— Входи, родимый! Пришли!

Белокурая, худосочная девчушка, обвязанная с головы до колен в теплый платок, приподнялась на постели. Большие, серые глаза заискрились радостью.

— Бабуля! Пришла наконец-то! Как долго тебя не было. Я уже плакала…

— Не надо, Анюта, реветь! Глянь, я тебе братика нашла! Теперь он с нами станет жить! Правда, внучок! — повернулась к Антошке, гладя головенку девчушки.

— Правда! — отозвался Антон, глядя не без содрогания, как старушка достает из сумки полугнилую, изросшую картошку, пару осклизлых сосисок, кусочки хлеба, на каких прилипли окурки.

Бабка тщательно обрезала картошку, отряхивала хлеб.

— Сегодня мы поедим тюрю! А потом суп с сосисками. Ничего, что не густо в животе, больше света для души останется. Она главнее!

Мыла бабка сосиски, поглядывая на щебечущих детей. Они знакомились и, кажется, пришлись по душе друг другу.

— Антон! Я когда на ноги встану, мы с тобой поиграем в прятки?

— Конечно! Даже во дворе! — обещал мальчишка.

— Антошка, а ты не будешь меня бить, если я устану?

— А почему бить? Я девчонок не луплю.

— Я не девчонка, а твоя сестричка! Так ведь бабушка сказала?

— Сестру и вовсе бить нельзя! Да еще такую маленькую!

— А почему меня папка бил? Или мне нельзя у него попросить конфету? Я только одну хотела! А он меня по заднице нашлепал. Сказал, что я попрошайкой расту!

— Забудь, Анютка! Пьяный он был!

— А почему у него только на водку деньги есть?

— Зато мама много конфет тебе принесла, — напомнила старуха.

— Да, я фантики и теперь нюхаю! Хочешь, тебе дам понюхать!

— достала коробку из-под подушки и протянула Антону, открыла, сунула под нос. — Правда, вкусно пахнет? Если б я знала, для тебя оставила б!

Бабка крошила в миску с водой кусочки хлеба, готовила тюрю. Антошка отказался ее есть, сказав, что пока не хочет. Аня с бабкой ели жадно. Но тюрю для Антона, оставленную в миске, не тронули.

Мальчишка огляделся. В двухкомнатной квартире на первом этаже, куда привела его бабка Уля, еще сохранились следы прежнего достатка. Это пацан приметил по посуде и мебели, уцелевшим каким-то чудом.

— Ты учишься в школе? — спросила старуха Антона.

— Уже нет! На работу хочу пойти!

— Куда ж тебе, такому маленькому? Нынче взрослые

на кусок заработать не могут! Вон мой зять! Строитель! А и без заработка тоже! Теперь никто не строит! Только ломают! — вздохнула старуха и поинтересовалась: — А ты где жил?

— У чужих! — ответил Антон.

— Родители имеются?

— Отца нет! Погиб! А мать… Она сама живет, — не смог соврать. И добавил: — У меня тоже была бабуля. В Одессе. Умерла недавно. Она одна любила меня. И я ее тоже, — сжался в маленький, дрожащий комок.

— Я на руки хочу! — внезапно потянулась к Антону Аннушка и, обвив его шею тонкими до прозрачности руками, прижалась к мальчишке и спросила: — А меня будешь любить?

— Аннушка, дай Антону отдохнуть. Он весь продрог в сквере. Иди, внучок, попарь ноги в тазу. Я воду налила! Выбей холод из тела. Глядишь, на душе потеплеет! — принесла таз с водой, достала полотенца. — Грейся, малец! Чем богаты, тем и делимся. Не взыщи, что не густо…

Антошка парил ноги. Бабка Уля указала на диван, где предложила отдохнуть. Заранее постелила на нем. И когда мальчишка лег, старуха, сев рядом, принялась рассказывать детям сказку.

Она была такой доброй и светлой, совсем непохожей на жизнь за стенами квартиры, в ней расцветали прекрасные цветы и добрые феи влюблялись в рыцарей не за деньги, а за смелость.

Антошка невольно вспомнил свою бабку, она тоже знала много добрых сказок и не скупилась, рассказывала на сон. Мальчишка всхлипнул в кулак.

Зачем жизнь так свирепа? Почему отняла дорогое, оставив взамен тепла большую, холодную льдину? Ведь я любил бабулю, — вдавился в подушку, дрожа всем телом. Эх, если бы она была жива! Я никогда не жил бы на чердаке и не дружил бы с лягашатами! Не тряс бы торгашей! Ходил бы с рыбаками в море на кефаль! Не дала бы ковыряться в урнах с мусором. Кормил бы ее и себя! Не жил бы в бардаке среди распутного бабья! — думал Антон.

