Но император был скоро вынужден нарушить это соглашение и взяться за оружие в союзе с вечными врагами Генуи и ее колоний, венецианцами. В то время как он взвешивал мотивы в пользу мира и мотивы в пользу войны, жители Перы нанесли ему такое дерзкое оскорбление, которое принудило его быть менее снисходительным; они выстрелили со своего вала громадным камнем, который упал посреди Константинополя. На его основательную жалобу они отвечали хладнокровным порицанием неосторожности своего инженера; но на следующий день оскорбление повторилось, и они восхищались этим вторичным доказательством того, что столица не была недосягаема для их артиллерии. Кантакузин немедленно подписал договор с венецианцами; но Римская империя не была в состоянии оказать большого влияния на исход борьбы между этими богатыми и могущественными республиканцами. Их флоты сталкивались с изменчивыми результатами на всем пространстве между Гибралтарским проливом и устьем Танаиса, а одно достопамятное сражение происходило в узком проливе под стенами Константинополя. Нелегко согласовать рассказы греков, венецианцев и генуэзцев, поэтому, придерживаясь рассказа одного беспристрастного историка, я буду вместе с тем заимствовать от каждой из этих наций те факты, которые не говорят в ее пользу и делают честь ее врагам. Венецианцы вместе со своими союзниками каталонцами имели на своей стороне численное превосходство: их флот, со включением слабого подкрепления из восьми византийских галер, состоял из семидесяти пяти судов; у генуэзцев было не более шестидесяти четырех судов, но их военные корабли отличались в ту пору необыкновенной величиной и крепостью. Имена и фамилии начальников этих двух эскадр — Пизани и Дориа прославлены в летописях их отечества; но личные достоинства первого затмевались славой и дарованиями второго. Противники вступили в бой в бурную погоду и не прерывали его от рассвета до наступления ночи. Храбрость генуэзцев восхваляют их противники; поведением венецианцев недовольны их друзья, но обе стороны сходятся в похвалах искусству и отваге каталонцев, выдерживавших борьбу несмотря на множество нанесенных им ран. Когда флоты разошлись, исход сражения мог показаться сомнительным, но если генуэзцы и лишились тринадцати галер, потопленных или захваченных неприятелем, зато они нанесли союзникам вдвое более значительные потери, уничтожив четырнадцать венецианских галер, десять каталонских и две греческих; да и скорбь победителей свидетельствовала о том, что они ожидали более решительного успеха. Пизани сознался в своем поражении, удалившись в укрепленную гавань, откуда — под предлогом полученных от сената приказаний — отплыл с остатками обращенного в бегство флота к острову Кандии и предоставил владычество на морях своим соперникам. В публичном послании к дожу и сенату Петрарка тратит свое красноречие на то, чтоб примирить две морские державы, которые называет светилами Италии. Оратор превозносит мужество и победу генуэзцев, которых считает самым искусным народом в ведении морских войн, оплакивает несчастье их собратьев — венецианцев, но убеждает тех и других преследовать огнем и мечом низких и вероломных греков и очистить столицу Востока от ереси, которою она заражена. Покинутые своими союзниками, греки не были способны сопротивляться, и через три месяца после битвы император Кантакузин стал искать мира и подписал договор, которым навсегда изгонял венецианцев и каталонцев, а генуэзцам предоставлял монополию торговли и нечто похожее на верховное владычество. Римская империя (нельзя не улыбнуться, называя ее этим именем) могла бы низойти до положения генуэзской провинции, если бы честолюбие этой республики не было обуздано утратой ею свободы и морского могущества. Продолжительная стотридцатилетняя борьба окончилась торжеством Венеции, и партии, на которые разделялись генуэзцы, принудили эту нацию искать внутреннего спокойствия под покровительством иноземного властителя — герцога Миланского или короля Французского. Впрочем, дух торговой предприимчивости пережил влечение к завоеваниям, и поселившаяся в Пере колония наводила страх на столицу и содержала флот на Черном море до той минуты, когда турки подвергли ее одинаковому порабощению с самим Константинополем.
