Я отложил до конца этой главы описание войны с генуэзцами, которая потрясла трон Кантакузина и обнаружила бессилие греческой империи. Генуэзцы, поселившиеся в предместии Пере или Галате после того как Константинополь был отнят у латинов, получили это почетное ленное владение от щедрот монарха. Им было дозволено управляться их собственными законами и их собственными должностными лицами, но они должны были исполнять обязанности вассалов и подданных; они носили заимствованное из латинской юриспруденции выразительное название ленников, а их podesta, или начальник, приносил перед своим вступлением в должность присягу в верности императору. Генуя вступила в тесный союз с греками и в случае оборонительной войны обещала доставлять сто галер, из которых пятьдесят обещала вооружить и снабдить экипажем на счет республики. Михаил Палеолог заботился о восстановлении морских сил империи для того, чтоб не нуждаться в помощи иноземцев, а его энергичное управление сдерживало живших в Галате генуэзцев в тех пределах, за которые они нередко пытались переходить из смелости, внушаемой богатством и привычкой к свободе. Один из их матросов высказал угрозу, что его соотечественники скоро будут хозяевами Константинополя, и убил того грека, который захотел отомстить за это оскорбление всей нации, а одно генуэзское военное судно, плывя мимо дворца, не отдало чести и вслед за тем провинилось в морских разбоях на Черном море. За виновных вступились их соотечественники, но длинное и неукрепленное селение Галата было немедленно окружено императорскими войсками, и в ту минуту как эти войска приготовились к приступу, генуэзцы стали униженно молить своего государя о помиловании. Их беспомощное положение было залогом их покорности, но оно вызывало нападения со стороны их соперников — венецианцев, которые осмеливались в царствование Андроника Старшего посягать на величие императорского престола. При приближении венецианского флота генуэзцы перебрались в город вместе со своими семействами и пожитками; покинутые ими жилища были обращены в пепел, а слабый монарх, на глазах у которого было разорено принадлежавшее ему предместье, выразил свое негодование не с оружием в руках, а путем отправки посольства. Впрочем, это несчастье оказалось выгодным для генуэзцев, так как они получили и незаметным образом стали употреблять во зло данное им опасное разрешение окружить Галату крепкими стенами, провести в ров морскую воду, построить высокие башни и поставить на валу военные машины. Узкая полоса земли, на которой они были поселены, оказалась недостаточной для размножившихся колонистов; они ежедневно приобретали новые земли и покрыли окрестные холмы своими виллами и замками, которые соединялись и обносились новыми укреплениями. Плавание по Черному морю и торговля, которая велась по его берегам, были наследственным достоянием греческих императоров, господствовавших над тем узким проходом, который служит воротами для входа во внутреннее море. В царствование Михаила Палеолога эта императорская привилегия была признана египетским султаном, который испрашивал и получил дозволение ежегодно посылать корабль для покупки невольников в земле черкесов и в Малой Татарии — дозволение весьма вредное для интересов христиан, так как воспитание и дисциплина превращали купленных юношей в грозных мамелюков. Живя в Пере, генуэзцы занялись выгодною торговлей на Черном море и благодаря своей предприимчивости стали снабжать греков рыбой и зерновым хлебом — двумя видами съестных припасов, почти одинаково необходимых для народа, зараженного суевериями. В Украине, по-видимому, сама природа заботилась об изобилии жатвы, несмотря на то что хлебопашество находилось там в диком и варварском состоянии, а громадный вывоз соленой рыбы и икры ежегодно возобновлялся благодаря тому, что близ устьев Дона, или Танаиса, ловятся громадные стерляди в то время как они останавливаются в тинистых и глубоких водах Меотиды.
Воды Аму-Дарьи, Каспийского моря, Волги и Дона служили неверным и трудным торговым путем для вывозившихся из Индии драгоценных каменьев и пряностей, и выходившие из Хорезма караваны достигали после трехмесячного перехода крымских гаваней, где их ожидали итальянские корабли. Эти разнообразные отрасли торговли были захвачены предприимчивыми и могущественными генуэзцами. Их соперники — венецианцы и пизанцы — были вынуждены совершенно устраниться от этой торговой деятельности; местных жителей держали в страхе замки и города, выросшие на тех местах, где находились генуэзские фактории, а главное генуэзское поселение — Кафу безуспешно осаждала татарская армия. Не имевшие в своем распоряжении флота, греки жили под гнетом этих высокомерных торговцев, кормивших или моривших голодом Константинополь сообразно со своими собственными интересами. Эти торговцы захватили в свои руки таможни, рыбную торговлю и даже пошлины, собиравшиеся при проходе через Босфор, и между тем как они извлекали из всех этих источников ежегодный доход в двести тысяч золотых монет, они неохотно предоставляли в пользу императора небольшую долю в тридцать тысяч таких монет. Колония Перы, или Галаты, вела себя и в мирное, и в военное время как независимое государство, и — как это обыкновенно бывает в отдаленных колониях — генуэзский подеста слишком часто забывал о том, что над ним есть старшие.
