Испортив в комнате все, что можно, Лаврентий в изнеможении опустился на грязный пол. Отдышался. Обозрел пространство. Понял, что натворил, и ужаснулся. Теперь его точно пришибут!

Мальчишке ничего не оставалось, как убежать. Причем через окно, так как дверь была заперта. К счастью, спрыгнув со второго этажа, он ничего себе не сломал. Только ушибся немного и, прихрамывая, побежал прочь от общежития.

Лавру повезло, он смог без приключений добраться до вокзала, сесть в электричку и доехать до конечной, не попавшись контролерам. Он сделал три пересадки, пока не понял, что если не поспит, то умрет от усталости. Еще ему ужасно хотелось есть, но голод он терпел легко – дома его кормили нерегулярно.

Переночевать Лавр решил на вокзале. Естественно, не в зале ожидания, где ходит милиция, а под лестницей, ведущей в подвал. Там его и нашла уборщица Маришка.

Маришке было сорок. Бездетная, одинокая, не совсем нормальная, но очень добрая женщина, она вечно подбирала бездомных кошек и собак…

Подобрала и Лаврентия.

Маришка жила неподалеку. Занимала комнату в бараке. У нее было бедно, но чисто, несмотря на проживающих здесь животных – четырех кошек и двух собак. Маришка накормила найденыша кашей – пшенкой с мясными обрезками. Что животным варила, то и сама ела, и гостям предлагала. Обычно все отказывались, а вот Лавр съел с удовольствием. Каша показалась ему очень вкусной.

Маришка спросила, как мальчика зовут. Тот сказал, что не помнит.

– Память отшибло? – ахнула та.

– Ага.

– Бывает такое, знаю. Когда головой ударяешься. Или со страху.

– Я ударился, – быстро соврал Лавр.

– Тогда тебе в больницу надо. А потом в милицию.

Лавр испуганно замотал головой.

– Ну как же? – растерялась Маришка. – Тебе дом найти нужно, не вечно же на вокзале ночевать.

– А можно я тут поживу немного? Вдруг само собой вспомнится все…

И так жалостливо посмотрел ей в глаза, что добродушная дурочка тут же согласилась приютить Лавра.

– Только как же мне тебя называть? – озадаченно проговорила она. – Ты ж имени своего не помнишь…

– Как хотите…

– Семеном будешь. У меня котик был с таким именем. Ты на него похож. Тоже пятнышко на лбу.

Так Лаврентий на целых полгода стал Семеном.

Жилось ему у Маришки хорошо. Он спал на матрасе, брошенном на пол, вместе с кошками, ел пшенку с мясными обрезками и был абсолютно счастлив. Ведь его никто не бил, не унижал, при нем не пили, не дрались, не занимались сексом. Маришка даже не заставляла Лаврентия что-то делать, он сам и убирался, и животным варил еду, и помогал ей на вокзале. Из дома он сбежал в конце мая, и лето провел лучше, чем в пионерлагере, а осенью появились проблемы. Маришка всем говорила, что мальчик ее племянник, приехал на каникулы, но когда в сентябре начался учебный год, у соседей да работников вокзала стали возникать вопросы. Пришлось Лавру уйти в «подполье». Он перестал выходить из комнаты днем (справлял нужду в горшок, варил еду на плитке), даже ночью сигал через окно. Но это не помогло! В конце ноября явился участковый и забрал «Семена» в отделение. Он и ему наврал про амнезию, но на Лаврентия Кондрашова пришла ориентировка, а мальчик с такой особой приметой, как родимое пятно в форме креста, не имел шансов остаться неузнанным.

Лаврентия вернули домой.

К огромному, просто-таки невероятному счастью Лавра, Васи там не было. Он ушел от матери к другой. А к ней прибился очередной мужчина. Вован. Что удивительно, вполне нормальный. Да, он попивал, но не каждый день. И мало того, вполне пристойно зарабатывал, чиня обувь. У нового сожителя матери был один недостаток – недоразвитая конечность. Он чудовищно хромал, имел инвалидность. Наверное, поэтому он выбрал мать Лаврентия, а не кого-то получше.

Когда пацан вернулся домой, он ожидал взбучки. Но матушка его только отругала. Видимо, побоялась, что сын снова учинит разгром в доме.

