Тем вечером я с беспокойством поглядывала в большое окно, осматривая автомобильный парк, где была назначена наша встреча. "Прошу, Аллах, - молилась я про себя, - пусть он приедет! Это заставит меня замолчать". Вдруг я услышала автомобильные гудки, мое сердце бешено застучало.

- Давай! - сказала Сурия.

- Да нет, это не может быть он! Ехать за полсотни километров, оставлять мать одну, когда ей нужна помощь, просто для того, чтобы увидеть меня?!

Но это оказался он, и я кинулась к входу. Вдогонку прозвучал крик Сурии:

- Дура, ты же влюблена - это и слепой увидит!

Я не признавалась себе в своих чувствах. Заставив подчиниться одного мужчину, я ощущала себя победительницей всего мужского пола.

Позже до меня дошло, до какой степени отношения между арабскими юношами и девушками испорчены необходимостью лгать. Встречи, скрываемые от родителей, друзья или родственники, которые знают обо всем, но никому не выдают секрета... Арабские районы - те же арабские деревни, где отношения прячут под завесой тайны, а люди лгут. В результате ты не можешь быть честной с самой собой. Кто я? Чего ищу? какова моя настоящая личность? Я принадлежу отцу, который не любит меня - так как же я, в свою очередь, должна научиться любить и, самое главное, признаться в своих чувствах другому человеку? Как можно держать под контролем свою страсть в обществе, отрицающем силу этой страсти. Как сделать так, чтобы тебя при этом не затянуло в пучину разочарования?

Среди моих французских друзей одни понимали это, но другим казалось, что мы, мусульмане, живем на другой планете и просто отказываемся меняться. Выбраться в центр пройтись или сходить в библиотеку - подумаешь! Так ведь? Или открыто встречаться со своим парнем. Для них это норма, для нас - табу. Они не в состоянии увидеть преграды, встающие на нашем пути, и находят проблему, например, в тесных спальнях на четырех человек. Они не знают ничего о том, что на самом деле происходит за порогом наших домов.

Иные девушки, живущие в загородных особняках, которые мы считаем верхом роскоши, вообще не понимают нас. Они считают, что все наши табу просто ничтожны, а когда все же пытаются разобраться в этом, мы сами их одергиваем: "Да ладно, тебе просто не понять".

Все оттого, что мы стыдимся жить так, как живем. Даже перед своими лучшими друзьями. Мы стыдимся нашего положения, личной жизни, того, как скрываем свое тело. Другие девушки и не думают тревожиться из-за своей девственности, а мы испытываем глубочайшую вину за самый невинный поцелуй. Малейшее проявление симпатии со стороны мужчины истолковывается нами как оскорбление.

В тот вечер я не была французской влюбленной девочкой. Кадер приехал, и я торжествовала. Я была гордой арабкой. Если бы я прислушалась к своему сердцу, оно бы точно со мной не согласилось. Вернувшись домой, я все ещё оставалась девственницей. Я знала, что не поддамся соблазну.

На следующий день от Сурии ничего не было слышно. Обычно она звонила мне наутро после свидания, чтобы разузнать все подробности. Я решила позвонить подруге сама.

- Ее сейчас нет, - лаконично сообщила ее мать.

Воскресенье, три часа до полудни - а ее нет? Она не заглянула ко мне и не позвонила - это на нее не похоже. Вечером ее по-прежнему не было, но я не стала беспокоить ее мать. Никогда нельзя нарушать так называемый этикет, который включает в себя расспросы обо всей семье, сочувствие каждому, пока, наконец, не доберешься до нужной информации. Случилось что-то серьезное, и, если я буду слишком настойчива, впредь нам запретят видеться. Однако весь вечер я сильно переживала и поэтому все-таки перезвонила.

- Нет, Лейла, ее нет. Вообще-то, она ушла проведать свою сестру.

Точно, что-то случилось. Сурия не ладила со своей сестрой, которая была слишком строга и безкомпромиссна. Когда происходило что-нибудь серьезное, родители всегда отправляли девочек подальше, и конечно, к кому-нибудь очень строгому. По тону ее матери я поняла, что она не хотела лишних звонков. Три дня спустя я предприняла ещё одну попытку: ни Сурии, ни объяснений - ничего. Я попыталась связаться с ее другом, а поскольку никто не отвечал, решила дождаться его у квартиры.

