Звонарь был фигурой публичной, и его репутация значила многое.
Зато названия здешних колоколов особой благостью не отличались. Были, например, «Баран», «Козел», «Пропиелей» и «Голодарь» (названный так, впрочем, в честь Великого поста). Да и при обучении затейливым ростовским звонам использовались всевозможные попевки подчас сомнительного содержания.
В частности, звонари Успенского собора приговаривали про себя:
У нас денежки украли!
У нас денежки украли!
Украли, украли, украли!
После чего вступала колокольня церкви Спаса на Торгу:
А мы знаем, да не скажем!
А мы знаем, да не скажем!
Не скажем, не скажем, не скажем!
Своеобразный диалог складывался между колокольнями Рождественского и Богоявленского монастырей. Первый признавался:
Без числа мы согрешили!
Без числа мы согрешили!
Второй же успокаивал:
Един Бог без грехов!
Един Бог без грехов!
Иногда же диалог разыгрывался между колоколами одного монастыря. К примеру, Спасо-Яковлевская Дмитриевская обитель развлекала окружающих такой «беседой»:
— Чем, чем наш архимандрит занимается?
— Чем, чем наш архимандрит занимается?
— Пунш пьет, пунш пьет!
Пунш пьет, пунш пьет!
Церковь Николы на Подозерье вещала:
Саечники, булочники! К нам, к нам, к нам!
Крендели, булки! Крендели, булки! К нам, к нам, к нам!
Или же:
У Николы попы воры!
Прихожане зимогоры!
А народишко-то дрянь, дрянь, дрянь!
А народишко-то дрянь, дрянь, дрянь!
Непотребствовали звонари церкви Николы на Всполье:
Из-под бани голяком!
Из-под бани голяком!
Иной раз использовались детские стишки:
Зайчик белый,
Куда бегал?
В лес сосновый.
Что там делал?
Лыко драл.
Куда клал?
Под колоду.
Кто украл?
Или:
Тили-тили-тили бом,
Загорелся кошкин дом.
Кошка выскочила,
Глаза выпучила.
Бежит курица с ведром,
Заливает кошкин дом.
Тили-тили-тили бом.
Самой же, пожалуй, безобидной из попевок было:
Какая ель, какая ель!
Какие шишечки на ней!
Во всяком случае, это не оскорбляло ни общественную нравственность, ни пьяницу архимандрита.
* * *
Собор и храмы — колоритные учреждения, но с монастырями не сравнить. Монастырь для города — это и центр духовный, и особенного рода развлечения (излюбленное — сидеть у дороги и смотреть на паломников), и экономическое подспорье — те же паломники должны где-то питаться и снимать жилье, сам монастырь не всегда может их обеспечить инфраструктурой в нужных количествах. Да и почетно это — когда в городе есть монастырь. Или же рядом с городом — часто монастыри располагались все-таки за городской чертой, но совсем рядом, бок о бок. Для монастырской братии соседство с городом тоже являлось преимуществом — по крайней мере в решении всевозможных хозяйственных дел.
Монастыри ставились основательно, под стать кремлям, и смотрелись, соответственно, солидно. Публицист И. Колышко писал: «Борисоглебский монастырь поражает всякого посетителя Торжка еще издали своей грандиозностью. Вблизи он нисколько не теряет. Он занимает площадь гораздо больше 200 саженей в окружности и расположен у самой Тверцы, на насыпи, господствующей над всем городом. Две каменные боковые стены его с галереей и прорезанными в ней амбразурами идут очень красивыми уступами по склону горы. Стена же, обращенная к реке, стоит гораздо ниже противоположной, так что верхний гребень ее приходится почти вровень с насыпью, и тут, на этом гребне, разбита железная беседка, откуда можно любоваться во все стороны. Это место еще выше бульвара, и так как оно на другом берегу, то отсюда представляется возможность одним взором окинуть всю старую часть города, с ее деревянными домиками и кривыми переулочками».
Иными словами, не просто мужская обитель, а своего рода столица Торжка.
Братья Лукомские описывали достопримечательность города Костромы: «Ипатиевский монастырь… окружен высокими стенами: башни-бойницы, башни-дозорные, островерхие, круглые и уступчатые — придают внушительный, даже грозный вид древней обители. Но черные, лохматые кедры, пушистые лиственницы и плакучие березы вносят живописность, а выглядывающие из-за листвы их золотые главы собора вливают торжественную ясность в тот архитектурный пейзаж, который открывается перед глазами обозревателя, когда он вступит на деревянный, барочный, низенький мостик через р. Кострому. Перейдя на другой берег, поднявшись на взгорье — и, миновав одну из самых красивых башен монастыря — круглую, надо войти в ворота, построенные к приезду императрицы Екатерины Великой».
Да и по хозяйственному обустройству монастырь превосходил иной уездный город. Протоиерей отец Иоанн писал в 1911 году о женском Рождество-Богородицком монастыре (город Белгород): «К югу от монастыря через улицу вплоть до реки Везелицы находилось пустопорожнее место… В 1863 году это место было приобретено… для обители. Теперь на этом месте расположен монастырский сад с мелкой сажелкой для рыбы, заведен огород, построен конный двор с домом для заведующей этим двором и для помещения приезжающего монастырского священника, а на юго-запад от конного двора возведены постройки для приема странников, где они получают бесплатно ночлег и горячую пищу… Монастырь принадлежит к числу многолюдных обителей и своими строениями занимает площадь до пяти десятин в два почти целых квартала; сестер в этой обители до 800».
Прогулка в монастырь — прекрасное занятие, душеспасительное, увлекательное и для здоровья полезное. Вот, к примеру, описание костромичом Евгением Дюбюком маленькой домашней вылазки в Ипатиевский монастырь, которое отправил он своей жене: «Дорогая Клавочка! Вчера мы трио (я, Николай и его жинка) совершили экскурсию за город — за речку Костромку, в Ипатьевский монастырь и монастырские луга. Хорошо! Монастырь старый, стены его с бойницами и амбразурами, по углам дозорные круглые башни, внутри ограды церковки старинной архитектуры и письма. Хороша аллея: по одну сторону кедры, по другую то исполинские вязы, то старые березы, со стен чудесный вид: слева плещется Костромка, справа далеко-далеко ушли сочные луга, с кое-где мерцающими озерками, через низкую монастырскую дверку спустились на луга.
Опущусь на луга я росистые,
Я упьюсь ароматом цветов…
Расцветились огнем золотистым
Заокраины синих лесов…
Гаснут зори и бережно-ясная
Ночь спускает на землю покров,
Звезды в небе зажглися прекрасные,
Сколько в небе горящих цветов!
Коростель по соседству болотную
Караульную службу несет…
Прочь уходит с души мимолетное,
Все неправда, что силы гнетет…