Среди множества памфлетов и дешевых книжонок, описывающих ведовские процессы в Англии, «Чудесное разоблачение ведьм в графстве Ланкашир» (Лондон, 1613) занимает особое место. Этот массовый процесс против 20 предполагаемых ведьм был крупнейшим для своей страны и своего времени и вызвал заметное возбуждение в северных графствах. Посвященная ему книга вышла необычайно длинной (188 страниц в оригинале) и подробной; это был полуофициальный протокол процесса, написанный клерком суда (Томасом Поттсом) и одобренный судьей (сэром Эдуардом Бромли) как «тщательно изложенный и правдиво переданный». Впоследствии издание стало чем-то вроде пособия по проведению ведовских процессов.

Старуха Демдайк, как называли соседи восьмидесятилетнюю слепую миссис Элизабет Саутерн, призналась, что была ведьмой с 1560 г., когда «дух или дьявол в облике мальчика» принял ее душу. Пять лет спустя эта «злобная зачинщица всякого несчастья» убедила свою подругу и соседку, миссис Энн Уиттл, старуху Чаттокс, присоединиться к ней в ее «варварских и проклятых занятиях, убийствах, злодейских и дьявольских заговорах». К ним присоединились их дочери — к старухе Демдайк Элизабет Дивайс, а к старухе Чаттокс Энни Редферн, а затем и другие родственники и соседи.

Поттс превратил всех четырех главных действующих лиц в карикатуры на ведьм, которыми обычно изобиловали дешевые издания. Старуха Чаттокс, также около 80 лет от роду, была «тощей, иссохшей, дряхлой тварью, почти совсем слепой». Старуха Демдайк была «самой отвратительной старой каргой, которая только оскверняла белый свет своим присутствием». Элизабет Дивайс «была от рождения отмечена нелепой чертой внешности самой природой: ее левый глаз был ниже правого, один смотрел вверх, а другой вниз, так странно, что никто из почтенной публики, присутствовавшей на суде, и собравшихся зрителей не мог припомнить, чтобы видел когда-нибудь подобное».

В марте 1612 г. старуху Демдайк привели к местному судье Роджеру Ноуэллу для допроса по подозрению в ведовстве. Основанием для последнего стали слухи. Допрос старой женщины превратился в «любопытное предприятие». Старуха Демдайк обвинила свою внучку Элисон Дивайс и соперницу старуху Чаттокс. Всех троих отправили в Ланкаширский замок дожидаться выездной сессии суда. Элисон Дивайс обвиняли в том, что она наслала порчу на бродячего торговца.

Элисон созналась, и связь между причиной и следствием была установлена. Старуху Чаттокс обвиняли в том, «что она преступным образом практиковала, использовала и употребляла различные злые и дьявольские искусства, называемые ведовством, чародейством, заклинаниями и колдовством, по отношению к некоему Роберту Наттеру из Гринхеда, что в Пендл-Форесте, графство Ланкашир, и силою того же ведовства преступно умертвила упомянутого Роберта Наттера».

Кроме нее, обвинение в убийстве Роберта Наттера при помощи колдовства было предъявлено дочери старухи Демдайк, Элизабет Дивайс, и дочери старухи Чаттокс, Энни Редферн.

Отчет об этом деле (которое слушалось 17 августа) примечателен не только своей необычайной полнотой, но и представленной в нем занимательной историей о заговоре с целью взорвать тюрьму и освободить пленников — новизна этого обвинения придавала правдоподобие другим, достаточно уже заезженным.

В начале апреля, в Страстную пятницу, Элизабет Дивайс созвала срочную встречу двух семейств в доме своей матери, Малкинг-Тауэре, что в Пендл-Форесте, чтобы вместе изобрести «какой-нибудь быстрый способ освобождения своей матери (старухи Демдайк), дочери (Элисон) и других ведьм Ланкашира». Около 18 женщин и всего 2 или 3 мужчин откликнулись на ее зов; 16 из них опознали по именам (но только половине были предъявлены обвинения). Компания «шумно веселилась и совещалась». Первый английский шабаш был, похоже, просто хорошим английским застольем. «Упомянутых персон угощали говядиной, беконом и жареной бараниной». Последний деликатес — жирного кастрированного барана — Джеймс, как предполагали, украл (преступление само по себе достаточно тяжкое, чтобы обеспечить смертный приговор). Группа планировала убить тюремщика в Ланкашире, взорвать замок (идея, без сомнения, подсказанная Пороховым заговором в Лондоне, со времен которого в ту пору минуло всего семь лет) и освободить обвиняемых. В протоколе Поттса говорится, что все «вышли из дома в своем собственном обличье», сели на лошадей и «тут же скрылись из виду». Все это похоже на попытку прибавить способность менять облик (а может, и летать по воздуху) к обвинениям в ведовстве. Следующую встречу назначили через год. Слухи об этом сборище дошли до ушей судьи Ноуэлла, который 27 апреля арестовал девять ведьм (некоторым из тех, против кого были выдвинуты обвинения, удалось бежать).

