Табурет опрокинулся, и он полетел вниз. Правое колено ударилось о пол. Он оцарапал щеку, задев за холодную металлическую стенку. И тогда закричал от страха и боли.

Он доплелся до койки и рухнул на ее жесткую поверхность. Снаружи послышались шаги. Потом кто-то крикнул:

— Заткнись!

К двери подошел толстый человек в синей униформе. Вид у него был сердитый. Он смотрел на узника сквозь прутья.

— Чего еще у тебя стряслось? — прорычал он.

Узник тоже смотрел, открыв рот и роняя на пол слюну.

— Так, так, так, — злорадно улыбаясь, произнес толстый. — Что, наконец тебя вдарило?

Он запрокинул толстую голову и загоготал. Он смеялся над узником.

— Эй, Мак! — крикнул он кому-то. — Двигай сюда. Это надо видеть.

Послышались шаги. Узник вскочил с койки и подбежал к двери.

— Что я здесь делаю? — спросил он. — Почему я здесь?

Толстяк загоготал еще громче.

— Ха-ха! — трясся от смеха он. — Парень, да ты сломался.

— Вы там заткнетесь? — послышался чей-то раздраженный голос.

— Сам заткнись! — крикнул в ответ толстяк.

К решетчатой двери подошел тот, кого звали Маком. Он был постарше толстяка, и в его волосах блестела седина. Маку стало любопытно. Он заглянул внутрь и увидел узника с бледным лицом, вцепившегося в прутья решетки. Узник так сжал пальцы, что побелели костяшки.

— Что тут? — спросил Мак.

— Большой мальчик хряснулся, — ответил Чарли, — Большой мальчик хряснулся по полной.

— О чем вы говорите? — не понял узник. Его глаза метались между лицами надзирателей. — Где я? Умоляю, скажите, где я?

Чарли покатывался со смеху. Мак не смеялся. Он внимательно посмотрел на узника. Глаза Мака сощурились.

— Ты же знаешь, сынок, где находишься, — негромко сказал Мак. — Прекрати смеяться, Чарли.

Чарли давился от смеха.

— Рад бы, да не могу. Как этот красавчик был уверен, что он-то не сломается. «Я не такой», — передразнивая кого-то, не своим голосом произнес надзиратель, — «Я усядусь на этот чертов стул с улыбкой на лице».

Узник разлепил землистые губы.

— Что? — насторожился он. — Что вы сказали?

Чарли отвернулся. Он потягивался и гримасничал, хлопая себя по брюху.

— Всю сонливость мне снял, — заявил он узнику.

— Какой еще стул? — крикнул узник. — О чем вы тут говорите?

Живот Чарли заколыхался в новом приступе смеха.

— Честное слово, такой начинки я еще не пробовал, — признался он. — Гуще, чем в рождественском пироге.

Мак приблизился к решетке. Заглянул узнику в глаза.

— Не пытайся нас дурачить, Джон Райли.

— Дурачить?

Чувствовалось, узник не верит своим ушам.

— О чем вы говорите? Я вовсе не Джон Райли.

Надзиратели переглянулись, затем Чарли потопал по коридору, удивленно что-то бормоча себе под нос.

Мак отошел.

— Нет! — окликнул его узник. — Не уходите.

Мак вернулся.

— Что за комедию ты тут разыгрываешь? — спросил он. — Неужели думаешь, что сумеешь нас провести?

Узник непонимающе глядел на него.

— Вы скажете мне, где я? Умоляю, скажите.

— Сам знаешь.

— Говорю вам…

— Прекрати, Райли! — оборвал его Мак. — Ты понапрасну теряешь время.

— Но я не Райли! — закричал узник. — Да поймите же, что я — не Райли. Меня зовут Филип Джонсон.

Мак медленно качал головой.

— И ты еще собирался быть редким храбрецом, — сказал он.

Узник поперхнулся. По нему было видно, что он хочет сказать множество важных вещей, но в горле все они слиплись в один комок.

— Хочешь снова увидеть священника? — спросил Мак.

— Снова? — удивился узник.

Мак подошел к прутьям и заглянул в камеру.

— Ты что, заболел? — спросил он.

Узник не отвечал. Мак перевел взгляд на поднос.

— Смотрю, у тебя и аппетит пропал, — сказал он. — Сам же просил. Мы тут подсуетились, а ты не стал есть. Чего ж так?

Узник посмотрел на поднос, на Мака, затем снова на поднос. Его грудь затряслась от рыданий.

