* Миссис Харди умерла от преждевременных родов из-за шока, вызванного нападением банды погромщиков из союза “Церковь и король” на их дом.
После следствия, проведенного самим Тайным советом, первым перед судом присяжных предстал секретарь и казначей ЛКО Томас Харди. Девять дней длился процесс по его делу; три часа кряду присяжные заседатели, уединившись, решали его судьбу, памятуя о том, что признание Харди виновным автоматически означало для него повешение не до полного удушения, потрошение и четвертование, т.е. стандартную казнь за измену. Страсти в комнате для совещаний были, очевидно, исключительно велики — шепотом объявив “невиновен”, старшина присяжных свалился без чувств. Ликующие лондонцы с триумфом пронесли Харди на руках по улицам столицы. Аналогичным образом были оправданы Тетвелл и Хорн Тук, а остальных обвиняемых активистов ЛКО выпустили на свободу без суда.
Проводимая Робеспьером Французская революция уже вступала в кровавую фазу своего развития*, и многие английские радикалы, разочаровавшись, постепенно перестали оказывать ей поддержку. В 1793г. правительство Питта в союзе с такими автократическими государствами, как Пруссия и Австрия, объявило войну Франции.
* Буржуазные революции крайне редко проходили бескровно. Характерно, однако, что кровь, проливаемую в ходе умеренных этапов революций, буржуазные авторы как бы не замечают. Если же “кровавая фаза” революции, как выражается автор, совпадает по времени с радикальными, буржуазно-демократическими преобразованиями, то на первый план зачастую выдвигаются не эти преобразования, а число жертв (даже если оно было относительно небольшим), всячески живописуются казни, аресты и т.д. Это часто превращается в самоцель и делается для того, чтобы связать само слово “революция” с террором, казнями и убийствами. К сожалению, в данном случае не избежал этой тенденции и автор работы. Прим. ред.
Началось двадцатилетие наполеоновских войн, когда, по образному выражению известного английского поэта Гилберта Честертона, англичане “дрались за то, чтобы остаться в цепях”. Страну захлестнула мутная волна неистового псевдопатриотизма: любые радикальные или просто критические сантименты воспринимались как проявление профранцузских настроений. Еще более ужесточилось репрессивное законодательство; в 1795 и 1796 гг. были последовательно приняты два законопроекта, в соответствии с которыми: а) уголовно наказуемыми актами государственной измены могли считаться любые заявления (как в устной, так и в письменной форме), сделанные “с целью возбуждения ненависти к правительству”; б) запрещались все лекции и закрывались места публичных собраний, за исключением тех, которые проводились по специальному разрешению соответствующего магистрата; в) по малейшему подозрению подлежали немедленному закрытию все таверны и иные места, используемые в целях радикальной деятельности.
В сложившейся обстановке официальных гонений и, как следствие этого, резко усилившихся внутренних разногласий ЛКО быстро теряло своих приверженцев, а в 1799 г . окончательно распалось, поскольку правительство запретило его деятельность и членство в нем стало преступлением против закона. Наиболее боевитая часть активистов ЛКО ушла в подполье, продолжая с огромным риском для себя и незначительными результатами распространять идеи свободы и демократии; многие из них оказались за решеткой или были отправлены в изгнание. Томас Харди вернулся к своей прежней профессии и открыл обувную мастерскую.
Однако борьба за осуществление парламентских реформ отнюдь не закончилась: ее продолжали многочисленные гэмпденские клубы, основанные Джоном Картрайтом на индустриальном севере страны, которые в тяжелейших условиях нелегального существования, преодолев сопротивление так называемых “легалистов” и подрывную деятельность доносчиков и провокаторов, сумели создать мощное революционное крыло и даже начали запасаться пиками, мечами и огнестрельным оружием.
Около полумиллиона лондонцев поставили свои подписи под петицией с требованиями о проведении парламентской реформы; петиция была передана в палату общин и, конечно же, отвергнута.
