Римская история также не избежала попыток Ю.Магнуса «объединить» её с готской, каковая для него была идентична шведской истории. Так, он доказывал, что римский Марс, по сведениям некоторых античных авторов, был рождён среди гетов, т.е. среди готов и, следовательно, Марс – готского происхождения. Поэтому, согласно Магнусу, в римском Марсе следует видеть никого иного, как Одина[87].
Взгляды Магнуса стали методологической основой для многих поколений шведских историков. Например, пастор Якоб Гислонис (ум. 1590) в кратком историческом компендиуме по мировой истории «Chronologia seu temporum series…», опубликованном после его смерти в 1592 г., сообщал, что «готы или шведы» пришли из Скифии в Скандинавию, а оттуда расселились по разным землям и назвались разными именами[88]. Финский историк Латвакангас отмечает, что Гислонис, опираясь преимущественно на Магнуса, даже набрался смелости снабдить свой сомнительный исторический материал хронологическими таблицами[89]. Гислонис называет конкретные даты жизни и славные подвиги некоторых шведских королей, до сих пор не обнаруженных шведской медиевистикой. Так, он сообщал о некоем короле Инго II, который в 900 г. прошёл огнём и мечом всю Россию вплоть до Дона, или о короле Ингере, который в 937 г. с флотилией в 1000 судов выступил против русского короля[90]. Следует отметить, что современные шведские историки первым исторически достоверным королём в шведской истории, о котором сохранились биографические сведения, считают Эрика Победоносного (ум. 995 г.)[91]. Источники о шведских правителях более раннего периода шведской истории, имеющиеся в распоряжении науки, а именно, «Жизнеописание Ансгара», составленное в конце IX в. Римбертом (ум. 888), «Деяния епископов Гамбургской церкви» Адама Бременского, а также исландские саги не знают ни одного из названных Гислонисом шведских правителей. Из этого следует, что в традициях готицизма сочинялись произведения, которые относились более к литературному жанру, чем к историческому. Но даже в своих хвалебных писаниях Гислонис ни словом не упомянул о таких шведских подвигах как основание древнерусской княжеской династии и древнерусского государства, не названы им были и имена летописных древнерусских князей – всё это ему было неизвестно и выходило за рамки даже его необъятной фантазии. Вот сочинить сюжеты о геройских завоевательных походах – это да, сколько угодно, и всюду, куда только простиралось воображение.
Латвакангас, внимательно изучавший все факты упоминания русской истории в шведской историографии, отметил, что в шведских учебниках по истории, издаваемых в XVI – первой половине XVII в., собственно России никакого внимания не уделялось, разве что в рамках традиционного курса мировой истории, который преподавался, например, в Упсале или в Обо. Эти учебники создавались либо с ориентировкой на античных авторов, либо, беря за основу пособия по мировой истории, использовавшиеся на кафедрах Германии, такие, например, как «De quattuor summis imperis libri tres…» Иоанна Слейдануса (1506–1556), переводились на шведский язык в 1610 г. Эриком Шродерусом под названием «Краткая и весьма полезная история о четырёх величайших и благороднейших державах мира...» («Een kort och ganska nyttigh historia om the fyre högste och förnemligeste regementer uthi werldenne…»), составленная, согласно библейской схеме, по книге пророка Даниила о четырёх мировых державах и четырёх исторических периодах: вавилонском, мидо-персидском, греческом и римском, который, как считалось, продолжался и в XVII веке. Другими пособиями были хроника мировой истории, написанная немецким математиком и астрономом Иоанном Карионом (1499–1537), и дополненная известным немецким теологом и сподвижником Лютера Филиппом Меланхтоном (1497–1560). Таким образом, немецкая традиция XVI–XVII вв., или шире – традиция общеевропейская, которой следовала и Швеция, в рамках своих знаний о мировой истории ничего не знала о связи Швеции с древнерусской историей. Имя русов упоминалось либо в контексте произведений готицизма о «мировых» завоеваниях гото-шведских королей, либо в трудах обобщающего характера с указаниями на генетическую связь московитов с роксоланами (Карион). Сражения против русов упоминались часто вкупе со сражениями против датчан, что наводит на мысль о существовании русов и по соседству с датчанами.