Для этих захватов служили поощрением бессилие Андроника Старшего и междоусобные войны, свирепствовавшие во время его старости и во время несовершеннолетия его внука. Свои дарования Кантакузин употреблял не столько на восстановление могущества империи, сколько на ее гибель, а после того как он восторжествовал над своими внутренними врагами, ему пришлось вести позорный спор о том, кто должен властвовать в Константинополе — греки или генуэзцы. Жившие в Пере торговцы оскорбились его отказом уступить им какие-то соседние земли и господствующие над окрестностями высоты, на которых они намеревались построить новые укрепления, а во время отсутствия императора, задержанного в Демотике нездоровьем, они попытались воспользоваться слабостью женского управления. Одно византийское судно, осмелившееся ловить рыбу у входа в гавань, было потоплено этими смелыми чужеземцами, а рыболовы были умерщвлены. Вместо того чтоб молить о прощении, генуэзцы потребовали удовлетворения; они дерзко заявили, что греки должны отказаться от мореплавания, а первым взрывам народного негодования противопоставили регулярные военные силы. Они немедленно заняли спорную землю, и благодаря тому, что все население без различия пола и возраста принялось за работу, они с невероятной быстротой построили стену и вырыли ров. В то же время они напали на византийские галеры, из которых три были ими сожжены, а три остальные, составлявшие весь императорский флот, спаслись бегством; дома, находившиеся вне городских ворот или на берегу моря, были разграблены и разрушены, а заботы регента и императрицы Ирины ограничились защитой столицы. Возвращение Кантакузина всех успокоило; сам император желал уладить дело мирно, но он был вынужден действовать иначе ввиду упорства своих врагов, отвергавших всякие благоразумные мирные условия, и ввиду горячности своих подданных, грозивших словами Священного Писания, что они сокрушат генуэзцев, как сосуд скудельный. Однако эти подданные неохотно уплачивали подати, наложенные для сооружения кораблей и для покрытия военных расходов; а так как одна из этих двух наций владычествовала на суше, а другая на море, то Константинополь и Пера подверглись всем бедствиям обоюдной осады. Жившие в колонии торговцы обманулись в своем ожидании, что война окончится в несколько дней, и стали роптать на понесенные убытки; прибытие подкреплений, которых они ожидали из своего отечества, замедлилось вследствие возникших в Генуе внутренних раздоров, и самые осторожные из них воспользовались отплытием одного родосского судна для того, чтоб удалиться от театра войны вместе со своими семействами и со своим имуществом. Византийский флот, состоявший из семи галер и нескольких мелких судов, вышел весною из гавани, поплыл, выстроившись в одну линию, вдоль берегов Перы и по неловкости стал боком к носовой части неприятельских судов. Его экипаж состоял из крестьян и ремесленников, у которых незнание дела не возмещалось врожденною варварам храбростью; дул сильный ветер, волны вздымались высоко, и лишь только греки завидели вдали еще надвигавшегося неприятеля, они стали опрометью бросаться в море, подвергая свою жизнь неминуемой опасности во избежание опасности еще не наступившей. Войска, которые выступили для нападения на укрепления Перы, были в ту же самую минуту поражены точно таким же паническим страхом, и генуэзцы были удивлены, даже почти пристыжены легкостью своей двойной победы. Их суда, украсившись цветами и взяв на буксир отнятые у неприятеля галеры, несколько раз проплыли взад и вперед мимо дворца; терпение было единственной добродетелью, которую выказал в эту минуту император, а его единственным утешением была надежда отмщения. Однако затруднительное положение обоих противников побудило их вступить на время в соглашение, и позор империи был прикрыт тонкой оболочкой достоинства и могущества. Призвав к себе начальников колонии, Кантакузин выразил им притворное пренебрежение к ничтожному предмету спора и, слегка упрекнув их за то, что случилось, великодушно пожаловал им земли, которыми они завладели и которые он только для виду отдал перед тем под надзор своих должностных лиц.