В январе 1816 г . по дороге на открытие этой сессии парламента экипажу принца-регента, замещавшего своего сумасшедшего отца, короля Георга III, пришлось буквально продираться через толпы негодующих, улюлюкающих и швыряющихся камнями (все стекла в его экипаже были вдребезги разбиты) горожан.
Лондонские сторонники реформ решили провести в марте массовый митинг в Спа-Филдс. Узнав об этом, гэмпденские клубы и другие рабочие организации Манчестера организовали марш протеста против отмены Хабеас Корпус и подобных действий правительства, причем спланировали его таким образом, чтобы прийти в Лондон одновременно с началом митинга в Спа-Филдс и выступить со своими требованиями едиными силами.
Каждый из участников предполагаемого марша должен был иметь при себе скатку из одеяла, поскольку дорога до Лондона занимала около шести дней (за эти скатки их сразу же прозвали “одеяльниками”). По Манчестеру поползли слухи, что в марше примут участие 100 тыс. человек и что все они будут вооружены. На самом же деле в долгий путь к столице под приветственные возгласы около 12 тыс. сторонников движения реформистов тронулась колонна из примерно тысячи безоружных человек. Однако “одеяльники” не дошли даже до Дерби: после нескольких нападений со стороны вооруженных солдат и членов добровольческого полка (так назывались местные ополченческие отряды, состоявшие в основном из сыновей зажиточных фермеров и представителей средних слоев населения) подавленные и охваченные чувством горечи от очередного поражения участники марша были вынуждены прекратить свой поход. Как только участники марша вышли из Манчестера, большой отряд солдат разогнал толпу провожающих, арестовав при этом многих известных сторонников движения.
До Лондона дошел и все-таки вручил петицию только один из них — мужественный Абель Кудвелл; остальные либо разошлись по домам, либо оказались за решеткой - кто за “бродяжничество”, а кто вообще без какого-либо обвинения (впрочем, последних через некоторое время выпустили на свободу, поскольку магистраты так и не смогли решить, за какие, собственно, преступления их следует подвергать наказанию).
Шпионы и доносчики всех мастей в реформистском движении “раскрывали бесчисленные заговоры”, выдавали их руководителей и писали панические отчеты о беспрецедентном духе подстрекательства и бунтовщичества, якобы охватившем весь север Англии. И хотя все это по большей части являлось гипертрофированным преувеличением, вызванным не более чем желанием “честно отработать” плату за предательство, правительство не на шутку встревожилось. Оно еще больше ограничило и без того куцые права личности, благо отмена Хабеас Корпус давала ему возможность держать любого подозреваемого человека за решеткой без какого-либо следствия или суда. Платные агенты получили инструкции провоцировать небольшие местные волнения, которые можно было без труда подавить, а их организаторов на “законных” основаниях казнить либо надолго упрятать в тюрьму. Одним из таких штатных мерзавцев был некий Оливер (впоследствии он был разоблачен, бежал за границу и до конца своих дней так и не посмел вернуться на родину), действовавший в графстве Дербишир и выдававший себя то за члена гэмпденского клуба, то за активиста сходных “мятежных” обществ. Втершись в доверие к местным радикалам, он сумел убедить сторонников реформ в ряде Пеннинских селений и городов (чему в немалой степени способствовала их удаленность от промышленных центров и отсутствие надежных средств связи) в том, что в ближайшее время планируется массовое вооруженное восстание.
И провокация эта полностью удалась: вечером 9 июня 1817 г . 400 вооруженных чем попало человек отправились из небольшого городка Пентрих по направлению к Ноттингему, где, введенные в заблуждение Оливером, они рассчитывали влиться в освободительную армию и двинуться на столицу, чтобы сбросить ненавистное правительство и создать новое, народное государство, основанное на всеобщем избирательном праве и социальной справедливости. Поскольку сам Оливер, как того и следовало ожидать, под каким-то благовидным предлогом от участия в походе уклонился, его возглавил чулочник из городка Суттон-ин-Эшфилд (графство Ноттингемшир) Джозеф Брандрет. Он же и сочинил ритмический рефрен, который участники похода скандировали по пути:
