Виктор грузил уран на транспортер лопатой. И тот сверкающей лентой уходил вверх.
Рядом работали зэки. Неспешно, но и не отлынивали. Серыми тенями передвигались по забою. И, казалось, ни малейшего внимания не обращали на Ананьева.
Но вот один подошел. Стал рядом.
— Иди отдохни. Я подменю. Уже три часа без перерыва вкалываешь. Силен. Да только и тебя ненадолго хватит. Иди, продышись немного…
К вечеру у Ананьева разболелась голова. В медчасти дали цитрамон. Успокоили. Мол, с непривычки это, потому что под землей давление иное. Воздуха немногим поменьше. Но это скоро пройдет. Еще три смены, и как рукой снимет. Все это испытывают вначале.
Виктор выпил цитрамон. Но боль не отпускала. Она сковала голову тугим обручем, давила на глаза.
Сосед по шконке настырно заставил его пойти на ужин и посоветовал пить чай, как можно больше.
Ананьев пил, пересиливая нежелание, заставляя себя, уговаривая.
— Ну, что? Жить охота? — спросил его желтолицый мужик.
— Боль одолела…
— То ли еще будет…
— Отстань ты от него, — цыкнули на закашлявшегося.
— Я отстану. А вот уран — никогда… Он заставит поумнеть. Не то, ить ты, чем скорей — тем лучше! Меньше мук! Тут всяк свою порцию сполна получает. Этот — не особый! Чем я хуже, что должен мучиться? А он без боли захотел на тот свет загреметь! Торопливый, как вижу. Да вот только спешить нам всем некуда стало…
— Да заткнись ты! — не выдержал Виктор, сдавив руками голову, раскалывающуюся от боли.
Но через два дня, как и говорил врач, головные боли прошли. Виктор возвращался с работы разбитым. Он не сразу заметил, как от усталости начали дрожать руки и ноги. Как липкий пот заливает спину уже к полудню. Как постепенно пропадали аппетит и сон, ставший тревожным, чутким.
— Эй, мужики, на концерт! Артисты к нам приехали! — сунулся охранник в барак в конце недели.
Никто из зэков не обрадовался. Молча, равнодушно, послушными манекенами, пошли в красный уголок, едва волоча ноги. Там устроились поудобнее на стульях.
Виктор сел поближе к сцене. Не хотел идти на концерт, но жутко было остаться одному в пустом бараке. Решил отвлечься, как и все, хотя бы на время.
Ананьев теперь боялся одиночества. Не только он, все зэки барака предпочитали держаться вместе — всюду.
На сцене кружился в танце хоровод девушек. Плавный танец вскоре сменился быстрым, огневым. Мелькали улыбки, ноги — голые, выше колен.
Виктор поглядел на зэков. Половина их спала. Другие смотрели и не видели азартной пляски. В глазах тупое равнодушие стыло.
— Хороши девки, а? — подтолкнул Ананьев соседа. Тот глянул на сцену, посмотрел на Виктора.
— Спать охота, — ответил равнодушно.
Никто не аплодировал танцорам, не благодарил их за концерт. Зэки молча ушли из красного уголка в барак, даже не оглянувшись на уезжающих артистов.
Ананьев тоже вернулся в барак. И незаметно, понемногу, разговорился с мужиками.
— Нет. Отсюда никто не убежал. Эта — якутская зона — сущее наказание. Самая дальняя, северная. Для смертников. Дорога отсюда раньше охранялась. Как военная. Потом поняли бессмысленность. Сняли охрану…
— Да не потому ее сняли. Гибло много ребят. От стужи. Зимой тут под пятьдесят холода. Случалось, к шестидесяти доползала. Вот и замерзали охранники на посту. Заживо.
— А ты их пожалей, — съязвил кашляющий.
— Они ни при чем в нашей беде. Не охрана виновата, что мы тут оказались, — заметил мужик в очках.
— А почему не убегали отсюда? Ведь не все время здесь зима держится, — интересовался Ананьев.
— Лето тут короткое. А место — гиблое. Сам видишь. Не зная его, сгинешь. Хотя слыхал я от старика, что удалось двоим отсюда сбежать. И не по теплу. Зимой. В самую что ни на есть лютость. Когда от мороза даже собаки бежать не могли, — закашлялся человек.
К шконкам Ананьева и соседа понемногу подошли зэки. Послушать захотелось, пообщаться.
