Александр поморщился. Вирджиния ощутила волну сочувствия ему. Фред III откровенно смаковал ситуацию, наслаждаясь самим собой. Но она промолчала: отец и так был настроен резко против нее, и любые ее слова только ухудшили бы дело; однако она подошла к креслу, в котором сидел Александр, и встала у него за спиной. Ей казалось, что так она оказывает ему хотя бы моральную поддержку; он бросил на нее быстрый взгляд и улыбнулся слабой, едва заметной улыбкой.

– Ты хотела что-то сказать, Вирджиния? – спросил Фред.

– Нет. Благодарю.

– Ты вполне могла бы бросить эту свою дурацкую работу и помочь. Вам надо передать Хартест в Национальный фонд, или как он там называется. И ты сама могла бы водить по имению людей.

– Ну… пожалуй. Наверное, да, могла бы, – согласилась она, стараясь не раздражать его еще сильнее и надеясь повернуть разговор в конструктивную сторону.

– Я бы никогда не попросил Вирджинию бросить работу, – твердо проговорил Александр, – для нее работа исключительно важна.

– Ну и дурак, – бросил Фред. – Но это ваше дело.

– А кроме того, не думаю, что это бы что-то дало. Если подсчитать все плюсы и минусы. – Александр слегка улыбнулся. – Э-э…

– Да?

– Я, в общем-то, думал о возможности займа. Разумеется, на сугубо деловой основе.

– О господи, нет! – Фред сделал протестующий жест. – Я никак не мог бы просить банк дать взаймы такие деньги. Во всяком случае, не для того, чтобы починить крышу какого-то дома. – Он говорил так, словно Хартест был обычным садовым сараем. – Если, конечно, вы не согласитесь открыть его для посетителей. В таком случае я бы чувствовал себя несколько более уверенно.

– Ну что ж. – Александр вздохнул. – Я, разумеется, обдумаю все, что вы мне сказали.

– Да, пожалуйста. А если вам нужен покупатель того Моне, то я знаю одно очень заинтересованное лицо. – Он улыбнулся Александру, и его светло-голубые глаза зловеще сверкнули на фоне симпатичного пожилого лица. – Я бы дал вам лучшую цену, чем кто угодно другой. Можете проверить у специалистов, если захотите. Просто чтобы убедиться.

– Нет, – коротко ответил Александр, – она не продается.

В тот же самый день Мэри Роуз решила вечером пригласить Вирджинию и Александра к ужину. Момент для такого приглашения был выбран совсем неподходящий: Вирджиния пребывала в подавленном состоянии, Александр был физически и морально измучен, а Малыш – раздражен. Он изо всех сил пытался отговорить Мэри Роуз от этого намерения, однако она настояла на своем.

– Не пригласить их было бы просто невежливо, – заявила она, – а ты знаешь, как я отношусь к любым проявлениям дурного тона. И, Малыш, перестань все время хватать орешки, ты и так уже страшно растолстел!

Естественно, что за столом обсуждалось высказанное Фредом предложение.

– У меня такое чувство, – говорил Александр, – что, если только я открою Хартест для публики, я умру.

– Но почему? Что в этом такого плохого? – Вирджиния явно склонялась к принятию этой идеи. – Хартест от этого не испортится, останется таким же прекрасным. Посмотри на Бленхейм. На Больё. На замок Говард. Они же не стали хуже.

– Боже, Вирджиния, мне просто странно слышать от тебя нечто подобное. – Мэри Роуз проговорила это так, словно Вирджиния предлагала превратить Хартест по меньшей мере в публичный дом. – Стоит только открыть такое место для публики, и оно сразу же теряет душу.

– Мэри Роуз, при всем моем к тебе уважении думаю, что в этих делах я разбираюсь лучше. Я все-таки, знаешь ли, сама живу в Англии.

– Время от времени, – заметила Мэри Роуз с самой ледяной из всех своих улыбок. – Когда я работала над книгой об искусстве и архитектурном наследии XVIII века, то получила возможность побывать во многих английских домах. И у меня осталось такое впечатление, что только те из них, которые все еще в частных руках, сохранили присущий им дух, какую-то таинственность, собственную атмосферу, ощущение, что о них заботятся; а из таких мест, как Бленхейм, все это ушло начисто. Конечно, все это трудноуловимые вещи…

– Трудноуловимым по счетам не расплатишься, – хмыкнул Малыш. Он уже крепко набрался.

– Платить по счетам – это еще не все в жизни, – заметил Александр.

– Мне казалось, что ты сюда приехал именно из-за этой проблемы, – возразил Малыш.

– По крайней мере, это позволило бы привести в порядок дом, – быстро вмешалась Вирджиния. – Если бы ты… если бы мы открыли его для посещений. Мне всегда казалось, что самое главное для тебя – сохранность дома.

– Ты что, и в самом деле ничего не понимаешь? – произнес Александр, и в глазах его появилась такая из самой глубины идущая мрачность, что Вирджиния даже вздрогнула. – Похоже, что не понимаешь. Для тебя Хартест – просто место, дом и земля вокруг него.

– А для тебя оно что такое? – Вирджиния ощутила вдруг прилив сильной и слепой ярости. – Я понимаю, что это красивейший дом, что им очень приятно владеть, что еще лучше было бы и передать его по наследству твоим детям. Я понимаю, что все это для тебя очень важно. Но что изменится, если позволить людям осматривать дом и брать с них за это какую-то плату? На мой взгляд, так даже наоборот: сможешь похвастать своим домом, тебе это должно быть по душе.

– Иногда мне кажется, – медленно проговорил Александр, – что ты ревнуешь меня к Хартесту. Ревнуешь к тем чувствам, какие я к нему испытываю. Другого объяснения твоему отношению я просто не вижу.

Вирджиния, вся красная от злости, молча смотрела на него.

– Мэри Роуз, – поспешно обратился к жене Малыш, – не перейти ли нам в гостиную и не выпить ли кофе? А то уже довольно поздно.

На следующий день Александр улетел назад в Англию. Вирджиния задержалась, чтобы уладить некоторые проблемы, возникшие при осуществлении одного из ее проектов, но за два дня до начала пасхальных каникул тоже отправилась домой. Своим она сказала, что обещала Александру и детям провести Пасху вместе с ними.

В аэропорту Хитроу ее встречал Гарольд Тэллоу.

– Тэллоу, вы?! Я думала, что приедет муж. Может быть, даже с детьми.

– Шарлотта и Макс в машине, мадам, вместе с Няней. У меня для вас письмо от лорда Кейтерхэма.

– Письмо? Боже милостивый, какие формальности! Погодите минутку, Тэллоу, дайте я его прочту.

Она молча прочла письмо. Тэллоу, внимательно наблюдавший за ней, увидел, как вначале шея, потом лицо ее залились краской, а затем, спустя несколько мгновений, она вдруг сильно побледнела. Потом улыбнулась ему, быстро и весело.

– Ну вот и все, можем идти. Посмотрим на ребят. Надеюсь, с ними все в порядке?

– В полном порядке, ваша светлость.

Они подошли к машине; Макс выскочил из нее и бросился к Вирджинии, чуть не сбив ее с ног.

– Мамочка, мамочка, ты такая красивая, что ты мне привезла?

Он всегда задавал этот вопрос, и всегда Вирджиния при этих словах не могла удержаться от смеха.

– Стетсон, Макс, вот что я тебе привезла, настоящую ковбойскую шляпу, какие носят в Техасе, и такую большую, что в нее целое ведро вылить можно. Шарлотта, дорогая моя, ты так подросла! И постройнела! Я тебе говорила, что так и будет. Ты настоящая красавица. Вот только боюсь, джинсы, которые я тебе купила, окажутся теперь слишком коротки. И слишком свободны. Но не расстраивайся, все бы неприятности были такими, как эта. Поцелуй меня. Няня, здравствуйте, как ваши дела?

– Очень хорошо, спасибо, мадам, – ответила Няня. – Тут у нас, правда, было довольно холодно, но с Максом все в порядке.

– Вот и хорошо, – сказала Вирджиния, как всегда несколько сбитая с толку непоследовательностью Няниных высказываний и не успевшая еще решить, на какую часть этих высказываний необходимо отвечать. – Мне так не терпится оказаться наконец дома! Мы больше часа кружились над Хитроу, нас все никак не сажали. Надеюсь, вам не пришлось дожидаться все это время в аэропорту?

– Мы звонили в справочную, ваша светлость, – пояснил Тэллоу. – И нам сказали, что рейс опаздывает.