Более того, в это же время публиковались работы немецкоязычных авторов, где говорилось о варягах как населении Вагрии[92]. В данном контексте уместно упомянуть одно сообщение в «Космографии» Мюнстера. В его труде представлено множество сведений как о землях и народах Европы, так и о наиболее значительных европейских правителях и династиях. Среди прочих правителей был назван Мюнстером и древнерусский князь Рюрик, призванный в Новгород из народа вагров или варягов, главным городом которых был Любек («…aus den Folckern Wagrii oder Waregi genannt, deren Hauptstatt war Lübeck»)[93]. Отождествление Мюнстером варягов с ваграми, причём дополненное упоминанием их главного города Любека, не вызвало в европейских образованных кругах никаких нареканий, из чего проистекает вывод: в XVI в. в европейской исторической науке ещё не существовало идей о «германстве» варягов. Это тем более очевидно, что Мюнстер был крупным учёным своего времени, Мюнстер был знатоком исторического прошлого Германии, основной задачей труда Мюнстера было отыскание фактов, которыми можно было бы прославить германское имя, и Мюнстер не знал никаких варягов, связанных с «германским» именем. О варягах как ваграх писал и современник Мюнстера, дипломат Сигизмунд Герберштейн: «...Русские вызвали своих князей скорее из вагрийцев или Варягов...», издавший свои «Записки» через несколько лет после выхода в свет труда Мюнстера[94].
Латвакангас обратил внимание на то, что в трудах немецких историков Слейдануса, Меланхтона, Кариона и др. маститых авторах трудов в области общеевропейской истории, издававшихся в одно время с работами Мюнстера и Герберштейна, не оспаривались сведения о варягах как ваграх, а происхождение русских не связывалось со Швецией[95]. Сведения о варягах Рюрика как выходцах из Вагрии встречались во многих работах западноевропейских авторов рассматриваемого периода. Среди наиболее известных следует назвать имя ректора городских училищ в Новом Бранденбурге/Мекленбурге и Фленсбурге/Шлезвиге Бернгарда Латома (1560–1613). Он написал труд «Genealochronicon Megapolitanum» (1610) по истории Мекленбурга, включая генеалогию Мекленбургской герцогской династии, которая охватывала и правящие роды Вагрии и Ободритского дома, одним из представителей которых, согласно Латому, был князь Рюрик, сын вагрского и ободритского князя Годлиба[96]. Генеалогические изыскания Латома были продолжены его соотечественником И.Ф.Хемницем (1611–1689), подтвердившим сведения Латома. Вагрское происхождение Рюрика не подвергалось сомнению и в работах немецких авторов XVIII в., в частности, таких, как знаменитый философ и математик Г.-В.Лейбниц, составители генеалогических таблиц И.Хюбнер, Ф.Томас, историки Г.Клювер, М.Бэр, Д.Франк, С.Бухгольц и др.[97]
Данные о Рюрике, призванном от варягов/вагров, сообщались и другими западноевропейскими авторами, например, французским историком и натуралистом К.Дюре (ум. 1611) в его «Всеобщем историческом словаре», польским хронистом М.Стрыйковским (род. 1547), главой посольства Священной Римской империи в Москву в 1661–1662 гг., дипломатом А.Майербергом в его книге «Путешествие в Московию», прусским историком XVII в. М.Преторием и др.[98] Иными словами говоря, княжеское вагрско-ободритское родословие Рюрика относилось к числу общеизвестных фактов вплоть до середины XVIII в., когда под влиянием исторического догматизма, овладевшего историософией эпохи Просвещения, были преданы анафеме некоторые источники, не подходившие под модные теории, в том числе и источники о родословии Рюрика. Однако память о Рюрике из Вагрии-Мекленбурга продолжала существовать в устной традиции, что свидетельствует о глубоких местных корнях этих сведений. Доказательством тому служат материалы французского исследователя фольклора К.Мармье, записавшего в первой половине XIX в. во время путешествия по Мекленбургу устное предание о трёх сыновьях князя Годлиба, призванных в Новгород на правление[99]. Записи Мармье хорошо известны, но от них принято небрежно отмахиваться. Подобное отношение к сведениям устной традиции, касающихся русской истории, достаточно типично и свидетельствует о неадекватности восприятия именно древнерусских источников. Никому не приходит, например, в голову подвергать сомнению значение записанной в XIX в. «Калевалы» как исторического источника. Записи Мармье – это этнографический источник, который тем более интересен, что зафиксированная им устная традиция подкрепляется данными самых разнообразных письменных источников.