С новым «папой» Лаврентий быстро нашел общий язык. Вован, видя, с каким трудом мальчик учится в школе, дал тому совет:

– Учись что-то делать руками, потому что из тебя академика не выйдет.

И Лаврентий, вняв совету, стал смотреть, как Вован чинит обувь: подбивает каблуки, вшивает молнии, ставит заплатки. Потом и сам попробовал сделать то же самое. Не сразу, но у него стало получаться. А на тот момент, когда мать выгнала Вована, найдя ему замену в лице разбитного сантехника их общежития, Лаврентий уже умел чинить обувь самостоятельно. Так как многие приносили свои штиблеты Вовану на дом, часть его клиентуры тут же перекочевала к Лаврентию.

Мальчику едва исполнилось четырнадцать, а он уже зарабатывал хорошие деньги. В отличие от Вована, который подругам сожительницы или своим близким знакомым ремонтировал обувку даром, а иной раз отказывался от работы, ленясь или хворая с похмелья, Лаврентий со всех брал деньги и хватался за любой заказ. Другие мастера советовали выкинуть изношенные сапоги, а он приводил их в пристойный вид. Лазил по помойкам, подвалам, чердакам, выискивал брошенную обувь и тащил домой. Из кожи делал заплатки, выпарывал молнии, вырезал мех.

Мать стала относиться к сыну с уважением. Как же – добытчик! И пусть из его доходов ей перепадало немного, все равно хорошо. Себя одевает, обувает и жрать не просит, все себе кашу варит с мясными остатками да за работой грызет карамельки «Голышки».

Надо сказать, что после того, как ушел Вася, матушка изменилась в лучшую сторону. Пить стала меньше, не истерила по пустякам и даже снова в аппаратчицы выбилась из подсобных рабочих. Только чувствовал Лавр, любит она своего Васю. Любит и ждет, когда он вернется…

К его великому счастью, Вася не возвращался!

Школу Лаврентий окончил еле-еле. А так как он пошел в первый класс в возрасте восьми лет и после своего побега так и не смог нагнать сверстников и остался на второй год, то его сразу забрали в армию. Отслужил. Вернулся домой и занялся привычным ремеслом. Пожалуй, он так и прожил бы жизнь, чиня обувь, если бы не… Вася!

Спустя годы он нарисовался на пороге их комнаты. Уже не такой красивый, облезлый, худой, испитый, но мать его приняла. Воссоединение отметили грандиозной попойкой. После нее Вася по старой традиции накинулся на Лавра с кулаками, однако был бит. Причем жестоко. Но мать его защищала. Чуть ли не телом своим закрывала. А потом, плача, смывала кровь с его лица.

Утром Лаврентий проснулся оттого, что на него кто-то пристально смотрит. Естественно, это был Вася. Он стоял над парнем с ножом в руке. Лавр выбил оружие из рук мужика, скрутил его и сказал матери:

– Выбирай – он или я.

Любви между матерью и сыном не было никогда. Ее всегда больше волновали мужики да пьянки, Лавра это, естественно, обижало. А того, что родительница позволяла его, малыша, колотить, он вообще простить ей не мог. И все же это была его мать. И если бы ее обижала какая-то баба, он прогнал бы ту…

– Вася остается, – твердо ответила мать.

Лаврентий молча собрал вещи, взял документы, деньги, инструмент и ушел.

Куда податься, он не знал. Друзей, у которых можно перекантоваться, у него не было. Как и подруг. Он вообще оказался одиночкой по жизни. Единственный человек, с кем у него получилось сблизиться, была полоумная Маришка.

Вспомнив о ней, Лаврентий заспешил на вокзал.

Он повторил тот путь, который проделал в десять лет. Только на сей раз ехал не зайцем.

Вокзал показался ему маленьким и мрачным. Не таким, как раньше. В детстве здание виделось Лавру огромным и почему-то напоминало дворец. Наверное, из-за сводчатых окон и высоких потолков. Или из-за люстры в центральном зале, многоярусной, блестящей.

Лаврентий подошел к справочной, спросил про Маришку.

– У нас такая не работает, – ответила женщина удивленно.

– А она вообще жива, не знаете?

– Понятия не имею…

И Лавр направился к бараку, где провел чуть ли не лучшие дни своей жизни. Каков же был его ужас, когда оказалось, что на том месте высится трехэтажный универмаг.