92. Latvakangas A. Op. cit. S. 330-333.

93. Münster S. Cosmographia. Basel, 1628. Faksimile–Druck nach dem Original von 1628. Lindau, 1978. S. 1420.

94Герберштейн С. Записки о Московитских делах / Введение, перевод и примечания А.И.Малеина. СПб., 1908. С. 3.

95. Latvakangas A. Op. cit. S. 330-333.

96. Thomas F. Avitae Russorum atqve Meclenburgensium Principum propinqvitatis seu consanquinitatis monstrata ac demonstrata vestigia. Rostok, 1717. S. 7.

97. Меркулов В.И. Немецкие генеалогии как источник по варяго-русской проблеме. // Сб. РИО. Т. 8. С. 136-143; его же. Откуда родом варяжские гости? Генеалогическая реконструкция по немецким источникам. М., 2005.

98. Фомин В.В. Варяги и варяжская русь. С. 36-37, 429-430; его же. Варяго-русский вопрос… С. 378-379.

99. Marmier X. Letters sur le Nord par X. Marmier. Paris, 1841. Р. 30-31.

100. Вольфрам Х. Готы. СПб., 2003. С. 16.

101. Там же. С. 39.

102. Петрухин В.Я. Легенда о призвании варягов и балтийский регион // Древняя Русь. Вопросы медиевистики, 2008, № 2 (32). С. 41-46.

103. Там же. С. 43.

104. Там же. С. 44.

105. Harrison D. Op. cit. S. 19.

106. Ibid. S. 30, 63; Lindkvist Th., Sjöberg M. Op. cit. S. 31-33.

107. Harrison D. Op. cit. S. 108.

108. Ibid. S. 21.

109. Ibid. S. 21-22.

Отмеченное свойство готицизма – легко покидать лоно науки и перерождаться в мифотворчество – объяснялось его исходной политизированностью: в этом смысле готицизм никогда и не был наукой. Он родился в форме политического протеста «угнетённых» готов, и мина несправедливо «забижаемых» страдальцев стала переходить по наследству ко всем последователям традиций готицизма, дойдя до современных норманистов.

Методика, рождённая мифотворчеством готицизма, со всей полнотой проявилось в родственном готицизму рудбекианизме – феномене западноевропейской исторической мысли XVII–XVIII вв., зародившегося в шведском обществе. О рудбекианизме мною уже было опубликовано несколько работ, в том числе, в Выпуске 1 данной серии (перечень работ приводится в примечаниях). Но для цельности повествования необходимо повторить вкратце предысторию появления рудбекианизма.

Надо сказать, что у шведского готицизма с самого начала возникла проблема несоответствия между названием Швеции и именем готов, поскольку имя страны – Sverige, означавшее Svearike – Свейское королевство, было связано с другим предком шведов – свеями, которых возвеличивание готов заслонило и отодвинуло в тень. Здесь мне хотелось бы привлечь внимание к одному существенному моменту в шведской истории, который чрезвычайно важен в данном контексте. В современной исторической науке, особенно в работах последователей норманистских концепций недостаточно учитывается тот факт, что шведское общество, как, впрочем, и все остальные общества, не возникло как исторически гомогенный феномен. Оно образовалось из двух этнополитических компонентов – областей гётов и свеев. От их слияния, как зафиксировано в источниках, и создалось королевство Швеция[110]: «Королевство Швеция вышло из языческого мира, когда соединились страны Свея и Гота. Свея называлась земля на севере, а Гота – земля на юге» (Sverikis rike är af hedne värld samankomit af Svea och Gotha landh. Svea kalladis nordanskogh och Gotha sunnanskogh)[111]. Интересно отметить, что данной декларацией открывалась новая редакция общегосударственного свода законов, принятая в 1442 г. при одном из королей Кальмарской унии, вышеупомянутом Кристофере Баварском. В главе о готицизме было показано, что как раз в это время в Швеции стало нарастать стремление искать свои истоки в готской истории, что и вылилось в написание «отцом шведской истории» Э.Олаем хроники гото-шведских королей (1470).

