Пациенты не подозревали, что Аня очень плохой врач. Что она не сумела толком ничему научиться, потому что без конца занималась своими мужьями и детьми. Мать предупреждала ее об этом вполне запрограммированном итоге, но Аня не прислушивалась. Она всегда жила независимо от чужих мнений. И атмосферное давление окружавших идей и взглядов на жизнь никогда Анюту не затрагивало. Но независимость часто не переносит существования в одиночку, а начинает мечтать подчинить себе других. Глупое и порочное желание… Стать властелиншей и повелительницей хотя бы в своем доме Ане все равно не удалось, несмотря на то что она попыталась дать родным почувствовать, что прекрасно знает их уязвимые места, попробовала заставить слушаться ее и бояться…
Чего она добилась?.. Да ничего! И если бы не Анатолий, верный давний друг, Ане никогда бы не найти приличной работы. Знакомств в медицинском мире она не завела, но справедливо считала, что нередко выручает даже не блат, не связи, а обыкновенная человеческая доброта и желание помочь. Когда они есть, все получается. У Анатолия нашлось и то и другое.
— До свидания, Анна Борисовна! — раскланивались пациенты.
— У вас нет зонта? Могу довести вас до метро…
— Нет, нет, спасибо! — отказывалась Аня. — Зонт есть. Я немного пережду…
По проспекту гуляли веселые, словно десантники на своем августовском празднике, грязные потоки, заливающие тротуары и мостовые. Жизнь уже несколько дней шла по дождливому и ветреному графику. Аня смотрела сквозь стеклянную верхнюю половину двери. Скоро осень… И она все насмешливее напоминает о себе ливнями и ветрами. Через две недели пора привозить детей с дачи. Неужели у них там тоже вот так льет?.. Свекровь замучилась. И надо идти домой… Если ждать, пока закончится дождь, можно простоять до утра. Прямо до начала приема больных.
— До свидания, Анна Борисовна!
Аня автоматически кивала, не оборачиваясь.
До свидания… И осторожно ступала за порог, держа зонт на изготовку, как оружие. Идти по проспекту было нелегко, только короткими перебежками. Ветер выламывал вцепившуюся в зонт руку, угрожая вырвать эту слабую защиту от дождя. Потом начинал шаловливо заигрывать со спицами, пробуя их вывернуть и сломать. Серый депрессивный оттенок мокрого города безуспешно старались нарушить разноцветные гусеницы зонтов на остановках. Озорные водители лихо и хамовато взрывали колесами лужи и обдавали прохожих грязными брызгами. Своеобразно шалили…
— Но тебе не страшны никакие дожди! — лукаво продолжал Роальд. — Ты запросто проскочишь между каплями! С твоими параметрами это несложно.
Аня фыркнула и вышла, наконец, из машины.
* * *
На следующий день вечером он, со свойственной ему бесшабашностью, позвонил Анюте домой. Она изумилась, услышав его голос.
— Как ты нашел мой номер телефона?
— Это моя проблема, — отозвался Роальд. — Какая тебе разница? В ФСБ за помощью не обращался, будь уверена! Что-то ты напряжена и тревожна… Я помешал? Тебя долго не было дома. Я звонил несколько раз. Задержалась на работе?
— Ездила на дачу, — нехотя объяснила Аня. — Пришлось в очередной раз разбираться с дочерью… Очень тяжелый характер. Замкнутая, скрытная. Ничего не хочет делать: ни читать, ни рисовать, ни лепить. Лень непролазная. Целый день сидит в углу. И с детьми играть не любит.
— А сколько ей лет?
— Три года.
— Тогда ты будешь с ней разбираться еще долго. — Роальд весело хмыкнул. — Когда мы увидимся?
Аня растерялась. Такая решительность и стремительность действий ее нередко ставили в тупик.
— Разве мы собирались?..
— Ты, может, и нет, а я планировал. Давай обсудим когда и где.
— А зачем нам видеться? — сурово спросила Аня, пытаясь влить в голос максимум холодного металла.
— Анюта, ты специально притворяешься дурой и принцессой на горошине? — ехидно поинтересовался Роальд. — И задаешь такие вопросы?
— Я… нет… Так сразу… Я не знаю… И где?..
