– Да ты не бойся, Мартын Иваныч. Мы скоро рассчитаемся… За всё рассчитаемся… Как только срок придёт.

Мартын хотел было что-то сказать, но только рот раскрыл, а Захарка уже и дверью хлопнул. Видно было, что слова посельщицкого Захарки ему не понравились и даже как-то встревожили и насторожили.

– Петька, – позвал он своего сына-подростка, – беги за ним… Они, посельщики, там у себя в казарме, видно, толковище развели. Поди, послушай, о чем они толкуют, да смотри, поосторожнее.

Петька кивнул, выскочил из-за стола и побежал из избы вслед за Захаркой.

В полуземлянке-казарме мужики всё ещё сидели за столом, разговаривали о задуманном ими предприятии и замолчали,  когда скрипнула дверь, и в казарму вошёл Захарка.

– Ну что? Спроворил? – спросил его Василий.

– А то как же! Есть! – весело ответил Захарка и поставил бутылку с ромом на стол.

– А ты никого за собой не привёл?

– Не… Никого.

– Посмотри всё же. Мало ли что.

Захарка вновь  отворил дверь  и быстро оглядел темный заулок.  Но  не увидел,  затаившегося там  сына лавочника Петьку.

– Говорю, что никого, – вымолвил Захарка, подходя к столу. – Да и кому быть-то? Все уже по домам сидят, а у нас тут что – мёдом намазано? Скажите лучше, что вы урядили, пока я ходил?

– А то и урядили, – сказал Василий, – что всех господ наших порешить, а самим на судно, и поминай нас, как звали. Доберёмся до теплых краёв,  тогда там судить да рядить будем.

– А тут как? Завтра же и дело начнём? – спросил возбуждённый Захарка.

– Экой ты быстрый какой, – усмехнулся Василий.- Такое дело скоро не делается. Готовиться будем. У тебя вот среди туземцев знакомые есть?

– Как нет-то? Есть. Из тех, кто торговать с того берега приплывают. Недавно один был. Мне девку привозил за пачку табаку. А чо?

– Да ходит слух, что туземцы собираются на нашу крепость напасть. Вот и договориться бы с ними, да воспользоваться этой заварушкой…

…Дальше Петька, стоявший за дверью, слушать не стал и, тихо отойдя от казармы, бросился бегом к своему дому, а, прибежав к отцу, от волнения и страха еле начал говорить.

– Ну что там стряслось? – поторопил сына Мартын.

– Так посельщики бунт замышляют!

– Бунт?! Что говорят? Сказывай скорее!

– Говорят, что всех господ порешат.

– Кого?

– Правителя Баранова, Кускова и всех, видно, начальников и чиновных, кто попадётся.

– А дальше что собираются делать?

– А дальше, говорят, захватим судно и поплывём к теплым островам, а здесь, дескать, жизни нам нет никакой. Там же воля вольная.

Теперь засуетился Мартын.

– Я побегу к Баранову, а ты за Кусковым. Ждите нас.

Лавочник быстро накинул кожан и выскочил из дома.

В большой зале дома правителя собралась вся семья Баранова. У книжного шкафа за маленьким столиком, освещаемым большой и яркой свечой, сидел Антипатр и громко читал книгу о приключениях Робинзона Крузо.

– … «Из дневника…  Тридцатого  сентября тысяча шестьсот пятьдесят девятого года, – читал Антипатр. – Я, несчастный Робинзон Крузо, потерпев кораблекрушение во время страшной бури, был выброшен на берег этого угрюмого злополучного острова, который я назвал островом Отчаяния. Все мои спутники с нашего корабля потонули и я сам был полумертв. Весь остаток дня я провёл в слезах и жалобах на свою злосчастную судьбу. У меня не было ни пищи, ни крова, ни оружия… Мне казалось, что меня или растерзают хищные звери, или убьют дикари, или я умру с голоду, не найдя никакой еды. С приближением ночи я взобрался на дерево и отлично выспался, несмотря на то, что всю ночь шел дождь. Проснувшись поутру, я увидел к великому моему изумлению…»

На лестнице дома вдруг послышались какие-то голоса, топот ног, и Антипатр прекратил чтение. Тут же на пороге показался и сам нарушитель тишины. Это был приказчик кормовой лавки Мартын Кабаков.

– Александр Андреевич, батюшка, – с порога испуганно произнёс лавочник, – беда.

– Что приключилось, Мартын? Туземцы!?

– Нет. Наши посельщики против тебя сговариваются. Убить хотят!

– Где они? Сюда идут?

– Нет, Александр Андреич. Они в землянке-казарме у Васьки Панкова сидят. Ихний Захарка Лебедев за ромом ко мне прибегал и, вроде как с намёком, сказывал мне, что скоро, де, за всё рассчитаемся… Ну, я Петьку своего и послал вслед. Он и подслушал у двери их разговор.

– Что слышал?

– Порешим, дескать, всех господ, захватим какое-нибудь судно и уйдём на нём в тёплые края на какие-то острова.

– Так, так… Стало быть, и впрямь заговор готовят. Беги за Кусковым, Мартын.

– А я уже Петьку своего к нему послал. Сейчас тут будут.

– Ну тогда пошли.

Баранов быстро сходил в свой кабинет и вернулся с двумя пистолетами в руках, затем решительно толкнул ногой дверь.

– Побереги себя, Саша, – крикнула ему вдогонку испуганная жена.

– Оставайся с детьми, мать. Скоро приду и  расскажу. Всё хорошо будет. Не бойся…

С Иваном Кусковым и Петькой они встретились у крыльца дома правителя и быстро спустились по лестнице. Потом таким же быстрым шагом пошли по улице к полуземлянке посельщиков. Баранов шагал впереди, держа в руках пистолеты. У Кускова тоже был пистолет.

– Я за караульными послал, Александр Андреич, – на ходу бросил Кусков.

– Зачем? – откликнулся Баранов. – Потом бы… Сейчас я сам хочу их видеть и слышать.

– Мало ли что будет и как дело обернётся, – еле поспевая за Барановым, сказал Кусков…

…А в полуземлянке Панкова продолжалось веселье, когда резко откинулась от удара сапога Баранова входная дверь, и через порог казармы шагнул он сам в распахнутом камзоле и с пистолетами в руках.

Посельщики, сидевшие за столом, от неожиданности будто онемели и мигом замолчали.  В этой тишине Баранов подошёл к столу.

– Ну, так это кто из вас меня убить хочет? – громко спросил правитель и, взяв пистолет за дуло, протянул одному из посельщиков, потом другому, третьему.

– Ты!? Ты!? А, может, ты!? Нате, возьмите, стреляйте!

Все молча внимали происходящему.

– Молчите? Тогда говорите, кто задумал этот бунт? Кто зачинщик?

– А какой бунт, ваше превосходительство? – первым заговорил Василий Панков. – Никакого бунта тут нет. Собрались, выпили по чарке рому, разговор ведём.

– О том, как всех начальников перебить и в бега на тёплые острова податься?! – гневно крикнул Баранов.

– О том, что жизнь тут для нас, посельщиков, невыносима боле, – спокойно сказал Панков, а за ним заговорили и остальные.

– Здесь хуже, чем на каторге.

– Живём впроголодь! А работаем на лесоповале и сплаве.

– У нас даже хлеба нет. Местные люди, туземцы, вместо него и сырую рыбу едят, а мы не туземцы, чтобы сырую рыбу жрать!

– Вон третьего дня Митька Веригин ракушек на берегу наелся, а вчерась помер.

– Одежонки сносной и той нет, а купить не на что. В лохмотьях ходим.

– Все в долгах, как в шелках!

– В Сибири и то лучше.

– Сибирь – Россия, родная сторона!

Посельщики ещё многое могли бы сказать правителю Баранову о своём житье-бытье, но он прервал их выкриком:

– Вы все привезены сюда на поселение указом государевым! Здешняя земля американская – продолжение земли российской и порядки тут, как и везде в России. Я не позволю бунтовать! А тяжело, так и всем тяжело. Разве я живу в роскоши? Разве я не обитал в землянке, не питался, как и все, чем придётся, разве я прятался за спины других в стычках с туземцами, разве не был ранен, разве я не рубил лес вместе с вами, когда строили крепость?

– То всё было, – согласно проговорил Василий Панков, – а мы и по сей день в нищете и голоде.

– От раздора, что вы затеяли, пользы никакой не будет. Ни вам, ни нам, ни Отечеству… Надо всем быть вместе. Раскол же вредит нашему, да и любому делу. Легко переломить один прутик, а ты попробуй переломить веник… И царства, и грады, и целые общества, расколовшись на части, обречены на гибель. Вы пошли на раскол и достойны за это наказания… Взять всех! – приказал Баранов пришедшим к тому времени караульным с ружьями.