Объединение Свеи и Гёты в шведской истории можно сравнить с объединением «юга» и «севера» в истории многих государств, что и становилось поворотным моментом в процессе их политогенеза. И как у многих народов, память о собственных древних корнях долго сохранялась как у потомков гётов, так и у потомков свеев. Даже сейчас в современном шведском обществе вспыхивают время от времени дискуссии о том, кто был ведущим в шведской истории – свеи или гёты, откуда пошла государственность и т.д. Это соперничество имеет глубокие корни и длительную историю. В процессе развития именно королевский род свеев или упсальский род стал правящим в пределах объединившихся земель, а из имени Свеярике родился общий политоним – Швеция, т.е. Sverige или Svearike. Но борьба между двумя традициями кипела долго и была упорной – это иллюстрируется историей использования титулов Rex Gothorum и Rex Sueorum. Нордстрём обратил внимание на свидетельство одного шведского источника начала XIII в., в котором сообщалось, что Олоф Шётконунг (995–1022), известный в русской истории благодаря браку его дочери Ингигерды/Ирины с Ярославом Мудрым, а в шведской – как конунг упсальского рода свеев, положивший начало процессу объединения «севера» и «юга» Швеции в одно государство, наложил запрет на титул Rex Gothorum, сделав легитимным только титул Rex Sueorum[112]. Но со второй половины XIII в. в шведской королевской титулатуре опять появляется титул готских королей, и шведские короли стали именоваться: Rex Sveorum et Rex Gothorum, т.е. короли свеев и гётов[113]. Видимо, к этому времени в объединённом Шведском королевстве был достигнут компромисс и баланс. И вдруг развитие готицизма начинает опять испытывать его основы, поскольку образ гётов, соединённый с древней историей готов, приобретает неслыханный блеск. Юг Швеции или Гёталандия оказывается колыбелью и истоками великого гото-германского начала, откуда вышли основоположники и зиждители западноевропейской культуры. Шведские короли, ещё недавно сверху вниз смотревшие на титул готских королей, начинают величаться их славой. Нетрудно догадаться, что готицизм должен был вызывать некоторый внутренний дискомфорт в шведской общественной мысли XVI века.

То, что осознание этого историографического дисбаланса имело место, видим мы, например, из вышеприведённого письма И.Магнуса Меховскому, где Магнус пытался примирить название Готия с ныне существующим Швеция, объясняя, что первое было языческим названием страны, и его сменили на Швецию с принятием христианства, что, разумеется, не лезло ни в какие ворота исторической действительности. Однако ощущение психологического дискомфорта оттого, что имя готов воспарило и приобрело неслыханную известность, а имя свеев оказалось обойдённым историческими чинами, проявилось уже в труде Эрика Олая «Chrinica regni Gothorum». Пытаясь примирить означенное противоречие, Олай писал, что «имя страны Sverike – это искажённое Zwerike d.i. ’duo regna’… “Cui concordare dicunt, quod ciuitas principalis Suitensium [’der Schweizer’], que se a Suecis siue Gothis deuenisse fatetur, vocatur Zwerik, i.e. ’duo regna’, et latine Turegum”»[114]. Толкование Svearike как Zweirike явно относится к числу «рискованных этимологий», используя уже приводимое выражение Нордстрёма, но, к сожалению, таковыми являются большинство «этимологий» готицизма, в рамках которого закрепилась традиция произвольного манипулирования именами или частями слов для подтверждения умозрительных концепций.

Размышления представителей шведского готицизма о том, как соединить свеев с идеей великого готского прошлого в истории Швеции, и привели к рождению утопии рудбекианизма – от имени шведского литератора XVII в. Олафа Рудбека (1630–1702) – понятие, которое я начала в своих статьях вводить в научный обиход, поскольку хотя рудбекианизм и упоминался ещё А.Шлёцером, он остался совершенно за пределами внимания российских учёных. И тем не менее рудбекианизм оказал существенное влияние на развитие российской исторической науки, ибо под его влиянием воспитывался Байер, и, следовательно, рудбекианизм является одним из истоков норманизма.