Он вторгался в Туркестан, в Кипчак, в Россию, в Индостан, в Сирию, в Анатолию, в Армению, в Грузию, не имея никакой надежды или никакого желания удержать в своей власти эти отдаленные страны. Он возвращался оттуда обремененным добычей, но он не оставлял там ни войск, чтоб держать в страхе непокорных туземцев, ни должностных лиц, чтоб охранять тех, кто изъявлял готовность повиноваться. Ниспровергнув правительство, под которым до того времени жили эти туземцы, он оставлял их в бедственном положении, которое было усилено или создано его нашествием, и эти бедствия не вознаграждались никакими наличными или будущими благами. 3. Он особенно заботился о внутреннем благосостоянии и внешнем блеске Мавераннахра и Персии, так как считал эти страны вечным наследственным достоянием своего рода. Но отсутствие завоевателя нередко прерывало его мирную работу, а иногда и уничтожало ее плоды. В то время как он одерживал победы на берегах Волги или Ганга, его служители и даже его сыновья позабывали и о своем повелителе, и о своих обязанностях. Публичные и частые злоупотребления плохо заглаживались запоздалыми расследованиями и наказаниями, и мы вынуждены похвалить Тимуровы “Учреждения” только как соблазнительный идеал безукоризненного монархического управления. 4. Каковы бы ни были благодеяния его управления, они исчезли с его смертью. Его сыновья и внуки, желавшие не управлять, а царствовать, были врагами один другого и врагами своих подданных. Над одним обломком империи не без славы властвовал его младший сын Шарох, но после его смерти сцена его деятельности снова покрылась мраком и кровью, и еще до истечения того столетия Мавераннахр и Персию опустошили северные узбеки и туркмены черной и белой овцы. Род Тимура пресекся бы, если бы происходивший от него в пятом колене герой не предпринял завоевания Индостана, спасаясь бегством от узбеков. Преемники этого героя (Великие моголы) распространили свое владычество от возвышенностей Кашмира до Коморинского мыса и от Кандагара до Бенгальского залива. После царствования Аурангзеба их империя распалась; их сокровища, хранившиеся в Дели, были разграблены одним персидским хищником, а самое богатое из их прежних владений в настоящее время принадлежит компании христианских торговцев, утвердившейся на одном из отдаленных островов Северного океана.
Вовсе не такова была судьба Оттоманской монархии. Громадное дерево было согнуто до земли, но лишь только прошла буря, оно снова выпрямилось со свежею силой и дало более яркую зелень. Когда Тимур совершенно очистил Анатолию, он оставил тамошние города без дворцов, без казны и без монарха; по открытой стране разбрелись орды пастухов и грабителей татарского или туркменского происхождения; эмиры снова вступили во владение странами, которые были незадолго перед тем отняты у них Баязидом; один из них разрушил из низкой мстительности его гробницу, а его пятеро сыновей скоро утратили и остатки своего наследственного достояния, занявшись внутренними раздорами. Я перечислю их имена в порядке их возраста и их подвигов. 1. Я не уверен, буду ли я рассказывать историю настоящего Мустафы или же историю самозванца, который выдавал себя за этого погибшего принца. Он сражался подле своего отца в битве при Анкаре; но когда попавшемуся в плен султану было дозволено отыскивать его сыновей, ему удалось отыскать только одного Мусу, а турецкие историки, старавшиеся из раболепия угождать торжествующей партии, высказывали убежедение, что брат Мусы затерялся в числе убитых. Если Мустафа спасся с поля сражения, то следует полагать, что в течении двенадцати лет он скрывался и от друзей и от врагов, пока не появился в Фессалии, где многочисленная партия признала его за Баязидова сына и преемника. Его первое поражение было бы и последним, если бы этот настоящий или ложный Мустафа не был спасен греками, которые возвратили ему после смерти его брата Магомета и свободу, и его владения. Его низкая душа, по-видимому, свидетельствовала о его самозванстве, и хотя в то время как он восседал на адрианопольском престоле, в его лице чтили оттоманского султана, он сделался предметом общего презрения, когда спасся оттуда бегством, был заключен в оковы и умер позорною смертью на виселице. Такие же притязания заявлялись несколькими претендентами, и, как рассказывают, тридцать человек, носивших имя Мустафы, были казнены смертью, а эти частые экзекуции дают повод думать, что турецкое правительство не было вполне уверено в гибели законного монарха. 