вас не приглашал. К тому же я не имею ни малейшего желания ужинать с вами в этот день.

– Боже правый! Вы думаете, я сам горю желанием прийти, чтобы обсуждать жуков и пауков? Не особенно! Я собираюсь поужинать с одной знакомой девчушкой – машинисткой и, по правде говоря, моей сердечной подругой. Восхитительное создание, скажу я вам.

– Я не пойму одного: с какой стати ради вашего желания развлечь молодую даму, работа которой связана с печатной машинкой, я должен подвергать опасности свою бессмертную душу?

Реджи рассмеялся:

– Не будьте ослом, Фрэнк, вы могли бы мне помочь. Вы не представляете, как омерзительно жить с матерью вроде моей. Она всеми силами пытается привязать меня к своей юбке. Заставляет рассказывать ей обо всем, что я делаю, и, конечно, мне приходится сочинять всякую чушь. Хорошо только то, что она готова принять на веру любую ложь, которую от меня слышит.

– Можете врать ей до посинения, – заявил Фрэнк, – но не понимаю, какого дьявола это должен делать я!

– Не будьте чудовищем, Фрэнк. Вы могли бы посодействовать мне хоть на этот раз. Вы ведь не пострадаете, если скажете ей, что я ужинаю с вами. Недавно вечером, Боже мой!.. Я чуть не попался! Вы знаете, что она всегда ждет меня дома и не ложится спать? Я сказал ей, что буду заниматься допоздна с репетитором, а сам отправился в варьете «Эмпайр». Там я встретил знакомых и немного выпил. Мог бы разразиться скандал, если бы она это заметила, но мне удалось убедить ее, что у меня просто дьявольски болит голова. А на следующий день я услышал, как она рассказывает кому-то, что я чуть ли не трезвенник.

Они дошли до гостиной, и Фрэнк оказался рядом с миссис Бассетт.

– О, доктор Харрелл, – сказала она, – хочу выразить вам огромную благодарность за то, что вы пригласили Реджи на ужин в субботу. Он так много работал в последнее время, что небольшой отдых ему не повредит. А репетитор иногда задерживает его до одиннадцати. Позапрошлой ночью он настолько устал, что, вернувшись, едва смог подняться по лестнице.

– Я просто счастлив, что иногда Реджи находит время поужинать со мной, – ответил Фрэнк довольно мрачно.

– Мне всегда приятно думать, что он с вами. Это так важно, чтобы у молодого человека были действительно надежные друзья, а я уверена, вы оказываете на него положительное влияние.

Услышав это, Реджи с многозначительным видом подмигнул Фрэнку, а потом с легким сердцем возобновил беседу с миссис Кастиллион.

Наконец все гости мисс Ли, за исключением Фрэнка Харрелла, пожелали ей спокойной ночи. Он же не собирался последовать их примеру.