Нина вся дрожала.

— Возможно ли это?! — прерывающимся голосом, с горящей головою говорила она. — Возможно ли?! Аннет, есть такие люди?!

— Есть, Нина, есть!!!

— Ах, если бы мне узнать их!

— Это очень легко. Это святая женщина, о которой я тебе сказала, будет скоро здесь, в Москве. Я тебя познакомлю с нею…

— Аннет, друг мой, как я тебе благодарна! Кто же эта святая женщина?..

— Катерина Филипповна Татаринова…

Аннет сдержала свое обещание. С небольшим через месяц она приехала к Нине и сказала ей, что Катерина Филипповна в Москве и с нетерпением желает скорее с ней познакомиться.

— Ты знаешь, я ей все про тебя рассказала — и она находит, что ты «сосуд избранный», она так и выразилась. «С нею Бог», говорит, «Сам Христос наставил ее к познанию истины, указал ей путь к спасению. Никто не учил ее — она сама дошла до того пути, на котором можно вознестись выше всех миров и обрести Господа». Это она про то, Нина, что ты кружилась и ощущала поднятие с земли. Ведь и они все это делают, а ты дошла сама, без указаний — не правда ли, как это чудесно! Как ты должна быть счастлива, Нина!..

Теперь Аннет смотрела на приятельницу с особенным уважением, почти даже с благоговением. В назначенный Катериной Филипповной день и час она повезла к ней Нину. Татаринова остановилась в доме у каких-то своих родственников, которых не было в городе и которые предоставили ее в распоряжение всю свою квартиру. Она приехала из Петербурга не одна, а со своим младшим братом, Буксгевденом, красивым и еще довольно молодым офицером, наружность которого сразу располагала в его пользу. Вместе с ним был и Пилецкий, серьезный, меланхолический человек, очень начитанный, очевидно, добрый и мягкий. Он имел вид и манеры немецкого пастора, и его спокойное, благообразное лицо, быстро оживлявшееся, как только заходила речь о каком-нибудь религиозном вопросе, говорило об его искренности. Кроме этих двух людей, Нина застала у Татариновой еще несколько почтенных дам и мужчин зрелого возраста. Такое общество не могло не произвести самого приятного впечатления.

Нина вошла сконфуженная, трепещущая; но милый, ласковый прием, ей сделанный хозяйкой, окружавшими ее, очень быстро прогнал это смущение. Все очевидно, уже знали о ней, все ее ждали, интересовались ею. Татаринова имела приемы светской женщины. Она очень легко добилась того, что Нина стала смотреть на нее как на давнишнюю знакомую, как на друга.

Познакомив Нину со всеми, успокоив ее окончательно, Катерина Филипповна обратилась ко всему обществу и сказала:

— Теперь я покину вас на короткое время, я хочу поговорить с нашей юной сестрой. Я передам ей основы нашего союза и приготовлю ее к посвящению, которое может состояться сегодня же.

Она увела Нину в свою спальню и остановилась с нею перед образами.

— Помолимся, дитя мое! — сказала она ей тихим, ласкающим голосом.

Нина опустилась на колени рядом с Катериной Филипповной и стала молиться. Они обе молились горячо со слезами умиления. Когда молитва их была окончена, Катерина Филипповна достала апостольские послания, раскрыла книгу и, указывая Нине на четырнадцатую главу первого послания к Коринфянам, сказала ей:

— Дражайшая о Христе сестрица, прочти громко и со вниманием пять первых стихов.

Нина повиновалась. Она взяла книгу и медленно прочла:

— Теперь прочти это еще раз про себя! — сказала Катерина Филипповна.

Нина исполнила и это.

— Вот в этих пяти стихах, — продолжала Катерина Филипповна, — и заключается вся суть нашего учения. Люди находятся во тьме, люди забыли чудеса Господа и наставления свидетелей этих чудес — Святых Апостолов. Церковь, хотя и именует себя православной, но далеко отошла от истины, забыла ее. И хотя часто в церквах читаются эти святые слова, но на смысл их никто не обращает внимания, не держатся любви, не ревнуют духовным, не глаголят языки, не пророчествуют…

Нина, пораженная, слушала со вниманием и трепетом. У нее дух захватывало от явившегося ей откровения. Ведь и она не раз читала это послание и никогда не задумывалась над этими словами, не углублялась в смысл их — а он так ясен, так прост!.. Катерина Филипповна продолжала:

— В первые времена христианства верные сыны и дщери Христовой церкви собирались очень часто и, послушные словам Апостола, рвением духовным искали соединения со Христом. И Дух Святой нисходил на них. Они начинали говорить на неизвестных им языках. А дойдя до высшего состояния благодати — пророчествовали… глаголали человеком созидание, и утешение, и утверждение. И этой их ревностью и неустанным радением созидалась, по слову апостольскому, церковь. Но враг человеческого спасения селил уже зло великое в человеческие души… Началось забвение истины. И теперь оно царит всюду, и люди ходят во мраке… Ясно ли я говорю, дитя мое, понятны ли вам слова мои? — спросила вдруг Катерина Филипповна, кладя свою руку на плечо Нины и глядя на нее тихими, добрыми глазами.

— Ясно, ясно! — проговорила Нина.

— Я слушаю всем сердцем, всей душою… говорите!..

Катерина Филипповна продолжала:

— Но Господь милостив. Он не хочет погибели человеческой. Он ищет спасти наши души. И мне, грешной, однажды, давно, очень давно уже, на молитве явилось откровение. Какая-то великая и чудная сила вдруг потрясла меня, я поднялась, закружилась на месте — вдруг передо мною разверзлось небо! Я узрела славу Божию, я уразумела непонятное!.. И вся душа моя наполнилась неизъяснимым блаженством… Когда я вернулась на землю, то есть когда дух мой снова вернулся в мою телесную земную оболочку и все снова стала видеть телесными очами, я увидела перед собой разверзтую книгу посланий, незримая рука перебирала эти первые пять стихов четырнадцатой главы — и все поняла… Я открылась близким мне людям, нашла в них веру и уразумение, с тех пор мы собираемся, и число наших сестер и братьев растет с каждым годом… Нам приходится бороться против людского неверия, против вражеских козней. Мы свято храним тайну нашу и исполняем апостольское наставление — ревнуем духовным, пророчествуем, ищем соединения со Христом, возносимся духом в небо. Мы ищем избранных и находим их всюду; но больше среди простых, среди бедняков, землепашцев, рабов. И много на нашей родине, да и в иных землях, я полагаю, сестер и братьев единоверных нам, которых мы не знаем, которые нас не знают. Но если, по милости Божией, мы встречаемся с кем-нибудь из них, то велика наша радость… И эту радость я испытываю теперь, найдя тебя, возлюбленная о Христе сестрица! Ты избрана Христом, Он пожелал тебе открыть истину, но ты одна не могла ее достигнуть, и вот Он привел тебя к нам. Будь же нашей, соединись с нами! Скажи, моя дорогая, согласна ли ты принять посвящение и дать великую клятву хранить в тайне союз наш?

Нина плакала. Восторженное состояние охватило ее.

— Согласна! Согласна! — дрожащим голосом говорила она. — Клянусь Богом держать все в тайне! Я понимаю, что тайна необходима, потому что люди не могут понять этого… Я знаю, сама испытала! Они бы стали только смеяться!..

— Не только смеяться! — перебила ее Катерина Филипповна. — А подвергли бы нас преследованию… Так уже и было и может быть еще, если враг рода человеческого смутит кого-нибудь из нас, сделав его предателем. Поклянись же, сестра Нина, в том, что ты будешь молчать о наших собраниях перед своими родными и друзьями… Но в то же время тебе разрешается и даже поставляется в долг, косвенными путями разузнавать душевное состояние встречающихся на твоем пути людей. Если ты убедишься, что кто-либо способен воспринять истину, то поведай мне о том немедленно… Мы должны спасать людей, только необходима большая осторожность… Но об этом мы еще успеем поговорить не раз…

Она подала Нине крест и Евангелие, пред которыми та и поклялась, исполненная трепета и восторга. Затем они еще раз помолились, и Катерина Филипповна торжественно ввела Нину за руку к ожидавшему их обществу. Тогда было совершено общее моление, чтение молитв, пение духовных стихов… Все это так действовало на Нину, вся эта обстановка, ее нервы были потрясены до такой степени, что она лишилась чувств. Она очнулась лежащей на кровати Катерины Филипповны; но не могла открыть глаз, — ей казалось, будто какая-то тяжесть лежала на них. Потом она услышала голос, говоривший ей: