- В лотерею выиграла?

- Замуж выходишь? - одновременно высказали свои предположения Валька и Женька.

- Нет, - рассмеялась Танька. - Огурцы и сало - это из деревни. Я вчера к родителям ездила... А водка и колбаса - это... это, девочки, по случаю одного очень важного события в моей жизни... Вы только не смейтесь, пожалуйста. Тут ничего смешного нет...

- Если беременна, водка отменяется, - строго произнесла Валька.

- Да ты что, спятила? - возмутилась Танька. - От кого беременеть-то? - Но тут же смягчилась. - Нет, девочки, я не беременна. Слава Богу... Я, понимаете ли, к православию приобщилась.

- То есть?

- То есть покрестилась.

Женька шумно вздохнула.

- Опоздали, - повернулась она к Вальке.

- Ничего, - сказала Валька. - Поповскую святую водицу всё равно мирской aqua vitae закрепить полагается. Так что давайте не будем терять времени попусту. Приступим!

- Приступим! - согласились Танька с Женькой, и все трое уселись за стол.

Первый тост подняли за Танькино приобщение. Второй - за Крещение. Третий - за него же. А после четвёртого Женька, отказавшись от огурца и закурив сигарету, неожиданно пустила по щеке крупную блестящую слезу.

- Ты чего это, подруга, солевым раствором в рюмку капаешь? - с притворной весёлостью спросила Валька.

Женька в ответ только рукой махнула - и вдруг разревелась не на шутку.

- Да что с тобой? - всполошились Валька и Танька.

После нескольких минут пристрастного допроса Женька наконец призналась:

- Я... ребёночка хочу...

Залпом осушив очередную рюмку, она с укором посмотрела на Вальку:

- Ты вот про беременность заговорила, и я вспомнила...

- Что вспомнила?

- Что мне уже двадцать два... и давно пора... А я вот - одна... и не намечается...

- Сдвиг по фазе у тебя намечается, дура пьяная! - с фальшивым возмущением произнесла Валька. - Нашла о чем плакать! Двадцать два ей уже, видишь ли! На носу климакс и инвалидная коляска!..

- А мне уже почти двадцать три, - сказала Танька и вдруг тоже расплакалась. - Я тоже хочу ребёночка. И мужа нормального... А на меня никто, кроме дурака Плавкина, и глядеть не хочет!..

- Да вы что, блин, сговорились? - возмутилась Валька, на этот раз без всякой фальши. - Выпили - совсем ничего, а они сопли по щекам размазывают, потому что, видите ли, замуж в семнадцать лет не выскочили, как другие идиотки!.. Можно подумать, я ребёночка не хочу! Хочу! Причём двоих... Но не реву же! Хотя и старше вас обеих и тоже одна... и тоже - не намечается... Блин, - Валька наполнила свою рюмку и торопливо выпила. - Сейчас тоже расплачусь...

И в этот момент Таньку осенило.

- Девочки! - ахнула она, растерев по щекам слёзы и наполняя опустевшие рюмки. - Сегодня же - Крещение!

- Мы в курсе, - буркнула Валька.

Женька заподозрила в Танькиной интонации какую-то спасительную идею и перестала плакать.

- На Крещение, - продолжала Танька, - принято гадать! Помните - "раз в крещенский вечерок..."

- Точно! - оживилась Женька.

Валька поморщилась.

- Гадания - это суеверие, следствие недостатка ума и образованности, - изрекла она нравоучительно. - Тебе, Татьяна, как истинной христианке, следует искоренить в своей душе это атавистическое наследие...

- А я верю в приметы! - заявила Женька. - И хочу гадать!

- Я тоже верю, - сказала Танька. - И не просто так, между прочим! Вот послушайте, что я вам расскажу. Честное слово, это было на самом деле!..

- Ты встретила чёрную кошку, и через час тебя едва не переехал автобус? - усмехнулась Валька.

Танька обиделась.

- Я же говорю: это было на самом деле. Со мной и моей подругой, Иркой Громовой. Можете смеяться, но я после того случая даже в чёрных кошек начала верить...

- А что было-то? - спросила Женька.

Танька наморщила лоб, собираясь с мыслями.

- Знаете, - начала она, - есть такое поверье: на Крещение, ровно в полночь, надо выйти из дома и у первого встретившегося на пути мужика спросить, как его зовут...

- Точно так же будут звать и твоего мужа, - кивнула Женька. - Знаю.

- А если мужиков на улице в полночь не окажется, придётся помереть старой девой, - вставила Валька, но Танька этот саркастический выпад решила проигнорировать.

- Так вот, - продолжала она. - Три года назад, на Крещение, ровно в полночь, мы с Иркой Громовой вышли на улицу и пошли искать мужиков. Погода была отвратительная: мороз - градусов тридцать, метель... Вокруг, ясное дело, - ни души. Даже машин на трассе почти не было... Ходили мы по улицам, как две идиотки, минут сорок. Продрогли насквозь... И вдруг, наконец, видим - "запорожец" какой-то из двора выезжает. Ирка сразу как заорёт: "Мой!!" - и бегом к этому "запорожцу". А мне, если честно, уже не до мужиков было. Ну их на фиг, думаю. Пока какого-нибудь найдёшь - двустороннюю пневмонию поймаешь. Пусть, думаю, Ирка беседует со своим "запорожцем", а я пока погреюсь. И захожу в ближайший подъезд. А там - два мужика, сидят, водку пьют. Я даже рта открыть не успела - сами подскакивают: "Девушка! Давайте с вами познакомимся!" Думала, приставать начнут. Газовый баллончик в кармане нашарила... А они, оказалось, из дома вышли по тому же делу, что и мы с Иркой. Ну, я им представилась. И их имена узнала. Один - Саша, другой - Серёжа. Выпила я с ними полглотка - за знакомство, - и выскакиваю обратно во двор, к Ирке. "Запорожца" уже нет, укатил. А Ирка стоит посреди дороги и ревёт. Да так ревёт, что смотреть страшно: слёзы - градом, трясётся вся... Я вам, кстати, забыла сказать, что Ирка на всех этих приметах и поверьях просто помешана была. Чёрную кошку увидит - ни за что дальше не пойдёт, даже если у неё последняя пересдача или выдача стипендии. Бабку какую-нибудь с пустым ведром встретит - сразу бежит домой, запирается, и до следующего утра ничем её из дома не выманишь! Пожар начнётся - всё равно будет сидеть в своей комнате и уповать на пожарников, а из дома не выйдет!.. В общем, суеверная была, как какая-нибудь бабка из глухой деревушки...

- А в "запорожце", наверное, мужика не оказалось, - предположила Валька.

- Да нет, мужик в "запорожце" был. Но гадкий, как Паха Дятлов... Когда Ирка его "тормознула", он решил, что прибыльный клиент намечается. Ночь поздняя, погода страшная - за каждый километр можно запросто по сотне требовать... А тут вдруг выясняется, что Ирке никуда ехать не нужно, а хочется ей только узнать его имя. Ну, мужик с досады и ляпнул, что зовут его Пантелеймоном... да еще и Сигизмундовичем.

Валька расхохоталась.

Женька вздохнула и закурила новую сигарету.

- Ну вот, - продолжала Танька, - стоит, значит, Ирка на дороге и плачет. "Где же я, - говорит, - найду себе Пантелеймона? В наше время так никого не называют". Я, конечно, попыталась её утешить, - но без толку. Она потом ещё чуть не целую неделю ходила с убитым видом... А месяца через два, может - чуть больше, хотите верьте, хотите нет...

- Неужели встретила Пантелеймона? - ахнула Женька.

- И неужели - Сигизмундовича? - с издёвкой всплеснула руками Валька.

- Не Сигизмундовича, но Пантелеймона. Представьте себе! - Танька так гордо вздёрнула носик, словно это не Ирке, а ей посчастливилось встретить Пантелеймона. - И встретила, и замуж за него вышла. И до сих пор счастлива. Живёт с ним недалеко от Сочи. Причём в двух шагах от пляжа. Причём в такой хоромине, какая нам и не снилась... И растит двух девочек. Одной уже два годика, второй - три месяца... У меня, кстати, фотографии есть. Могу показать.

- Ой, покажи, конечно! - попросила Женька.

Валька на фотографии смотреть отказалась. Она выпила рюмку водки и с тоской посмотрела на стол с облупившейся столешницей и двумя распиленными пополам лыжными палками вместо ножек, на Танькину "парадную" скатерть с цветочками по углам и с отпечатком утюга посередине, на остатки "пиршества", на ржавый скелет батареи под треснувшим подоконником... Вспомнила кривоногий столик в своей комнате, свою "парадную" скатерть, прожженную сигаретным пеплом и застиранную до дыр, свою некрашеную батарею и треснувший подоконник, свои выцветшие обои, изгибающиеся под серым потолком бледными, на долгие годы оцепеневшими волнами... Потом перевела взгляд на свою пустую рюмку - и тихо заплакала.