ГЛАВА LXIV
Завоевания Чингис-хана и монголов на пространстве от Китая до Польши. — Опасность минует Константинополь и греков. — Происхождение оттоманских турок, утвердившихся в Вифинии. — Царствование и победы Османа, Орхана, Мурада Первого и Баязида Первого. — Основание и усиление турецкой монархии в Азии и в Европе. — Опасное положение Константинополя и Византийской империи. 1206-1425 г.г
От мелких ссор между столицей и ее предместиями и от низости и внутренних раздоров выродившихся греков я перейду теперь к победоносным туркам, у которых домашнее рабство облагораживалось военной дисциплиной, религиозным энтузиазмом и энергией народного характера. Появление и успехи оттоманов, в настоящее время владычествующих в Константинополе, находятся в связи с самыми важными событиями новейшей истории, но их описание требует предварительного знакомства с великим нашествием монголов и татар, быстрые завоевания которых можно сравнивать с теми конвульсиями природы, которые когда-то потрясали земной шар и изменили его внешнюю оболочку. Я давно уже заявил о моем намерении выводить на сцену те народы, которые были прямо или косвенно виновниками разрушения Римской империи, и я во всяком случае не мог бы умолчать о таких событиях, которые по своей необычайной важности останавливают внимание философа на истории кровопролитий.
С обширных возвышенностей, лежащих между Китаем, Сибирью и Каспийским морем, неоднократно изливались потоки переселенцев и воинов. Это старинное место жительства гуннов и турок было занято в двенадцатом столетии несколькими пастушескими племенами, которые были одного происхождения и имели одинаковые нравы; грозный Чингис соединил их под своею властью и повел завоевывать мир. Чтоб достигнуть своего высокого положения, этому варвару (сначала носившему имя Темучина) пришлось попрать ногами всех ему равных. Он был знатного происхождения, но только при высокомерии, внушенном победой, сам монарх или его народ стал уверять, будто предок Чингиса в седьмом колене родился от непорочного зачатия девы. Его отец царствовал над тринадцатью отделами, состоявшими из тридцати или сорока тысяч семейств; более двух третий этих семейств отказались уплачивать десятину или повиноваться его несовершеннолетнему сыну, и когда Темучину было только тринадцать лет, ему пришлось выдержать сражение с его возмутившимися подданными. Будущий завоеватель Азии был вынужден уступить и спастись бегством, но он стоял выше случайностей фортуны и на сороковом году от рождения упрочил и свою славу, и свое владычество над соседними племенами. При том состоянии общества, когда искусство государственного управления грубо, а храбрость составляет общее достоинство, влияние одного человека может опираться только на его могущество и на его решимость наказывать врагов и награждать друзей. Первый военный союз Темучина был скреплен тем, что был принесен в жертву конь и что союзники пили воду из одного и того же ручья; Темучин обещал своим приверженцам делить с ними и радости, и горе, а после того как он раздал им своих коней и свои украшения, все его богатство заключалось в их признательности и в его собственных надеждах. После своей первой победы он велел поставить на огонь семьдесят котлов и побросать в кипящую воду вниз головами семьдесят самых виновных мятежников. Сферу его влияния постоянно расширяли гибель непокорных и покорность тех, кто был более осторожен, и на самых отважных вождей мог наводить страх отделанный в серебро череп того хана кераитов, который под именем священника Иоанна вел сношения с римским первосвященником и с европейскими монархами. Честолюбие Темучина не пренебрегало орудиями суеверия, и он принял титул Чингиса (Zingis), или самого великого, и божественное право завладеть и управлять всем миром от одного полунагого пророка, одаренного способностью подыматься на белом коне на небеса. На общем курултае, или сейме, он сидел на войлочной подстилке, которую долго после того чтили как святыню, и был торжественно провозглашен великим ханом или императором монголов и татар. Из этих двух названий, хотя и родственных по происхождению, но впоследствии обозначавших двух соперников, первое перешло к царствовавшему роду, а второе — случайно или по ошибке — было распространено на обитателей обширных северных пустынь.