— И знаете, как они сдружились, эти двое? Никто не поверит. Один — стукач. А другой, тот — засвеченный им. Фискала Андреем звали, второго — Олегом. Оба с одной местности. Из Липецка. Работали вместе. Олег умнее был. Но характер имел несносный. Горячий. Прямой. Андрей — тишком жил. Ну и не раз он Олега поругивал. Видать, за дело. Инженеры-строители оба. Но Олегу больше доверяли. Вот и назначили его начальником стройобъекта. Обком партии они строили. Велели им закончить его к холодам. Олег обсчитал все и говорит, что не уложатся люди в этот срок, — закашлялся мужик.
— Так и понятно. На остойку время надо. Как без того? Посмотреть, как фундамент и стены поведут себя, — встрял Виктор.
— Андрей услышал о том. И настучал на Олега. Мол, не только со сроками не согласен, а и строителей подбивает не браться за объект. Потому что под наганом дома не строятся. Что все партийцы в строительстве — бараны.
— А разве не так? Да и зачем ему было фискалить — не понимаю. Если сам строитель, понимать должен…
— Я об этом случае тоже слышал. Андрей был редким гадом. Завидовал Олегу с детства. Тот из себя видный был. И не гляди, что характерный, люди его любили. Андрея не замечали. Слабаком считали. Даже девка, какую они оба любили, Олега выбрала. За него замуж согласилась…
— И тут баба замешана, — рассмеялся очкарик. И добавил: — Вся беда от них, проклятых…
— Она ни при чем. Андрей решил помешать свадьбе. Повод искал, причину. И нашел, убрал соперника. А девка отказалась за него замуж выйти. Тут же еще объект этот на него повесили. Он согласился, куда деваться. Управился вовремя, как и велели, — к октябрьским праздникам. А шестого ноября этот дом разъехался. Все пять несущих колонн развалились на осколки. И три этажа — в обломки… Чекисты его, видать, со зла, под бок к Олегу всунули. Вначале он Андрея не мог простить. А потом помирились. И вместе сбежать решили.
— Ну и дурак этот Олег, кто ж своему врагу верит? — удивился Ананьев.
— Был врагом Андрей. Стукачом был. А на карьер попал и поумнел. Понял, сдохнет тут, коль не сбежит.
— Олег его надоумил. Не иначе. Сам бы ни за что не догадался, — рассмеялся кашляющий мужик. И продолжил: — В машине они сбежали. Не пешком. В лютый холод. Грузовик продукты привез в зону. Забирал пустую
тару. Бочки, ящики, мешки. Они в той рухляди и спрятались. Уехали и с концом…
— Как же Олег в карьере столько выдержал? Андрея дождался. И потом… Ведь не враз сбежали, — удивился Виктор.
— У нас в спецчасти женщина работала. Молодая еще. Видно, приглянулся ей Олег. Не отправила его в карьер. Он в обслуге зоны работал. В бане: Там много легче. А Олег ее и за Андрея упросил. Слово замолвил, когда помирились.
— Нет. Я бы не простил стукачу, — вырвалось невольно у очкарика.
— Их не поймали?
— Лишь утром хватились. Поискали и не нашли нигде. Слыхали мы потом от охраны, что сыскали шофера той машины, привозившей харчи. И, как ни трясли его, не признался. Не видел, говорит, и все тут. А по глазам заметно — брешет. Измолотили до полусмерти — не сознался. Но потом охрана слышала от якутов-охотников, как спасли они жизни двум беглым с рудника. До весны их прятали в тайге, в зимовьях своих. А потом, когда потеплело, ушли парни. Сами. Куда? Ничего никому не сказали. Их переодели, дали харчей. Теперь не пропадут…
— Чекисты их повсюду сыщут. От них, как от чумы, не спрятаться. Но уж если попадутся, не миновать им «вышки». Коль сумели отсюда сбежать, пристрелят на месте. А жаль… Молодые еще, — вздохнул «дынька».
— Сумели сбежать, сумеют скрыться, — обронил Ананьев, и засела в его голове мысль о побеге.
Она ночами спать не давала.
Конечно, он видел, что машины, уходившие из зоны, охрана шмонает с овчарками, проверяя все придирчиво. По территории нельзя пройти незамеченным. Вокруг «запретка» под током, вышки и собаки… Нет шанса…
Но судьба будто мысли подслушала. И неожиданно Ананьева после работы вызвали в спецчасть.
— Вы на тракторе работали? — спросил оперативник.
