– Ты настоящий казачина, урядник! Мне бы раньше такого в мою сотню... Просьба у меня к тебе, казак... Последняя просьба старого подъесаула... Не перебивай! – предотвратил он строго попытку Индейца что-то сказать в ответ. – У меня мало времени осталось – пуля у меня в сердце... Я ее чую... Мешает, зараза! Посмотри, урядник... Там, в моем халате... Быстрее!

Индеец поковырялся несколько секунд в складках одежды старика и извлек небольшой сверток. Что-то очень аккуратно и даже заботливо было завернуто в кусок серой холстины...

– Разверни! – потребовал старик.

Артур повиновался требованию умирающего, и... в свете луны блеснули золотые офицерские погоны подъесаула и четыре Георгиевских креста – «Полный Бант», как говорилось тогда, в дореволюционные времена...

– Вот так ни хрена себе! – проговорил изумленный Нестеров.

А старик опять проговорил:

– Сабля...

Артур взял в руки старое, но такое грозное оружие.

– Она наградная... «Георгиевская»... Погулял я в молодости, порубил головы османам... – проговорил слабеющий старик. – Ты сохрани все это, казачок... Вывези все это отсюда в Рассею, урядник, да и схорони там, в земле родной... А если сможешь, то на память о подъесауле Павле Никифоровиче Белозерском себе оставь... Обещаешь?

– Обещаю! – ответил Артур.

– Ну, вот и любо... Нечего казацким регалиям на чужбине делать... А теперь иди, казак... Мне еще с твоим старшиной поговорить надо...

Артур отошел на метр от умирающего, сжимая в руке драгоценный подарок старого вояки, а его место около старика занял капитан Полуянов...

– Сегодня басурмане на вас больше не пойдут, господин капитан... – проговорил дед слабым, но уверенным в своей правоте голосом. – Масуд будет раны зализывать...

– Какие раны, дедушка?

– Казачок твой, урядник... Пометил он его... От души пометил!.. Посек он ему своей нагайкой рожу басурманскую, да и руку правую... Мож, так станется, что и отсохнет она у этого «Счастливого»...

– Так Масуд вместе со своими боевиками на склон шел?!

– Шел... Да не дошел!.. Эх!.. Жаль, что не сумел я ему за эти пули ответить... Но зато малой твой от души постарался!

– Так он ранен?!!

– Ранен... Не сомневайся! Урядник твой добре умеет с нагайкой обращаться... Ранен Масуд... Потому и не пойдет сегодня боле на этот склон...

– Спасибо вам, господин подъесаул... – проговорил комбат.

– Похорони меня под крестом, капитан... – прошептал старик. – Знаю, что недолго он здесь простоит, но хоть поначалу под ним полежать... А потом... А урядника награди – добрый казачина вырос...

...Это были последние слова старого терского подъесаула...

Он просто закрыл глаза, словно заснул... Да так больше и не открыл, умерев, наверное, счастливым, потому что умер как настоящий воин – за далекую и пусть былую, но Родину...

...Август 1990 г. Расположение спецотряда «Сова»...

...Индеец уже минут десять как закончил свой рассказ, а Филин все продолжал сидеть, замерев в одной позе, словно статуя...

– Слушай, Артур... – проговорил он наконец. – Вот честное слово! Если бы не ты мне все это рассказал, то я бы ни хрена не поверил! Как-то все это на кино смахивает...

– Только это самая настоящая правда, командир! И знаешь... Ведь кино, оно все равно из жизни! Такие вещи никакой фантазии придумать не хватит!.. – Индеец закурил и проговорил тихо: – Слушай, Андрюха... Давай помянем старого казака, а?

– Как?

– А споем тихонько... Есть песня хорошая... Она хоть и не от стариков осталась, но настоящая!.. Наша, казацкая...

– Ну, тогда ты и начинай... – ответил Филин. – А я поддержу...

Индеец посмотрел на звездное небо и тихо запел:

...Под зарю вечернюю солнце к речке клонит.

Все, что было – не было, знали наперед,

Только пуля казака во степи догонит,

Только пуля казака с коня собьет...

