Рашель остановилась на другой стороне улицы, но из машины не вышла и зажигание не выключила – так и не смогла себя заставить. «Несправедливо!» – думала она. Слово жарко вспыхивало, жгло ее, точно клеймо. Почему она согласилась? Потому что это – их общая беда. Потому что ее задача – беречь здоровье и счастье близких. Потому что в трудную минуту муж подставлял ей плечо, и она платила ему тем же. Например, сейчас.

Дверь открылась, вышла Эди в необъятной норковой шубе и такой же шапке, что достались ей в наследство от рослой и грузной матери. («Морально я против меха, – однажды сказала Эди. – Но если шуба уже есть, ведь не выбросишь». Рашель тогда погладила мех изящной наманикюренной ручкой и представила, что однажды возьмет эту шубу себе. «Да, норкой разбрасываться нельзя», – согласилась она со свекровью.) Рашель и глазом не успела моргнуть, как Эди села в свою машину и уехала.

Невестка, не раздумывая, последовала за свекровью. Мимо школьного стадиона, где шел матч и на цифровом табло мигала надпись «Вперед, ребята!», потом к «Макдоналдсу». Эди почти не задержалась у окошка «Макавто», вернулась на дорогу, но поехала не домой, а в другую сторону. Рашель продолжала следить, снедаемая постыдным любопытством. Следующим оказался «Бургер кинг», снова окошко для водителей. Прежде чем выехать на главную дорогу, Эди приостановилась на парковке перед мусорным контейнером и швырнула в него скомканный пакет из «Макдоналдса» и пустой стаканчик. Меткий бросок.

Эди уезжала от дома все дальше, и Рашель совсем загрустила. Уголки ее губ слегка опустились, она тихо, покорно вздыхала, выпуская воздух через нос. Примерно через милю свекровь повернула к торговому комплексу. Остановилась возле китайского ресторана, едва освещенного в это раннее время, положила в урну пакет из «Бургер кинга» и вошла. Молодая официантка поспешила ей навстречу с распростертыми объятиями.

«Она же умирает, – подумала Рашель. – Неужели мы не сможем ей помочь?»

Хотелось ворваться в ресторанчик, схватить Эди за воротник ее прекрасной шубы и потребовать… потребовать чего? Чтобы она прекратила есть? Прекратила есть все подряд? Но тогда станет ясно, что невестка за ней шпионит, а в этом Рашель ни за что не призналась бы.

Она поехала в студию – квартал и еще квартал, поворот налево, потом направо. До конца урока осталось двадцать минут, и Рашель успела понаблюдать, как занимаются близнецы. Какие же они славные, здоровые, стройные! Линией рта Эмили немного напоминала тетю Робин, у нее такие же грустные, плотно сжатые, но привлекательные губы. Джош был вылитый Бенни – темные густые волосы ежиком, на удивление красивые брови, сдержанная, решительная улыбка. Разве могут они превратиться в подобия своей бабушки? Правда, Эмили иногда хандрила. Скорей всего, не из-за проблем с питанием, однако проследить за этим не мешает.

Пока дети собирались, Рашель и Пьер стояли в дверях. Она принялась осторожно выяснять, что думает учитель.

– Надеюсь, дети не совсем безнадежны?

– Неограненные бриллианты, – ответил Пьер и подмигнул. – Ждут своего часа, чтобы засверкать.

Он взмахнул руками, и Рашель готова была поклясться, что в воздухе остались искорки волшебной пыльцы.

– Дорогая Рашель, а как ваши дела? Вы готовитесь к большому празднику!

Она уже плакалась ему насчет фонтана. При мысли о литрах шоколада, что взлетают и падают в булькающее озеро, ей становилось дурно. Прямой путь к кариесу – по меньшей мере. Но что делать? Праздник устраивали не для нее, а для детей и близких. «Немного шоколада никому не повредит», – сказал тогда Пьер и расхохотался. Рашель тоже засмеялась, хоть и не уловила смысл шутки.

– На следующей неделе разошлю напоминания с датой. Мы заказали такие магнитики…

Она достала один из кошелька. На нем была надпись: «Бней-мицва Дожша и Эмили, 5 июня 2010 года. Сегодня повеселимся!»

– Вы, конечно же, в списке гостей.

Само собой выскочило. Она ведь не собиралась его приглашать. Правда, будет замечательно, если Пьер станцует.

– Очень мило с вашей стороны, – сказал он.

Рашель покраснела.

– Я понимаю, вы – человек занятой. Вас, наверное, зовут на все вечеринки.

– Нет, приглашают меня не так уж и часто. Думаю, многих беспокоит, с кем я приду, – засмеялся Пьер.

Шутка касалась его личной жизни, которую он не особенно скрывал.

– Приводите, кого хотите, – сказала Рашель, украдкой взглянув на фотографии звезд.

Она и в самом деле не возражала.

– Я посмотрю свое расписание, – ответил Пьер.

Рашель просто сердцем чувствовала – знала! – что он тоже говорит искренне.

Когда они вернулись, Бенни накрывал на стол. Рядом стояла коробка с пиццей. Он еще не снял костюм – старенький, стрелки на брюках еле видны. «Завтра же отнесу его в секонд-хенд», – подумала Рашель. Муж явно только что приехал. Сегодня была его очередь готовить, а он сжульничал и заказал пиццу.

– Ты хотя бы салат купил? – спросила Рашель. – Хоть что-нибудь полезное?

Бенни достал из сумки большую коробку салата.

– Я что, сумасшедший? Ты же меня тогда отправишь спать в конуру.

– У нас нет ни конуры, ни собаки, – заметил Джош.

– Это выражение такое, – объяснил Бенни. – Шутка. Где твое чувство юмора? И когда мой сын успел стать занудой?

– Он совсем не зануда, – сказала Рашель. – Видел бы ты, как он сегодня танцевал.

Сели ужинать. Бенни расспрашивал близнецов, как прошел день. Он действительно занимался детьми, и Рашель это очень ценила. Ее отец – несчастный, измотанный, уставший от работы, жены, ребенка, жизни, всего на свете – редко обращал внимание на дочь. Он ужинал с каменным лицом, под его суровыми взглядами Рашель с матерью даже пикнуть не смели.

– У папы был тяжелый день, – шепотом говорила та.

В доме Рашели за столом не молчали никогда.

После ужина сели смотреть «Так значит, ты умеешь танцевать?». Выступал ученик Пьера, Виктор Лонг. Его волосы стояли торчком от геля, глаза сияли. Лонг подпрыгивал, и его ноги взлетали к ладоням расставленных рук. Он падал, скакал, как мяч, вскидывал колени. Все это происходило под музыку, в которой то и дело завывало что-то вроде автомобильного гудка. Рашель не понимала таких танцев, но восхищалась грациозным, подтянутым Виктором. Дети были от него в восторге.

– У меня так никогда не получится, – протянула Эмили, сунув большие пальцы под мышки. – Только облажаюсь.

– Все будет хорошо, – сказала Рашель.

– У меня даже лучшее движение – полный отстой.

Девочка утерла слезу, вышла, и материнское сердце потянулось за ней.

Уложив детей, Бенни и Рашель, закутанная в теплое пальто, вышли покурить. На этот раз она тоже сделала несколько затяжек. Бенни привязался к травке сильнее. Для него сигарета была наградой после длинного рабочего дня. Рашель курила марихуану только ради забавы, но сегодня, после слежки за Эди, она грустила и чувствовала, что имеет полное право расслабиться. В конце концов, она так занята весь день! И по хозяйству надо успеть, и детей отвезти. Четыре раза в неделю Рашель ходила на пилатес, иногда встречалась в синагоге с пожилыми дамами из общины, которые считали себя очень мудрыми, а на самом деле знали только самую малость, и то – не до конца. Она ездила в салон красоты (регулярно подстригала челку и раз в месяц красила волосы), делала маникюр, педикюр, эпиляцию, готовила, покупала продукты. Рашель любила читать. (Она состояла в трех книжных клубах, но приходила, только если там обсуждали книгу, которая ей нравится.) В хорошем расположении духа на вопрос, чем занимается, она отвечала: «Трачу мужнины деньги». Шутила. Однако это была чистая правда.

– Так у ребят никаких успехов? – спросил Бенни.

– У Джоша что-то получается. А вот Эмили никак не попадает в ритм.

– Ну, ведь они только начали.

Он взъерошил ей волосы.

– Не надо!

– А что такого? – Он опять взлохматил волосы, и прядки упали на лицо. – Укладочку сделала?