— Попей чайку, внучок! Небось, застыл в сквере? Ишь, как тебя трясет! Привстань, родимый! — держала старуха кружку чаю, с тревогой вглядываясь в лицо мальчишки.

Когда он уснул, она укрыла его сверху теплым одеялом. А утром, когда Антон проснулся, старухи уже не было дома. Аннушка спала, разметавшись в постели. Рядом не табуретке записка: "Внучок! Съешьте с Аней суп. Я кастрюлю обмотала полотенцем, чтоб не остыл скоро. Если сестричка захочет пить, дай ей чай из термоса. И сам попей. На улицу не ходи, чтоб не застыл. Ждите меня, мои хорошие".

Антон быстро оделся. Пошуршал в кармане деньгами, пошел к двери.

— Куда ты уходишь? Опять меня одну оставляете? — услышал за спиной слабый голос.

— Я скоро вернусь! — пообещал наспех.

Антон не соврал. Он купил хлеба и колбасы, сыра и конфет, даже банку халвы для девчонки. Домой бежал вприскочку, пришлось выстоять в двух очередях. Зато какой сюрприз! Обрадую бабку и Аньку! — шевельнулось в душе нерастраченное тепло. Антошка влетел в комнату, едва не сбив с ног страруху.

— Где носился, неслух? Ведь просила тебя не уходить из дома! Разве можно простывшему на холод? Я вот пенсию получила! Меду купила тебе! Лечить буду! — торопила Антошку раздеться, помогала ему.

— Антошик! А бабуля нам с тобой печенье купила к чаю! Я его не ела, тебя ждала! — сообщила девчонка, выпутываясь из платка.

— А я тоже кое-чего принес! — похвалился мальчишка и выгрузил на стол свертки, пакеты и кульки.

— Где деньги взял? — нахмурилась бабка.

— У меня были!

— Откуда они у тебя?

— Мать давала. Я не тратил. Копил. Как будто знал заранее! — врал мальчишка.

— Нынешние матери у детей отнимают. Не то дать, кусок хлеба отбирают. Твоя, видать, богатая! Отчего ж бросил ее?

— В деньгах нет тепла! — отвернулся Антошка от покупок, выдохнул горький ком.

— Это я тебе купил конфеты и халву! — подошел к Аннушке.

Девчонка взяла гостинцы, положила рядом.

— Мы с тобой вместе съедим. И бабуле дадим! Чтоб всем хорошо стало! — ответила серьезно и предупредила: — Чур, фантики не выбрасывать. Я их до следующей пенсии нюхать стану!

— Не надо! Я работать буду. И конфеты часто начну приносить! — пообещал мальчишка, приметив, как жалостливо оглядела его бабка Уля.

— Ботинки купить надо! Твои вовсе разваливаются. Носки да майчонки. Рубашки на сменку. А ты про конфеты! Немножко потерпите с ними! Все разом не получается!

В тот вечер бабка Уля сварила гречневую кашу. Ее ели с колбасой. Антон ел жадно. Знал, эти харчи куплены в магазине, не с помойки взяты…

Когда за окном стемнело, Аня запросила сказку. Старушка согласилась без уговоров. И Антон лег на диван поблизости. Бабка Уля рассказывала о старом замке, призраках и чудовище, о богатырях и доброй красавице. Мальчишка, хмыкавший поначалу недоверием, вскоре замер, заслушался. Вместе с Анькой ойкал от страха за девицу-красу, ежился от проделок злого чудовища. Смеялся и радовался находчивости богатырей, будто они были ему родными братьями.

К концу сказки Аннушка уснула.

Приметив, что Антон не спит, старушка присела рядом на диван, погладила голову мальчишки, заговорила тихо, чтобы не разбудить хрупкий сон внучки.

— Я не спрашиваю тебя, где взял деньги. Все равно не сознаешься. Рано. Не поверишь пока. Об одном прошу, Антон, не кради! Ворованное не даст здоровья и не пойдет впрок. Оттого это, что кто- то проклял, пожелал плохое вслед. Колом в горле такая сытость встанет. И вместо здоровья болезнь придет. Так всегда случается. Отчего воры плохо живут? Потому что слезами обиженных вся их судьба измочена. И не дает им Бог светлых дней и хорошей судьбы. До времени радуются. А потом сторицей плачут. За все взыщет Господь, с каждого! И жирный кусок казаться будет падалью. Потому что у воров судьба, как дырявый карман. Счастье не задерживается. Оно знает кого обогреть, кого обойти. И ты, внучок, не гонись за сытостью. Не пузо береги от голода, душу от греха! Когда в душе светло, человек не помрет от голода. Его Бог увидит. Не балуй! Прошу тебя! — потрепала по плечу. И попросила: — Давай завтра вынесем Аннушку на воздух, подышать пора ей свежестью.