Через два дня после приезда на Олд-Куин-стрит мисс Ли объявила о намерении прогуляться. Она спустилась, прихватив модный зонтик от солнца, который купила, когда была проездом в Париже.

– Вы ведь не собираетесь на прогулку с этой вещицей? – пренебрежительно спросила мисс Дуоррис.

– В самом деле собираюсь.

– Чепуха. Вы должны взять нормальный зонт. Будет дождь.

– У меня есть новый зонтик от солнца и старый от дождя, Элиза. Я уверена, что все будет хорошо.

– Дорогая моя, вы ничего не знаете об английском климате. Говорю вам: пойдет проливной дождь.

– Вздор, Элиза!

– Полли, – ответила мисс Дуоррис, выходя из себя, – я желаю, чтобы вы взяли зонт. Барометр опускается, и я ощущаю покалывание в ногах, а это верный признак приближения непогоды. С вашей стороны крайне нерелигиозно осмеливаться строить догадки на тему погоды.

– Рискну предположить, что с метеорологической точки зрения я знаю о путях Провидения не меньше вас.

– А это, думается мне, не смешно, а богохульно, Полли. Я жду, что в моем доме люди будут вести себя так, как говорю я, и настаиваю, чтобы вы взяли зонт.

– Не говорите глупостей, Элиза!

Миссис Дуоррис дернула за шнурок звонка и, когда появился дворецкий, приказала ему принести ее собственный зонт для мисс Ли.

– Я категорически отказываюсь им пользоваться, – заявила более молодая леди улыбаясь.

– Пожалуйста, не забывайте, что вы у меня в гостях, Полли.

– И следовательно, имею право поступать так, как мне хочется.

Мисс Дуоррис, крупная пожилая дама весьма внушительного вида, поднялась и угрожающе вытянула вперед руку:

– Если вы выйдете из дома без зонта, то никогда больше не войдете сюда снова. Вы никогда не переступите этот порог, пока я жива.

Мисс Ли явно пребывала не в лучшем расположении духа тем утром, потому что поджала губы весьма характерным образом и посмотрела на старшую кузину с холодным презрением.

– Моя дорогая Элиза, вы сильно преувеличили собственную важность. В Лондоне нет гостиниц? Похоже, вы думаете, что у вас в гостях я скорее получаю удовольствие, чем умерщвляю свою плоть. А на самом деле этот крест стал для меня тяжеловат, потому что я думаю, у вас худшая кухарка в столице.

– Она со мной двадцать пять лет, – ответила мисс Дуоррис, на ее щеках появились два красных пятна. – И до вас никто не рискнул пожаловаться на ее стряпню. А если бы кто-то из моих гостей это сделал, я бы ответила: что хорошо для меня, слишком хорошо для всех остальных. Я знаю, Полли, что вы упрямы и вспыльчивы, и готова закрыть глаза на эту дерзость. Вы все равно отказываетесь сделать так, как я прошу?

– Да.

Мисс Дуоррис яростно затрясла звонком.

– Скажите Марте, чтобы немедленно упаковала чемоданы мисс Ли, и вызовите извозчика! – громогласно воскликнула она.

– Прекрасно, мадам, – ответил дворецкий, привыкший к причудам хозяйки.

Потом мисс Дуоррис повернулась к гостье, которая созерцала ее с возмутительной веселостью.

– Я надеюсь, вы понимаете, Полли, что я говорю совершенно серьезно.

– Между нами все кончено, – насмешливо ответила мисс Ли. – Вернуть ваши письма и фотографии?

Некоторое время мисс Дуоррис просидела в молчаливом гневе, наблюдая за кузиной, которая взяла «Морнинг пост» и с превеликим спокойствием читала модные новости. И вот дворецкий объявил, что извозчик уже у двери.

– Что ж, Полли, вы действительно уезжаете?

– Я вряд ли могу остаться, когда мои вещи уже упаковали и прислали экипаж, – хладнокровно ответила мисс Ли.

– Вы сами к этому стремились, я не хочу, чтобы вы уезжали. Если признаете, что своевольны и упрямы, и возьмете зонт, я готова забыть обиду.

– Взгляните, какое на улице солнце, – произнесла мисс Ли.

И словно для того чтобы в самом деле разозлить старую тиранку, яркие лучи, танцуя, проникли в комнату и дерзко расцветили ковер.

– Думаю, мне следует сообщить вам, Полли, что я намеревалась оставить вам десять тысяч фунтов по завещанию. Теперь, разумеется, я не стану претворять в жизнь это намерение.

– Вам лучше бы оставить деньги Дуоррисам. Честное слово, учитывая то, что они состоят в родстве с вами уже больше шестидесяти лет, я считаю, они это действительно заслужили.

– Я оставлю деньги тому, кому пожелаю! – завопила мисс Дуоррис, выходя из себя. – И если захочу, то пожертвую все до последнего пенни на благотворительность. Вы очень независимы, поскольку получаете нищенский доход в пять сотен за год, но этого явно недостаточно, чтобы вы могли жить спокойно и не сдавать квартиру, когда уезжаете. Помните: никто не имеет права предъявлять мне претензии, а я могу сделать вас богатой женщиной.

Мисс Ли ответила с величайшей рассудительностью:

– Моя дорогая, я твердо убеждена, что вы проживете еще лет тридцать, истребляя род человеческий в целом и своих родственников в частности. Мне не стоит тщетно надеяться на то, что я кого-то переживу, и долгие годы подчиняться прихотям крайне невежественной старой женщины, самонадеянной и властолюбивой, скучной и претенциозной.

Мисс Дуоррис, задохнувшись, затряслась от ярости, но собеседница беспощадно продолжала:

– У вас множество бедных родственников, издевайтесь над ними! Выплескивайте свой яд и злость на этих жалких подхалимов, но, умоляю, отныне избавьте от ваших бесконечно занудных речей меня.

Мисс Ли всегда испытывала небольшую слабость к высокопарным высказываниям, а в этой фразе слышалась некая помпезность, что чрезвычайно ее развеселило. Она чувствовала, что на эти слова не найдет ответа, и, исполненная чувства собственного достоинства, покинула комнату. Две леди больше не общались, хотя мисс Дуоррис, властолюбивая, суровая и убежденная в истинности евангелизма до самого конца, прожила в здравом уме и трезвом рассудке еще почти двадцать лет. В итоге она умерла после сильного душевного волнения, поводом к которому послужил мелкий проступок горничной, и ее родственники разом с облегчением вздохнули, словно тяжелое бремя упало с их плеч.

Они стояли на похоронах без единой слезы и все еще со страхом поглядывали на свинцовый гроб, скрывавший останки этой грубой, сильной, довлевшей над всеми старой женщины. Потом, нервно подрагивая от нетерпения, они принялись упрашивать семейного юриста обнародовать завещание. Написанное ее собственной рукой и засвидетельствованное двумя слугами, оно звучало так:

К своему удивлению, мисс Ли обнаружила, что в пятьдесят семь лет получила три тысячи фунтов годового дохода, право проживания в милом старом доме в Вестминстере и большое количество мебели начала викторианской эпохи. Завещание составили через два дня после ее ссоры с эксцентричной пожилой дамой, и такой его текст, несомненно, позволил достичь трех целей, ради которых оно и было придумано: оно в высшей степени удивило всех заинтересованных лиц, обрушило шквал огня на равнодушную голову мисс Ли и обернулось горчайшим разочарованием и расстройством для всех, кто носил фамилию Дуоррис.