— Что я здесь делаю? — всхлипнул он. — Я же не преступник. Я…

— Ради всего святого, заткни свою пасть! — крикнул ему узник из другой камеры.

— Сам разберусь, а ты прикрути громкость, — крикнул в ответ Мак.

— А что это с ним? — насмешливо спросил другой узник. — Никак большой мальчик намочил штанишки?

Раздался смех. Узник поднял глаза на Мака.

— Мы можете меня выслушать? — дрожащим голосом спросил он.

— Что, Райли, не думал, каково тебе будет? — вместо ответа спросил надзиратель.

— Я вовсе не Райли! — закричал узник. — Моя фамилия Джонсон.

Он припал к решетчатой двери. Лицо выражало мучительную решимость.

— Послушайте, — сказал узник, облизывая пересохшие губы. — Я — ученый.

Мак печально улыбнулся и снова покачал головой.

— Что, не можешь принять свою участь как мужчина? — спросил он. — Выделывался тут, бахвалился, а получается, ты такой же, как все.

Узник беспомощно глядел на него.

— Послушайте, — хрипло повторил он.

— Нет, это ты меня послушай, — оборвал его Мак. — У тебя, Райли, осталось два часа.

— Я же сказал вам. Я не…

— Прекрати! У тебя есть два часа. Вот и посмотрим, сумеешь ли ты за эти два часа превратиться из скулящего пса в человека.

В лице узника не было ни кровинки.

— Так ты хочешь снова увидеться со священником? — спросил Мак.

— Нет. Я… — начал узник и вдруг умолк. Казалось, ему сдавило горло, — Да, я хочу поговорить со священником. Прошу вас, позовите его.

Мак кивнул.

— Схожу за ним. А ты пока сиди тихо и не разевай пасть.

Узник побрел к койке. Там он сел и уставился в пол.

Мак немного понаблюдал за ним и исчез в глубине коридора.

— Что за беда? — раздался чей-то насмешливый голос, — Большой мальчик намочил штаны?

Остальные узники громко захохотали. Их смех плыл волнами над оцепеневшим узником.

Он встал и начал расхаживать по камере. Задрал голову, глядя на кусок серого неба в окне. Подошел к двери, вглядываясь, насколько возможно, в коридор.

Вдруг он нервно улыбнулся.

— Отлично, — крикнул он. — Замечательно. Получилось очень смешно. Я ценю вашу шутку. А теперь выпустите меня из этой крысоловки.

Кто-то застонал. Кто-то другой крикнул:

— Заткнись, Райли!

Он наморщил лоб.

— Шутка есть шутка, — громко произнес он. — А теперь мне нужно…

Он замолчал, услышав в коридоре торопливые шаги. Это Чарли перемешал свое грузное, нескладное тело. Подойдя к двери камеры, он остановился.

— Ты заткнешься? — угрожающе спросил Чарли, выпячивая мясистые губы. — Или вколоть успокоительного?

Узник попытался улыбнуться.

— Ну хорошо, — сказал он. — Ладно. Я подчиняюсь. А теперь хватит. Выпустите меня отсюда.

Последнюю фразу он произнес уже громче.

— Еще вякнешь, всажу шприц, — предупредил Чарли и отвернулся.

— Всегда знал, что ты трус, — добавил надзиратель.

— Да выслушайте наконец! — потребовал узник. — Меня зовут Филип Джонсон. Я физик-ядерщик.

Чарли повернул голову и дико расхохотался. Жирное тело затряслось.

— Я… ядедеррр…

Голос утонул в тяжелых, с присвистом, всплесках смеха.

— Я правду говорю! — крикнул узник.

Чарли притворно застонал. Потом толстой ладонью хлопнул себя по лбу.

— Еще чего наврешь?

Его голос разнесся по всему коридору.

— Да заткнитесь же вы там! — завопил кто-то из заключенных.

— Сам заткнись! — велел ему Чарли.

Улыбка покинула лицо надзирателя, сменившись сердитой гримасой.

— А священник уже идет? — услышал он новый вопрос неугомонного узника.

— «А священник уже идет? Уже идет?» — передразнил Чарли.

Со злости он ударил кулаком по столу, после чего плюхнулся на вертящийся стул. Стул жалобно скрипнул. Чарли со стоном привалился к стене.

— Еще раз меня разбудишь — шприц тебе в задницу! — пообещал он.

— Заткнись ты, надзирала! — опять крикнули из другой камеры.

— Сам заткнись! — рявкнул Чарли.