Немцы раньше славились прочностью семейных устоев. Они писали и говорили, что место женщины в жизни — в трех «к»: «кюхе» — «киндер» — «кирхе». Гитлеровцы нашли ей четвертое место — у «эрликонов».
С Нойдаммом покончено. Привал. Еще привал. Что у нас впереди? Впереди — река Одер. За Одером — городок Гросс-Нойендорф. Наша задача — занять Гросс-Нойендорф. В «Воспоминаниях солдата» генерал вермахта Гудериан не мог не сказать об одном крупном событии той войны: «1 февраля у Кюстрина русские вышли к Одеру…»
Наши войска вышли к Одеру не только у Кюстрина. Нашими войсками был занят берег реки протяженностью до 30 километров.
Части и соединения 5-й ударной армии первыми из войсковых объединений 1-го Белорусского фронта, сокрушив приодерскую вражескую оборону, завязали сражение непосредственно на Одере. 31 января — 1 февраля 248-я стрелковая дивизия (Н. 3. Галай), 89-я гвардейская дивизия (X. Ф. Есипенко), 94-я гвардейская дивизия перешагнули этот мощный водный барьер для того, чтобы закрепиться на захваченных плацдармах. Форсировали Одер с ходу, без инженерных средств, под огнем врага, по ненадежному льду, разбитому авиацией и артиллерией противника.
В это время маршал Г. К. Жуков передал генералу Берзарину и военному совету армии письмо-обращение:
«…На 5-ю Ударную армию возложена особо ответственная задача — удержать занимаемый плацдарм на западном берегу реки Одер и расширить его хотя бы до 20 километров по фронту и до 10–12 километров в глубину.
Я вас прошу понять историческую ответственность за выполнение порученной вам задачи и, рассказав своим людям об этом, потребовать от всех исключительной стойкости и доблести.
Желаю вам и руководимым вами войскам исторически важного успеха.
Г. Жуков».
Ответом на эту просьбу могло быть только дело.
Военный совет армии призвал бойцов, сержантов, офицеров и генералов: «Основным законом каждого солдата, офицера и генерала, ведущего бой на плацдарме, должно быть — ни шагу назад!»
Командный пункт маршала Жукова с начала февраля размещался в городе Нойдамм. Оттуда и было доставлено в нашу армию жуковское письмо.
Обстановка отчаянная. Наступая таким темпом, войска выдохлись.
Маршал Жуков, обращаясь к Берзарину с письмом, просит генерала и его людей, не полагаясь на подкрепления, удержать завоеванный плацдарм. Завоевала его в ночь с 1 на 2 февраля прежде всего наша 248-я стрелковая дивизия. На мою горемычную долю выпало непосредственное, личное участие в том страшном бою, когда дело доходило до использования гранат и штыков. Расскажу в деталях, как дрались мы за этот плацдарм.
…Утро 1 февраля 1945 года. Мы на марше, в душе — черно. И потому, что погребли несколько однополчан в Нойдамме, в том числе и одного врача. И потому, что впереди зловещий Одер. Погода похожа на весеннюю. Пасмурно. Поля подтаивают. Достигли Фюрстенфельде, где сделали привал. Главный наш снабженец расщедрился, распорядился приготовить после первого и второго блюда еще и крепко заваренный чай с сахаром вволю. Мы отгоняли от себя ту мысль, что, возможно, ужина не будет.
Надеяться нам не на кого. Шоссе пустынно — только наш полк. Полк движется в авангарде. Все шагают, и всем тоскливо, и это понятно. Впереди нас — рубеж, Одер, а за ним — Берлин. Ведь там — Верховное командование самой сильной армии в мире, там — мощь, там — сам Адольф Гитлер. Слева и справа, где-то тоже движутся такие же, как наш, стрелковые полки, измотанные в походе, они идут такими же полями и перелесками. Бронетехники не видно, и артиллерии, кроме полковой, — нет.
Природа послала плохую видимость, небо закрывают тучи. В этом — спасение. Немецкие «юнкерсы» стали появляться чаще. Снизившись, они сбрасывают на магистраль бомбочки, дают пулеметные очереди. Отваливают в сторону — боятся наших зенитных пулеметов.
Несколько часов я в седле. Устал, но и идти пешком не хочется. Догнал меня на своей киргизской лошадке майор Косяк. По солдатской терминологии — «Бабай», то есть дедушка. Как я уже сказал, наш главный снабженец. Ему под пятьдесят. Конармеец в Гражданскую войну.
