Полковник Гейер поначалу скептически отнесся к моим предложениям, однако признал, что им нельзя отказать в определенной логике. Генерал Адам, который, как и я, был новичком в министерстве и поэтому еще не был заражен распространенными в нем предубеждениями, немедленно согласился со мной. Что касается главнокомандующего сухопутными войсками генерала фон Хаммерштейн-Экворда, то он, благодаря свойственной ему исключительной проницательности, с самого начала не одобрял идею формирования кадрированных дивизий.

Нетрудно представить себе, что сотрудники организационного отдела, посвятившие разработке мобилизационного плана несколько месяцев, были не в восторге от случившегося, особенно если принять во внимание то, что план намечалось ввести в действие уже 1 апреля 1930 года. Для меня принятие моих предложений также не осталось без последствий. Очень скоро я заметил, что начальник отдела и мои сослуживцы стали более внимательно прислушиваться ко мне.

Нарушение военных положений Версальского договора

Описанные выше действия по разработке мобилизационного плана, безусловно, представляли собой нарушение военных положений Версальского договора, по крайней мере с того момента, когда план был бы введен в действие. Поэтому хотелось бы сразу расставить все точки над «i»: Немецкий солдат мог не без основания полагать, что возложенная на него ответственность по обеспечению безопасности рейха давала ему моральное право совершать подобные нарушения. Версальский диктат отнюдь не отличался той моральной безупречностью, которая могла бы гарантировать неприкосновенность его положениям. Политическую ответственность за те или иные нарушения могло взять на себя только политическое руководство страны.

Хотелось бы со всей ответственностью подчеркнуть, что план троекратного увеличения сухопутных войск в случае войны был утвержден имперским военным министром Грёнером. Мне довелось лично представлять ему проект плана, к которому он отнесся не без некоторой доли скептицизма, однако дал добро на его осуществление. В свою очередь державы-победительницы, которым, конечно же, стало известно о наших планах, не сочли их достаточным поводом для вооруженного вмешательства.

С военной точки зрения необходимо было определиться, стоило ли во имя осуществления нашего мобилизационного плана, который отнюдь не гарантировал полной безопасности рейха, идти на риск пусть и не очень значительного, но достаточно явного нарушения Версальского договора. Для этого нужно было получить ответы на следующие вопросы:

• Каковы были причины, побудившие нас заняться этим вопросом?

• Какую цель мы преследовали?

• Каковы были масштабы планируемых мероприятий?

• Представляли ли наши действия какую-либо угрозу для соседей рейха?

Главные причины для этих, безусловно, вынужденных действий следует искать в сложившейся к тому времени военно-политической обстановке.

Наши соседи за последние годы не сделали ни малейшего шага в направлении всеобщего разоружения, хотя основное условие для этого — разоружение Германии — существовало давно. Более того, все они, за исключением Великобритании, сделали все для того, чтобы усовершенствовать свои вооружения. К тому же три самых крупных соседа Германии заключили между собой военный союз, направленный против рейха, не говоря уже о так называемой «малой Антанте» (политический союз Чехословакии, Румынии и Югославии), которая плелась в фарватере внешней политики Франции.

Германскому рейхсверу противостояли:

Сухопутные войска Франции. На случай войны в них должно было насчитываться около 30 полностью отмобилизованных дивизий, составлявших так называемую «группировку прикрытия». На самом деле эти в большинстве своем моторизованные части и соединения были предназначены не для «прикрытия», а для нанесения внезапного молниеносного удара с рубежа р. Рейн. Их мобилизационная численность составляла около полутора миллионов человек.

Сухопутные войска Польши. После мобилизации число дивизий, входящих в их состав, планировалось увеличить вдвое, их общая численность должны была составить один миллион человек.

Сухопутные войска Чехословакии. В военное время они должны были насчитывать около 600 тысяч человек.

Само собой разумеется, что рейх ни при каких обстоятельствах не мог позволить себе конфликт с этой коалицией и поэтому должен был избегать любых действий, которые могли быть истолкованы как недружелюбные каким-либо ее участником.

Мотивы, побудившие военное руководство Германии к разработке вышеупомянутого мобилизационного плана, не имели ничего общего с замыслами о ведении войны с нашими соседями.

Можно было с достаточной степенью уверенности предполагать, что три государства-участника антигерманского блока не нападут на Германию просто так, ни с того ни с сего. Главная опасность, однако, заключалась не в этом, а в том, что всегда существовала возможность для любого из них однажды поддаться соблазну напасть на ослабленный рейх в надежде осуществить все еще имеющиеся у них территориальные притязания. В наименьшей степени эти опасения относились к Франции, особенно после подписания Локарнских договоренностей, даже несмотря на негативный исторический опыт оккупации Рейнской области в период с 1923 по 1926/1930 гг.

Угроза неспровоцированного нападения исходила главным образом от восточных соседей Германии, прежде всего от Польши. Однажды Польша уже продемонстрировала свою способность к таким действиям в отношении Литвы, когда она в 1920 году оккупировала Вильну. Не приходилось сомневаться в том, что влиятельные силы в Польше не прочь были бы повторить эти действия по отношению к Верхней Силезии или Восточной Пруссии. Правда, в этом случае Польша не могла рассчитывать на активную поддержку Франции, да, пожалуй, и Чехословакии. Вместе с тем не приходилось надеяться и на то, что оба этих государства попытаются удержать Польшу от подобных действий.

Опыт применения польских войск против Вильны и аннулирования особого статуса Мемеля со стороны Литвы убедительно доказал, что Германия не могла рассчитывать на помощь Лиги Наций в том случае, если агрессору удастся благодаря быстрым и решительным действиям поставить германское правительство перед свершившимся фактом. Наглядной иллюстрацией правильности такого вывода стали в скором времени итало-эфиопская и японо-китайская войны.

В случае польской агрессии или «восстания», подобного тому, которое Польша инсценировала в связи с плебисцитом в Верхней Силезии, только успешные оборонительные действия германской армии могли бы удержать Чехословакию от вступления в войну под предлогом «защиты национальных интересов». Именно этими соображениями и руководствовалось имперское правительство, принимая меры по усилению обороноспособности страны. Целью этих мер было не что иное, как обеспечение минимальной безопасности рейха от неспровоцированного нападения одного из своих восточных соседей. Рейхсвер должен был обладать способностью оказывать сопротивление агрессору до тех пор, пока Лига Наций не сочла бы возможным и морально оправданным вмешательство в этот конфликт.

Можно не без основания полагать, что принятые меры помогли предотвратить агрессивные действия против Германии и тем самым способствовали поддержанию мира. В первую очередь это относится к существовавшей тогда реальной угрозе враждебных действий со стороны Польши.

Масштабы военного строительства в Германии

Меры по укреплению обороноспособности Германии, предпринимавшиеся в те годы, не выходили за рамки обозначенной выше цели, по крайней мере до тех пор, пока с приходом к власти Гитлера не началась открытая ремилитаризация страны. Не вдаваясь в подробности, можно сказать, что все эти меры сводились к следующему:

Подготовка к увеличению в случае войны числа пехотных дивизий с 7 до 21, не считая трех кавалерийских дивизий. С этой целью происходило постепенное увеличение запасов вооружения и боевой техники до величины, обеспечивающей оснащение дивизий по штатам военного времени.