Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Иной раз случались странные метаморфозы. В частности, публицист И. Колышко писал о Торжке: «Особенного рода болезней, обусловливаемых местностью города, нет. Двадцать лет назад, по собранным статистическим данным, оказалось, что обращающие на себя болезни — каменная болезнь и рак, появление коих нередко… Но вот произошло что-то странное. Или судьба смиловалась над новоторами, или статисты 60-х годов поусердствовали, или наоборот, нынешние поленились. Рак и каменная болезнь совершенно исчезли. Так, по крайней мере, можно судить из медицинского отчета новоторжскому земскому собранию за 1883 год.

О случаях заболевания этими болезнями не упомянуто там ни слова. Главные же, по цифровым данным, отрасли болезней — катары желудка, дыхательных путей и горла».

Не подарок, конечно, но все-таки лучше, чем рак.

Иной раз случались курьезы. Один из жителей города Костромы писал: «Жена костромского губернатора Шидловского заболела: консилиум врачей постановил сделать анализ мочи — дело в те времена не особенно распространенное. Наутро идущие по улице костромичи могли наблюдать служителя губернской канцелярии, идущего с двумя четвертями из-под водки (меньшего объема посуды, очевидно, не нашлось), на дне которых была в небольшом количестве жидкость желтого цвета. На четвертях были наклейки, на коих четким писарским почерком значилось: «Утренняя моча ея превосходительства госпожи костромской губернаторши», на другом же аналогичная надпись, только «вечерняя»».

Пациент — дело тонкое. Особенно провинциальный.

* * *

В провинциальных городах помимо собственно лечебниц находилось множество схожих по профилю учреждений. В частности, детские сады или ясли, как их чаще называли в то время в память о евангельских яслях, где родился Христос. Одно из первых подобных заведений открыла в 1872 году в городе Туле мать известного писателя В. Вересаева. И дала объявление в «Тульские губернские ведомости»: «С разрешения попечителя Московского учебного округа я открываю 1 ноября этого года на Большой Дворянской улице, в собственном доме, детский сад от 3 лет до 7. Елизавета Смидович».

Несколько позже ясли стали появляться по всей России, в том числе в уездных городах. В частности, в Таганроге на одной из главных улиц располагались ясли для брошенных детей. Там содержались маленькие таганрожцы до достижения ими четырехлетнего возраста, после чего поступали в другое благотворительное учреждение — так называемый детский приют.

Подобные учреждения обычно возникали по инициативе снизу В частности, в 1904 году владимирские дамы отправили письмо на имя губернатора: «Признавая крайне нужным и своевременным прийти на помощь детям и матерям в виду затянувшейся тяжелой и кровопролитной войны с Японией, лишающей семьи их отцов-кормильцев, кружок дам г. Владимира имеет честь покорнейше просить Ваше Превосходительство о разрешении открыть в гор. Владимире первые «Ясли» для детей дошкольного возраста».

И в скором времени газета под названием «Старый Владимир» сообщала: «В настоящее время общество в содержимом им на Спасской улице дневном приюте «Ясли» призревает, одевает и кормит до 50 детей от шестинедельного до 8-летнего возраста. Дети получают в соответствии с возрастом молоко, чай с белым хлебом и дважды в день горячую пищу, благодаря поступающим пожертвованиям они снабжаются одеждой и обувью. Специально приглашенная учительница занимается со старшей группой начатками грамоты, обучает их хоровому пению, молитвам, рукоделию. Вечером после ужина старшие уходят бодрые и веселые домой… а за грудными и ползунами заходят матери».

Для сирот повзрослее существовал Воспитательный дом. Это одновременно скорбное и жизнеутверждающее учреждение даже вошло в фольклор. Одно время по всему так называемому Среднему Поволжью пели печальную тягучую песню:

Во Симбирским городу,
Э-эй, да во Симбирским, скажем, городочке,
Э-эй, в воспитательным дому,
В воспитательным дому,
Э-эй, да в воспитательным, скажем, домочке,
Эх, чего видел, вам я скажу,
Чего видел, вам я скажу.
Э-эй, да видел девушку я в наряду,
Эх, лет семнадцать Дуняшу;
Лет семнадцать Дуняшу,
Э-эй, да лет семнадцать, скажем, лет восемнадцать.

И дальше — о том, как эта Дуняша красиво ходила, какое красивое платье носила, какой прекрасный сарафанчик на ней был, какие «разкозловы башмаки», да как она плясала и глядела на море. Откуда именно взялось в Симбирске море — не совсем понятно. Однако на том море плавало пять сотен кораблей, и в каждом находилось по пять сотен человек.

Такая вот научная фантастика.

Дурной славой пользовался так называемый приют Ермакова, находившийся в городе Муроме. «Это благотворительное заведение открыто при богадельном доме и устроено г. Ермаковым со всеми удобствами; отличаясь наружною обстановкой, оно, вместе с тем, может похвалиться и в воспитательном отношении: при нем находятся няньки, кормилицы, доктор и за исправным состоянием его постоянно наблюдает благородная дама. К сожалению, при всем родительском попечении о несчастных детях, они скоро расстаются с жизнью… Хотя это явление весьма грустно, однако открытый у нас приют по справедливости можно отнести к одному из благодетельнейших заведений».

В 1901 году та же газета извещала: «Этот приют, весьма симпатичный по идее, страдает существенным недостатком — высокой смертностью помещаемых в него детей».

В чем были причины этой дьявольской закономерности, установить так и не удалось.

При этом сам городской голова Алексей Ермаков был личностью положительной. Еще при его жизни «Владимирские губернские ведомости» посвятили ему вот такой панегирик: «Везде опрятность, чистота, благоустройство! Точно по мановению волшебного жезла обремененный годами старец внезапно превратился в красивого юношу, полного жизни, силы, энергии. А между тем это дивное превращение совершилось так быстро, так просто, почти незаметно. Для этого достаточно было горячего усердия одного лица, одушевленного патриотическими стремлениями к пользе общей, а и вот в самое короткое время Мурома узнать нельзя; он ожил, расцвел и по красоте своей и удобствам для жизни опередил многие города губернские, казною и многолюдством богатые… Подвиг Алексея Васильевича Ермакова, принесшего в дар Мурому не частицу только, а большую половину состояния своего, поистине есть великий гражданский подвиг! Его чистая, благородная, удивления и подражания достойная и в наше время столь редкая жертва еще более получает значения тем, что улучшение Мурома не вовлекло городское общество ни в какие издержки. Славное имя Алексея Васильевича не только во всех концах России, но и в чужих краях с уважением произносимое, а для Мурома составляющее гордость и украшение, пребудет незабвенно в самом отдаленном потомстве».

На смерть городского головы было написано трогательное стихотворение:

Сыплют золото иные
Лишь на прихоти пустые.
Здесь истрачено оно
Благодетельно, умно.
Быть богатым не загадка;
Но быть умным мудрено,
И богатство часто шатко,
Если глупому дано.
Слава, слава Ермакову,
Память вечная ему.

Дети в приюте, однако, умирали по-прежнему.

Благотворительность для взрослых была развита не меньше детской. А может быть, даже и больше — никто же не сравнивал. Имела она самые разные формы. Вот, например, в Череповце существовал Дом Трудолюбия. В статистических сведениях начала XX века о нем сообщалось: «Дом Трудолюбия в Череповце один, находится в ведении попечительского общества. Цель общества — приходить на помощь бездомным и не имеющим заработка, вышедшим из школ молодым людям, не имеющим определенных занятий, освобожденным из заключения и проч.».

40
{"b":"177746","o":1}