Стефан Косяк знаменит, он — человек-легенда. В изданной на Украине книге «Трипольская трагедия»[58] он — один из персонажей повествования. Один из четырех комсомолят, оставшихся в живых после того, как свирепый атаман Зеленый, за которым они гонялись, истребил поголовно весь красноармейский отряд.
Двигаясь на конях бок о бок, мы разговорились. Косяк поникшим голосом сказал:
— Почему-то возникли в сознании белые хатенки Триполья, Днепр и атаман Зеленый…
— Забудьте Зеленого, Стефан Иванович, — ответил я. — Допотопная история. Мы теперь в Бранденбургской провинции, столичной провинции Германии.
— Для меня история не допотопная, не уходит из памяти, словно все происходило вчера, — объяснил Косяк. — Мы были такими молодыми, юными, все для нас казалось простым.
— Стефан Иванович, понимаю вас хорошо. И я иногда погружаюсь в мистику.
— Не мистика, голубчик, а предчувствие надвигающейся беды. В самом деле, едем так, словно нас ждет теща, добрая тетка. А наткнемся мы на стальной кулак. Мы в роли птенчиков. Где танковая поддержка? Где мостопонтонные части? Где, наконец, прикрытие с воздуха? До Берлина — всего семьдесят километров. Они подготовили засаду. Они нанесут контрудар, чем отбиваться? Сорокапятками? От «тигров» и «пантер»?
— Спорить не стану, — ответил я. — Как всегда, вся надежда на выносливость Ваньки-солдата. Наверное, и Жуков сейчас рвет на голове волосы. От невозможности помочь нам. И у Берзарина добавляется седина. У них карманы пусты. Неплохо то, что нам помогает накопленная инерция наступления. Пока противник откатывается, скоро заблестит река Одер. Водная преграда. Но такие преграды мы уже видели…
Помолчав, Косяк тронул коня. У Стефана Ивановича дети и внуки в Киеве, скучает по ним. Стефану Ивановичу выговориться захотелось. Знает ведь, что ради заморских союзничков стараемся. И страдаем. Наши тылы отстали, бронетехника отстала из-за нехватки горючего. Мехчасти увязли в грязи. Янки и томми там, за морем, труса празднуют, а мы, русские, отдуваемся за всех этих прохиндеев.
Остановить камень, стронутый на склоне горы, невозможно.
В 17.00 через фольварк Клоссов и прибрежные лесные массивы батальоны наши вышли на поемные луга у реки Одер. На противоположном берегу в сумерках все же можно различить смутные очертания островерхих построек крупного немецкого населенного пункта.
Это — Гросс-Нойендорф.
Там, как это и отмечено на наших картах, имеются защитные земляные дамбы с вкраплением железобетона — эти дамбы спасают селение от разлива вешних вод. Нечего и строить догадки, насыпь нынче — это система огневых точек. На карте здесь значились выселок в пять-шесть домиков, паромная переправа. Причал есть и паром есть, вмерзший в лед. На реке сохранился ледовый покров. Пехота, обозы, пушки полковые — пройдут! Странно, что немцы нас сюда пропустили. Несколько пулеметов могли нас остановить. Серьезное упущение немецких командиров.
Немецкие наблюдательные посты не могли не обнаружить сосредоточение русских в пойме Одера, они всполошились. И был открыт массированный артиллерийский, минометный и пулеметный огонь по боевым порядкам нашего полка. Ледяной покров был достаточно прочным, но немецкие бомбардировщики, наверное, с утра его бомбили. Имелись воронки, через которые била вода. А теперь лед разрушали артиллерия и минометы.
По плану боя немедля развернулся 2-й стрелковый батальон под командованием майора Василия Пархоменко. Бойцы по талому снегу и заполненным водой тропинкам выдвинулись на лед и цепями пошли вперед. Поверх льда шла вода, плотный огонь мешал продвижению наших стрелков, кое-где их цепи ложились на лед в воду. Губительно это!
Атака могла захлебнуться, такая перспектива встревожила полковника Артемова. Командир полка сказал нам, штабным офицерам, что надо немедленно вмешаться. Мы должны бежать на лед, поднять стрелков и с ними вырваться на берег. Нельзя терять ни секунды.
