— Это одно из тех мест, — говорил он, стараясь придать лицу многозначительное выражение, — в которые никто и никогда не выезжает на пикник. Там вы не найдете ни одной бумажной тарелки или салфетки, поверьте моим словам!
Не скупясь на подобного рода двусмысленные и неопределенные замечания, старик при этом всячески избегал упоминать о конкретных вещах и событиях, могущих подтвердить справедливость его опасений. Оно и неудивительно, поскольку фактов-то как раз и не было — не принимать же всерьез хмурые взгляды соседей, по какой-то им самим вряд ли известной причине обходивших далеко стороной обширный участок в самом сердце массива плодородных земель. Владения мои, общей площадью около сорока акров, были по большей части заняты лесом, а вокруг них во всех направлениях простирались четкие квадраты возделанных полей, разделенных каменными стенками или оградами из жердей, вдоль которых тянулись ряды деревьев и густые заросли кустарника, дававшие приют многочисленным птицам. Обдумав слова старого адвоката, я пришел к выводу, что столь странное — если не сказать предвзятое — отношение к усадьбе передалось ему от моих соседей, благо он был связан с ними родством. Эти люди — суровые, крепкие, немногословные — были из той же породы коренных янки, что и Пибоди, отличаясь от последних разве что большей привычкой к труду и более прочной привязанностью к своей земле.
Но вернемся к той ночи — а это была одна из ночей, когда мартовский ветер с особой силой пел и стонал в ветвях деревьев, — во время которой меня впервые посетило ощущение, что я нахожусь в доме не один. Потревожившие меня посторонние звуки мало походили на шаги, правильнее было бы назвать это просто движением — что-то беспрестанно передвигалось по второму этажу взад и вперед, в пределах какого-то небольшого пространства. Я вышел в темный пустой холл, откуда вела наверх винтовая лестница, и прислушался — мне показалось, что звуки медленно спускаются вниз, временами совершенно отчетливые, временами пониженные до еле слышного шороха. Я стоял неподвижно и слушал, слушал, слушал, пытаясь определить их источник, найти им какое-нибудь рациональное объяснение. Ничего подобного мне прежде слышать не приходилось; в конечном счете я решил, что это могла быть одна из ветвей нависавшего над домом дерева, которая, раскачиваясь на ветру, скребла по стене или крыше и создавала эффект чужеродного присутствия в верхних комнатах. Удовлетворившись такой разгадкой, я вернулся в свою спальню; в дальнейшем странные шумы меня уже не беспокоили, и вовсе не потому, что они прекратились, отнюдь нет, — просто я потерял к ним интерес, дав происходящему убедительное обоснование.
Куда меньше мне повезло со сновидениями, посещавшими меня этой ночью. Обычно я вообще сплю без снов, но на сей раз самые невероятные образы вставали передо мной как нельзя более явственно; я находился в роли пассивного наблюдателя, пространственные и временные барьеры были разрушены, слуховые и зрительные иллюзии сменяли одна другую, но особенно четко запечатлелась в моем сознании темная мрачная фигура в широкой шляпе с коническим верхом и еще одно столь же призрачное существо, неизменно присутствовавшее рядом с первым. Этих двоих я видел словно сквозь дымчатое стекло, а окружавшие их предметы были замутнены и преломлены, как будто отгороженные от меня толстой полупрозрачной стеной. В сущности, это был не сон в полном смысле слова, а лишь обрывки видений без конца и начала, открывавшие мне иной, причудливо-гротескный мир, иное измерение, несовместимое с реалиями повседневной жизни. Когда эта ночь наконец прошла, я очнулся на своей койке совершенно измученным и разбитым.
На следующий день меня посетил архитектор, который составлял планы переустройства дома, и принес известие, чрезвычайно меня заинтересовавшее. Это был молодой еще человек, свободный от предрассудков и не верящий во всякие дурацкие легенды, какими обычно обрастают заброшенные старые усадьбы, особенно если они расположены в сельской глуши.