Судьи гордились собственной объективностью и справедливостью, однако вынесенный ими приговор основывался почти исключительно на показаниях Элизабет Дивайс и ее детей, Джеймса (которому в тот момент было немногим больше 20) и Дженет (9 лет). Элизабет Дивайс отказалась признаваться в чем-либо до тех пор, пока «Господу не стало угодно воздвигнуть юную деву, Дженет Дивайс, ее собственную дочь, в возрасте около девяти лет, неожиданную свидетельницу, которая и разоблачила все их занятия, встречи, совещания, убийства, заклинания и мошенничества». Когда и остальные ее двое детей поддержали Дженет, Элизабет сделала «очень подробное добровольное признание». Хотя позднее она отказалась от всего сказанного, признание все же оставалось в силе до самого конца процесса и стало главным свидетельством против нее. Она умерла, настаивая на собственной невиновности.

Дженет рассказала о том, как «дух в облике коричневой собаки» по имени Болл помогал ее матери убивать людей. Джеймс Дивайс подтвердил, что и он тоже видел коричневого пса, а также процесс изготовления магических глиняных куколок и слышал, как его бабка говорила, что Элизабет с помощью колдовства убила одного человека за то, что он отказался подать милостыню. Джеймс рассказал и жутковатую историю о краже хлеба для причастия на Великий четверг. Когда он возвращался домой, заяц попросил у него хлеба. Джеймс перекрестился, и заяц пропал.

Джеймс и Дженет опознали большинство ведьм, которые были на упомянутом обеде в Малкинг-Тауэре. Как ни старался Джеймс сотрудничать с судом и называть имена, ему самому предъявили два обвинения. На основании слов его девятилетней сестренки к ним прибавилось и третье: у Джеймса, заявила она, тоже есть собака, при помощи которой он насылает порчу. Пока его держали в заключении в замке, Джеймс в присутствии трех свидетелей сделал признание. Он оказался, по словам Поттса, «колдуном столь же опасным и злым, как и любой другой колдун или ведьма в Ланкашире».

Энни Редферн была признана невиновной в смерти Роберта Наттера «за отсутствием серьезных доказательств». Вердикт присяжных вызвал неудовольствие как судей, так и толпы. Женщину снова привлекли к суду, на этот раз по обвинению в порче и последовавшей за этим смерти отца Роберта, Кристофера Наттера. На этот раз ее признали виновной. Доказательства в обоих случаях одинаковые: слухи и сплетни «восемнадцати-, девятнадцатилетней давности».

Элис Наттер, мать покойного Роберта, была «богатой женщиной и имела большое поместье». Она производила впечатление «добродушной, независтливой и незлобивой женщины». На нее тоже указали как на одну из присутствовавших на обеде в Малкинг-Тауэре. Доказали принадлежность миссис Наттер к ведьмам так: Джеймс Дивайс сказал, что его бабка говорила, будто она ведьма, также и Дженет Дивайс повторила, что ее мать рассказывала ей, будто Элис ведьма, а также Элизабет Дивайс заявила, что она и Элис вместе извели колдовством одного человека. Для пущей уверенности в том, что Дженет правильно опознала Элис Наттер, судья Бромли, «с большим подозрением относившийся к показаниям этой маленькой девочки», приказал поставить перед ней несколько заключенных женщин, в том числе и совсем не знакомых. Дженет, которая неоднократно видела миссис Наттер, игравшую заметную роль в жизни графства, и против которой она лишь несколькими минутами раньше давала показания в суде, выдержала испытание с успехом. «Не может быть, чтобы это было поддельное или ложное обвинение, — сообщает Поттс, — сам Господь способствовал ее разоблачению». Миссис Наттер умерла, отстаивая собственную невиновность, осужденная, как заметил Уоллес Ноутстейн, «на основании показаний, самых шатких из всех, что были когда-либо представлены суду».