- Лейла, - подошел он ко мне, - есть новости о Сурии?

- Нет, я потому и пришла!

- Ты не знаешь, что было в прошлую субботу?! Но ты же виделась с ней тогда, разве нет?!

- Да, но в начале вечера - потом я ушла! А что, что случилось?

- Мы оба повели себя глупо.

Сперва я подумала, что они переспали и об этом узнали ее родители. Так нет же!

- Только ты ушла, я проходил под ее окнами, и, поскольку Сурия была одна, она сказала мне подняться на 5 минут. Но 5 минут будто пролетели, и заявился ее брат.

- Это она попросила тебя подняться? Или ты настаивал?

- Нет! Это была ее идея! Она предложила - и я поднялся!

- И вы вдвоем были в квартире ее родителей, наедине?

- Пять минут! Мы вообще ничего не делали! Когда ее брат вошел, я спрятался за дверью дальней спальни, но Сурия так нервничала, что он заподозрил неладное. Брат обнаружил меня, и мы подрались. Я пытался объяснить, что хочу жениться на его сестре, но он выгнал меня взашей. И я не знаю, где она теперь!

Вот он, бесчестье. Он заскочил на пять минут к своей невесте, когда никого не было дома, и был пойман наедине с ней. Моя подруга неимоверно рисковала. Даже я на такое не осмелилась бы. Девушка не должна сама решать, открывать ли дверь мужчине. Только отец или брат может впустить в дом постороннего человека.

Сурия объявилась только через две недели, заметно исхудавшая. Ее отец пять дней продержал ее привязанной к кровати, распластанную на животе. Сурию кормили как собаку, она не могла повернуться или пошевелиться, поэтому практически ничего не ела. Когда она просилась в туалет, мать насмехалась: "Почему бы тебе не сходить под себя? Сразу полегчает!"

Ее родители приехали из тех краев Марокко, где дочерей, говорят, могли приносить в жертву, чтобы воздать почести Аллаху. Понятно, почему они запрещали ее парню встречаться с ней и даже смотреть на нее. О браке теперь и речи быть не могло. Не только потому, что они оба поставили под угрозу честь семьи. Было еще одно отягчающее обстоятельство: избранник Сурии - кабил из Алжира. У матери Сурии имелись и свои причины отказать ему - причины до нелепого смешные, но они, увы, уже учитывались. Сестра парня Сурии вышла замуж, и мать Сурии пекла пирожные на свадьбу, так как была знакома с матерью невесты. Теперь мать Сурии решила, что семейство парня насмехается над ней.

- Меня попросили испечь сдобу, так? Все было устроено, чтобы их сын мог встретиться с моей дочерью! И все об этом знали, кроме меня!

Но дело, конечно, было не только в этом. Сурия влюбилась в него, едва только увидела. Его семья даже не подозревала об их романе, а они по-настоящему любили друг друга.

Сурия совершила серьезный проступок, бесстыдно пригласив в родительский дом мужчину. Теперь ее девственность была под вопросом. Девушка, способная на такое, берет на себя огромную вину. Привести в дом мужчину - это не халяль, это уже харам. Аллах позволяет халяль, но харам - грех. Так что Сурия была грешницей.

Получив обратно свободу, Сурия "выела матери все мозги". В переводе с местного жаргона это означало, что она, наконец, убедила мать разрешить ей подрабатывать, как я, и отдавать все заработанные деньги ей. Скандал сошел на нет.

После этого Сурия стала крайне осторожна, потому что ее братья всюду следовали за ней по пятам. Один из них был буквально не в своем уме - даже я боялась его. Если бы он поймал меня, когда я "совершала харам" - курила или говорила с посторонним мужчиной, - он бы запретил Сурии общаться со мной. Чтобы подстраховать нашу с Сурией дружбу, пришлось еще больше держать ухо востро. Если, зайдя в табачную лавку, я видела ее брата, то немедленно выходила с маркой за три франка в руке.

Невозможность открытого общения с юношей даже в двадцать лет привела у моему разрыву с Кадером. Однажды он попросил меня позвонить ему домой в назначенное время.