Что ты мнешься, как девочка? — усмехнулся в трубку Роальд, резко сокращая дистанцию. — Где… Это тоже исключительно моя проблема. Твоя — согласиться. Впрочем, это вообще не проблема. Так, пустячок… Что, где, когда… Передачка на ТиВи. Давай завтра в половине седьмого на «Алексеевской». Там один выход.
Сердце пыталось сорваться из груди в пятки, как у студентки, вытащившей провальный билет…
Снова лгать мужу? Но лгать до бесконечности нельзя. В итоге Юрий обо всем догадается… Он и так без конца ее подозревает. Только молчит, не хочет затевать скандал и портить едва наладившиеся отношения. Противно… Говорят, есть люди, которые никогда не лгут. Трудно представить… Никогда не врать?! Даже если очень редко… Неужели такие есть?!
Аня задумалась. Она подобных не встречала. Наверное, у нее друзья и знакомые, похожие на нее. Впрочем, так почти у всех… «Каждый выбирает для себя женщину, религию, дорогу…»
Женщину?.. И Юрий и Роальд ведь тоже выбрали ее для себя… А как иначе? Им требовалась именно такая — легкая, порхающая, хохочущая… И может, немного привирающая?.. Кто знает… Мужчинам не нужны проблемные дамы, относящиеся к миру трагически.
Она выбирала их, а они — ее… Кто вообще кого выбирал?! Аня думала, что первые шаги делала все-таки она… Но видимо, ошиблась. И сейчас ее выбором руководил этот психолог, отлично знающий человеческие души, и Анькину заблудшую в том числе. Он сыграл на ее желании изменить свою жизнь. Он его угадал, вычислил. И почти заставил поступить так, как хотел именно он. Она догадалась правильно…
Аня не успела спросить, почему вдруг на «Алексеевской». Запели короткие гудки…
2
— Аннушка!.. — Мама ласково касалась Анькиного лица, пытаясь ее разбудить. — Пора вставать! Тебе опять что-то снится?
Ходит рядом, говорит, настаивает… Мама… Опять…
Аня с трудом разлепляла веки. Неужели утро?! И вновь просыпаться, подниматься, одеваться… Какой-то ежедневный непрерывный кошмар…
Она родилась жуткой соней. Самой совиной совой из всех сов. И утренний подъем казался ей пыткой, каторгой, нечеловеческим издевательством.
Мама, мамочка… Ее руки, ее голос, ее нежность… Сколько лет они будили Аню по утрам… а когда перестали, потому что появились другие «будильники», Ане так не хватало маминых прикосновений!.. Но лучше бы ее никто не трогал по утрам…
— Мне опять приснился сон, тот же самый. — Аня смотрела на маму сквозь непослушные, ленивые ресницы. — Мы куда-то летим в космическом корабле… Со мной какие-то парни… И почему-то Алик… Вот… А Земля погибла. Ее больше нет.
Мама улыбалась, не слишком вслушиваясь в Анькин полусонный лепет. У нее хватало забот, и дочкин сон, почему-то неизменно повторяющийся, матери немного надоел. И знала она его до мельчайших подробностей.
— В школу, в школу, — повторяла мама. — Аннушка, пора в школу!
И Аня, наконец, вспоминала про школу. И начинала проворно собираться.
В девятом классе она его не видела. И в десятом тоже. Хотя не увидеть его было трудно, даже попросту невозможно. Юрка вымахнул за метр девяносто. Раскосые, светлые глаза и не поддающиеся усилиям расчески русые волосы. Но невнимательная Анька заметила его лишь первого сентября выпускного одиннадцатого класса. Приметила и задумалась. Кто это? Откуда? Ах да, это же такой хорошо знакомый, такой привычный Юрка Воробьев, с которым они учатся в одном классе уже третий год… Подумать только! Третий год!.. Сколько времени пробежало зря, бессмысленно и впустую! Куда же она смотрела?.. А никуда… Вокруг да около. В саму себя. В книги. В дурацкие сны про всяких там Аликов… Теперь надо попытаться срочно наверстать упущенное.
Тем летом они с мамой здорово отдохнули в Крыму. И загорелая счастливая Анька привычно подпрыгивала возле школьного крыльца в ожидании тронной речи директора. Рядом толпились одноклассники, галдели и делились впечатлениями о летнем отдыхе. Старые деревья в школьном саду гнули ветки к земле, словно пробуя на время прилечь отдохнуть.
