В 7:30 вечера 28 августа в рейхсканцелярии состоялось совещание с участием Гитлера, Генриха Гиммлера, генерал – майора СС Рейнхарда Гейдриха, Йозефа Пауля Геббельса, Мартина Бормана, Гальдера и других высокопоставленных нацистов. Гальдер записал свое личное впечатление о Гитлере в дневник: «Невыспавшийся, изможденный, с хриплым голосом, озабоченный». И позже: «Гитлер: «Если произойдет худшее, я буду вести войну даже на двух фронтах» [20].

29 августа, когда колокола звонили по умирающей Европе, сэр Невилл Гендерсон был принят Риббентропом и напыщенным Гитлером, который потребовал возвращения Данцига и Польского коридора, но согласился вступить в прямые переговоры с Польшей. Однако польский эмиссар должен был прибыть в Берлин в среду 30 августа – на следующий день, что было физически почти невозможно.

Ограничение времени, сказал Гендерсон, hatte den Klang eines ultumatum[2]. И позже добавил: «Я покинул рейхсканцелярию в тот вечер преисполненный мрачными предчувствиями» [21].

«Предчувствия» Гендерсона находят свое подтверждение около полуночи на 31 августа во время аудиенции у Риббентропа, «прием которого был <…> отмечен сильной враждебностью, свирепость которой усилилась, когда был мой черед говорить.

Он все время вскакивал в состоянии сильного возбуждения, скрестив руки на груди, и спрашивал, есть ли мне что еще сказать…

После того как я сделал мои различные сообщения, он достал длинный документ, который зачитал мне на немецком языке или, скорее, пробормотал как мог быстро в тоне крайнего презрения и раздражения» [22].

Документ включал 16 требований Германии или условий для мира, но он уже, как пренебрежительно заметил Риббентроп, стал академичен или устарел, так как польский эмиссар не добрался до Берлина.

Ночью в 0:30 рейхсканцелярия передает шифровку для осуществления «Белого плана» – нападения на Польшу [23].

Сэр Невилл Гендерсон принимает польского посла в Германии Йозефа Липского и передает ему краткое изложение бурного выступления Риббентропа.

Капитан кавалерии Хаузер, помощник генерала Гальдера, главы генерального штаба армии, отдает приказы из рейхсканцелярии: «днем «игрек» будет 1 сентября (следующий день); часом «аш» – 4:45. Гальдер делает некоторые подсчеты и вносит их в журнал: теперь Германия мобилизовала около 2 600 000 человек (включая 155 000 военных рабочих, занятых на возведении укреплений Западного вала). Из них немного более одного миллиона – около 34 дивизий, большинство резервные дивизии, дислоцированы на западе; остальные около 1 500 000 человек – более 50 дивизий (включая 6 танковых) – нацелены на Польшу.

Мешки с песком укладывают напротив палаты общин – «матери парламентаризма», а станции железной дороги заполняются народом, так как начинается эвакуация трех миллионов детей, женщин, инвалидов и стариков из Лондона и 28 других британских городов – массовое перемещение, не имеющее прецедента в истории. Тень воздушной мощи Германии, страх перед бомбами маячат над миром.

Итальянский посол в Берлине Бернард Аттоличо извещает Рим о том, что ситуация «отчаянная… война через несколько часов» [24].

Венецианский дворец. Чиано и дуче договариваются. «Италия может вмешаться в действия Гитлера, только если [Муссолини] принесет жирный куш – Данциг» [25].

«…Мрачная атмосфера <…> все… шатаются в изумлении…» [26].

Представители Скандинавских стран – Норвегии, Швеции, Дании, а также Финляндии – принимают «обычную» декларацию о нейтралитете.

Сельские повозки, телеги, поезда и грузовики заполнены людьми уже немолодыми, так как все резервные слои населения призваны, а молодежь уже одета в военную форму.

Три польских эсминца вышли из узких проливов между Балтийским и Северным морями и прокладывают курс в направлении Британских островов. Позади немецкие подводные лодки уходят в глубину, за пределы обнаружения.

Гитлер подписывает директиву № 1 для ведения войны – «решение силой». Самонадеянный Геринг спрашивает позже: «Что я должен делать с этим «dumf»[3]? Я знаю это уже сто лет» [27].

7–я кавалерийская бригада, механизированная, – единственное бронированное подразделение армии Соединенных Штатов – под дождем, подхлестываемым ветром, идет парадом по городским улицам в промокший лагерь в «завтрашнем мире» – нью – йоркской Всемирной ярмарке. Ее 110 танков и бронемашины – фактически вся бронированная мощь Соединенных Штатов – более символичны для будущего, чем все эти сверкающие мечты ярмарки.

Проводится что – то вроде чайной вечеринки «Сумасшедшего шляпника», на которой главные лица – Геринг и посол Гендерсон, а также некий Биргер Далерус, шведский бизнесмен, который пытался действовать как неофициальный миротворец и посредник. Во время двухчасовой встречи Геринг говорит в основном о беззакониях, чинимых поляками, и о желании Гитлера и его собственном дружить с Англией.

«Это была, – позже заметил Гендерсон, – беседа, которая никуда не вела. Я не мог согласиться с худшим <…> он едва ли мог позволить в такой момент тратить время на беседу, если бы это не означало, что все до последней мелочи было готово к действию» [28].

Геринг: «Если поляки не подчинятся, Германия раздавит их как вшей, и если Британия решит объявить войну, я буду очень сожалеть, но это будет неблагородно со стороны Британии» [29].

Польский посол Липский по распоряжению из Варшавы, на которую, в свою очередь, оказал давление Лондон, добивается встречи с Риббентропом. Это была самая короткая беседа из всех, когда – либо имевших место. Липский говорит, что его правительство готово рассмотреть британское предложение о прямых переговорах, но что он сам не уполномочен в них участвовать. Риббентроп отпускает его. Вернувшись в свое посольство, Липский обнаружил, что его связь с Варшавой отключена [30].

Центральное телефонное управление информирует Чиано, что Лондон отключил связь с Италией. Дуче говорит: «Это война, но завтра мы объявим в верховном совете, что мы не выступаем» [31].

Наконец – то текст 16 условий, выдвинутых Германией Польше, передается по берлинскому радио, а несколькими минутами позже Гендерсон впервые получает копию предложений, которые предыдущей ночью ему «пробормотал» Риббентроп. Все это больше показное; группы армий «Север» и «Юг» уже выступили. Позже Гитлер признался: «Мне было необходимо алиби, особенно для немецкого народа, чтобы показать ему, что я сделал все, чтобы сохранить мир. Этим объясняется мое великодушное предложение об урегулировании вопроса о Данциге и Коридоре» [32].

Истекает последний день мира. Франция мобилизуется, Европа берется за оружие. Б Берлине и Варшаве, в Лондоне, Париже и Риме вновь гаснут огни – уже второй раз за четверть века…

Люфтваффе бомбит польские аэродромы по всей стране. Старый германский линкор «Шлезвиг – Гольштейн» в ходе «дружественного» визита в Данцигскую гавань обстреливает польскую крепость на Вестерплатте; нацистские СС входят в Данциг; немецкие танки пересекают границы с севера, юга и запада; и начинается «блицкриг» – молниеносная война.