2. После того как Баязид попался в плен, его сын Иса некоторое время владычествовал над окресностями Анкары, Синопы и Черного моря, а его послы были отпущены Тимуром с лестными обещаниями и с почетными подарками. Но царствовавший в Амасии его завистливый брат скоро лишил его и владений, и жизни, а этот исход их ссоры вызвал благочестивый намек на то, что законы Моисея и Иисуса, Исы и Мусы, были отменены более высоким авторитетом Магомета. 3. Сулейман не значился в списке турецких императоров; однако он остановил победоносное наступление монголов, а после их удаления некоторое время царствовал и в Адрианополе, и в Бурсе. На войне он был храбр, деятелен и счастлив; его мужество смягчалось милосердием, но вместе с тем он легко увлекался самонадеянностью и был склонен к невоздержанности и к лени. Он ослабил узы дисциплины при такой системе управления, которая требует, чтоб монарх держал своих подданных в постоянном страхе, так как иначе ему самому пришлось бы дрожать от страха; его пороки оттолкнули от него начальников армии и законоведов, а ежедневное пьянство, столь гнусное в монархе и в мужчине, было еще более гнусно в последователе Магомета. Сулейман был застигнут врасплох своим братом Мусой в то время, как был погружен в сон от опьянения; он бежал из Адрианополя в направлении к византийской столице, был настигнут на пути и был лишен жизни в бане, процарствовав семь лет и десять месяцев. 4. Муса унизил себя тем, что доказал свою рабскую зависимость от монголов, принявши от них свою инвеституру; его Анатолийское царство, обложенное данью, было заключено в узкие пределы, а с пришедшей в расстройство милицией и с пустой государственной казной он не был в состоянии бороться с отважными ветеранами, находившимися в распоряжении владетеля Романии. Муса, переодевшись, бежал из Бурсы, переправился через Пропонтиду в открытой лодке, пробродил некоторое время в горах Валахии и Сербии и после нескольких неудачных попыток наконец вступил на адрианопольский престол, незадолго перед тем обрызганный кровью Сулеймана. В его царствование, продолжавшееся три с половиной года, его войска одерживали победы над христианами Венгрии и Морей, но Мусу погубили природная трусость и неуместная снисходительность. Он отказался от обладания Анатолией и вслед за тем пал жертвой коварства своих министров и преобладающего влияния своего брата Мехмеда. 5. Окончательное торжество Мехмеда было справедливой наградой за его благоразумие и умеренность. До своего пленения Баязид поручил этому юноше управление Амасией, находившейся на расстоянии тридцати дней пути от Константинополя и служившей для турок оплотом против христиан трапезундских и грузинских. Тамошний замок считался, при азиатском способе вести войны, неприступным, а самый город Амасия, разделявшийся рекой Ирисом на две равные части, возвышался по обеим сторонам этой реки в форме амфитеатра и напоминал в малом размере Багдад. В своих быстрых нашествиях Тимур, как кажется, оставил без внимания этот глухой и непокорный уголок Анатолии, а Мехмед в тишине отстаивал свою независимость, стараясь ничем не раздражать завоевателя, и очистил свои владения от последних мародеров, оставленных там татарской армией. Он сам избавился от опасного соседства Исы, но во время борьбы между его более могущественными братьями его нейтралитет не был нарушен ни одним из них, и только после того как Муса одержал верх, он выступил в качестве наследника несчастного Сулеймана и в качестве мстителя за его смерть. Мехмед приобрел Анатолию по мирному договору, Романию — силой оружия, а тот солдат, который принес ему голову Мусы, был награжден как благодетель и монарха, и народа. Восемь лет своего единоличного и мирного царствования он с пользой употребил на то, чтоб загладить следы внутренних раздоров и утвердить Оттоманскую империю на более прочном фундаменте. Его последней заботой было назначение двух визирей Баязида и Ибрагима, которых он выбрал в руководители для своего малолетнего сына Мурада, и таковы были единодушие и предусмотрительность этих визирей, что они скрывали смерть императора в течение более сорока дней — до прибытия его преемника в Бурсу. В Европе возжег новую войну принц или самозванец Мустафа; первый визирь лишился и своей армии, и своей жизни, но более счастливый Ибрагим, имя и род которого до сих пор пользуются у турок почетом, прекратил жизнь последнего претендента на Баязидов престол и положил конец внутренним раздорам.