...Эту песню, Андрей, конечно же, знал. Только теперь ее слова приобрели для него совершенно иной смысл. Такой, о котором он раньше никогда не догадывался. И он с удовольствием подхватил песню:

...Из сосны, березы ли саван мой соструган,

Не к добру закатная эта тишина.

Только шашка казаку во степи подруга,

Только шашка казаку во степи жена.

...Они пели, и каждый думал о своем, сокровенном, но мысли их были одинаковы – сумеют ли они так же прожить свою жизнь и так же умереть, если придется, с такой же честью, честью настоящего Русского Солдата...

– Слушай, Индеец! А что с той саблей сталось и с теми наградами, что Белозерский тебе отдал?

– А все сохранил я! – улыбнулся Артур.

– Да не может быть!

– Сохранил, точно! С саблей, правда, я расстался ненадолго, на год... Подарил ее очень достойному человеку. Он ее в Союз с собой из Афгана и увез... А потом нашел меня, уже на «гражданке», и вернул... А ордена и погоны я сам сберег... Дома они у меня сейчас лежат...

– И что делать со всем этим думаешь?

– Есть у меня одна мысль, командир... У меня же кое-что и от моего деда осталось... А сейчас вишь вон времена какие – возрождается казачество, слава богу! И наше, Донское, и Терское, и Сибирское...

– Ну и что?

– А то, что наверняка и музеи создадут! Пооставались по станицам кое-какие памятные вещи от наших стариков... Вот в музей все и отдам...[8]

– Правильно!

– Да вот и я говорю, что правильно... Эти вещи мне не принадлежат – не мои они!.. Так пусть молодняк наш на свои «корни» посмотрит...

Они посидели еще какое-то время, и Филин спросил:

– Ну, а с той операцией что?

– В Панджшере? А что... Тогда той ночью, как и говорил подъесаул, «духи» на нас больше не лезли. Полезли они уже днем. Ну еще один раз, до вечера, пришлось в рукопашной схлестнуться. А к вечеру 20 мая к Рухе пробился отряд Аушева и соединился с нашими батальонами.

– А Масуд?

– А Масуд все же ушел... Не знаю, как... Может, раздробил свой отряд на мелкие группы, да и просочился в «зеленке». Скорее всего так. Потом мы те мелкие группы еще две недели по окрестным горам гоняли и добивали.

– Ну, а с могилой подъесаула как?

– С могилой?.. Похоронили мы старого, как он и просил – под православным крестом...

– И не разорили могилу?

– Нет! – усмехнулся Индеец. – В Рухе тогда затаборился 180-й мотострелковый полк, да так там и остался до самого конца войны... Не знаю, как сейчас, но я столкнулся случайно с одним из парней, который еще летом 88-го в Рухе служил, так вот он рассказывал, что до самого вывода войск могила Белозерского в Рухе была... В общем... Полежал старик под крестом не несколько дней, а целых шесть лет, да под хорошей охраной...

– Земля ему пухом, старому вояке...

– Да... Земля пухом... И вечная память... – проговорил Индеец задумчиво. – Не знаю я его жизни, но... Я видел его самый последний бой... Не мог он ничего плохого сделать! Не верю я в это! Настоящий казак был!.. И Родину свою до последней минуты помнил...

«Караванщик»...[9]

...Август 1990 г. Расположение спецотряда «Сова»...

...Дни пролетали как мгновения, и 24 часов не хватало – капитан Проценко пытался успеть научить хоть чему-то своих новобранцев, прежде чем его вновь созданный отряд «Сова» получит приказ и отправится на очередную боевую операцию... Тренировки, тренировки, тренировки...

А когда молоденькие, вусмерть уставшие бойцы засыпали, Филин садился на скамеечку перед входом и слушал те жизненные истории, которые рассказывали о своей былой службе «аксакалы» его РДГ...

Но в один из дней случилось событие, которое запомнились всем «аксакалам» РДГ, и очень надолго...

Сержанту Артуру Сабирову вручили орден Красной Звезды! В дополнение к тем двум медалям, которые у него уже были раньше – «За Отвагу» и «За боевые заслуги»!.. И, что удивительно, эти награды нашли своего героя, как это ни странно, только через несколько лет – Красная Звезда была еще за Афган и «путешествовала» по штабам с 83-го года...