— Человек непосвященный никогда бы не догадался, что в этом доме имеется секретная комната, — сказал архитектор, — что-то вроде тайника. Взгляните сюда. — Он развернул на столе свои чертежи и расчеты.
— Вы в этом вполне уверены? — спросил я.
— Думаю, это либо потайная молельня, — предположил он, — либо укрытие для беглых рабов.
— Я ничего такого не замечал.
— Я пока тоже. Но вот посмотрите…
Он ткнул пальцем в план здания, вычерченный им после осмотра и замера всех внутренних помещений и фундамента. На втором этаже в самой старой части дома, согласно расчетам, должна была находиться еще одна комната, протянувшаяся вдоль всей северной стены. Разумеется, ни о какой тайной молельне не могло быть и речи — в нашем роду никогда не водилось папистов. Что же касается беглых рабов — это было как будто похоже на правду, но, с другой стороны, во времена, когда строилась эта часть здания, бегство рабов из южных штатов в Канаду еще не было достаточно распространенным явлением, чтобы оправдать создание специального тайника. Нет, данная версия тоже не годилась.
— И вы уверены, что можете прямо сейчас показать мне эту комнату? — спросил я.
— Ее там просто не может не быть.
И действительно, комната была там, где он указывал. Очень умело и тщательно скрытая комната, хотя отсутствие окон в северной стене спальни могло бы и раньше навести меня на определенные догадки. Ведущая в комнату дверь была замаскирована тонкой резной отделкой по красному кедру, которая сплошь покрывала стену. Обнаружить дверь, не зная заранее о существовании комнаты, было делом крайне сложным, ибо она не имела ничего, хотя бы отдаленно напоминающего ручку, а открывалась посредством нажатия на один из многочисленных выступов резьбы. Честь этой находки также принадлежала архитектору, который, как человек, сведущий в таких вещах, сориентировался гораздо быстрее меня, после чего я еще несколько минут простоял на пороге, изучая заржавленный механизм двери и пытаясь понять принцип его действия.
Наконец мы вошли внутрь и оказались в небольшом замкнутом помещении. Для потайной молельни, впрочем, оно было даже велико, достигая в длину десяти футов — при ширине значительно меньшей — и ограничиваясь у противоположного конца скатом крыши. По всем признакам, здесь давно уже никто не бывал, и вещи оставались нетронутыми в течение многих лет — различные бумаги и книги лежали на своих местах под толстым слоем пыли, а столь же запыленные стулья были придвинуты к расположенному у стены небольшому письменному столу.
В целом комната имела на редкость необычный вид. При своих сравнительно малых размерах она казалась абсолютно лишенной прямых углов, как будто строители намеренно старались удивить и озадачить ее будущих хозяев последовательным искажением естественных очертаний и нарушением всех пропорций. Кроме того, пол у нас под ногами оказался покрыт странными узорами и письменами, частью нарисованными, а частью просто вырезанными на дощатых половицах. Будучи выполнены в грубой и примитивной манере, эти узоры образовывали в конечном счете подобие окружности, вдоль внутренней и внешней сторон которой располагались рисунки — один только взгляд на них вызвал у меня внезапный приступ ужаса и отвращения. Похожие чувства я испытал при осмотре письменного стола — он был какого-то непонятного, скорее черного, нежели коричневого цвета и казался частично обугленным; думается, этому предмету мебели доводилось в свое время выполнять функции, весьма далекие от обычных функций письменного стола. На столешнице были грудой навалены древние книги в переплетах из какого-то особого сорта кожи, в числе коих был и один толстый рукописный фолиант, переплетенный аналогичным образом.
Более подробный осмотр пришлось отложить, поскольку сопровождавший меня архитектор, убедившись в правильности своей догадки относительно тайника и потешив тем самым свое профессиональное самолюбие, не пожелал далее здесь оставаться и заявил, что спешит по весьма неотложным делам.
