— Вы уже безумно влюблены? — спросила Ирина. — У вас, вероятно, большой опыт по влюбленностям? Вы до тридцати семи лет все влюблялись, но никогда не женились?
— Я не был женат, и опыт влюбленностей у меня очень небольшой, — ответил я. Что было правдой.
— Вам что-то мешало? Вы болели или сидели в тюрьме? Расскажите о себе, если у вас серьезные намерения.
— Я здоров и не сидел в тюрьме. Но вначале я учился в архитектурном, мне разонравилось, я ушел, и меня забрали в армию. Потом я кончал экономический и делал карьеру, на это требуется время.
— А в каких войсках вы служили? — спросила Ирина.
— В радиотехнических, — ответил я. Что тоже было правдой, но не полной — я был радистом в спецотряде «Каскад», но об этом не знали даже мои родители, в анкетах я писал:
«Служба в Советской Армии. Год призыва, год демобилизации, род войск: радиотехнический, воинское звание: старший сержант».
— Вы долго учились, но сделали быструю карьеру. — Ирина улыбнулась, понимая, наверное, что перебирает с допросом.
— На экономическом я учился заочно и работал. Но сейчас я занимаюсь недвижимостью, и мне пригодилась и учеба в архитектурном.
— Архитектура и экономика — это замечательно, — похвалила Ирина.
Я ждал, когда она скажет, что мы обязательно воспользуемся вашими знаниями архитектора и экономиста. У нас дача, которую мы собираемся перестраивать, и мы никак не можем решить — перестраивать или строить заново. Но она ничего не сказала, что-то ее не устраивало. Значит, будут проверять.
— Вечер вопросов и ответов на сегодня закончен? — спросил я.
— Только вопросов. — Мать улыбнулась вполне дежурной улыбкой. Настя, когда меня анкетировали, молчала. К водке женщины так и не притронулись. Я выпил свои сорок граммов, потом мы пили кофе и говорили о выставке Берлин-Москва, о последних театральных постановках — они ходили в театр чаще, чем я. Мать пыталась выяснить, с кем из известных актеров и режиссеров я знаком, назывались вполне конкретные имена, тестирование продолжалось. Я со знаменитостями не был знаком, тех, кого я знал, они не назвали, а я не стал хвастаться. Ирина пыталась определить общих знакомых, актеры для этого подходили лучше всего. Последний тест был проведен, когда я уходил.
— Уже темно, наш район не очень спокойный, у вас есть хотя бы газовый пистолет?
— Нет. Нападают в основном пьяные, а на пьяных слезоточивый газ почти не действует, они становятся только агрессивнее.
— А нервно-паралитический? — спросила Ирина.
— Это выдумки. У нас его не производят, а то, что привозят, чаще всего подделки. Вообще я человек неконфликтный в последний раз дрался в школе.
Что было неправдой, но проверить этого они не могли. Я ждал вопроса об оружии, если бы его не последовало, я полностью проиграл бы. Я не проиграл, но приглашение на дачу все-таки не последовало. Я распрощался. Пока ехал домой, я снова воспроизвел в памяти весь сегодняшний вечер. Где я допустил ошибку? Просчета я не нашел, но их могло насторожить совпадение, хотя и очень отдаленное. Мой предшественник был строителем, я — архитектор. Даже если они устроят проверку, его и моя биографии ни в чем не совпадут. Их жертва — провинциал, нормальный инженер-строитель, который строил загородные коттеджи для разбогатевших спекулянтов. Я — коренной москвич в третьем поколении, элита компании. Если они выйдут на компанию «Косма», они узнают немногое. В компании я работал чуть больше месяца, фирма, в которой я работал раньше, ликвидирована. Ирина весь вечер пыталась нащупать хоть отдаленных, но общих знакомых, и путь она выбрала верный. Во все времена разные слои общества объединяют актеры, врачи, адвокаты и банкиры. Общей у нас оказалась только стоматологическая поликлиника, но я об этом промолчал. У ее матери оказалось почти звериное чутье, никаких данных против меня, но она мне не доверяла.
Я выждал несколько дней и позвонил Насте в офис. Она обрадовалась. Они ведь тоже анализировали тот вечер и, возможно, пришли к выводу, что я могу стать их претендентом-жертвой. А тут я сорвался с крючка без всяких объяснений. Обидно, если началась уже разработка операции, хотя, вероятнее, все продумано и просчитано с самой первой жертвы и коррективы вносятся только в зависимости от характера, физических данных и наличия оружия у претендента на руку и сердце Насти.
Мы поужинали с Настей в ресторане Дома архитекторов. Я здоровался со знакомыми, демонстрируя свою известность, хотя ее мать и это может поставить под сомнение — в ресторанах творческих союзов нынче собирается больше криминальных авторитетов, чем художников.
Мы почти сразу перешли на «ты». Я за вечер выложил почти все смешные, интересные истории, которые помнил, подумав при этом, что моих заготовок не хватит для следующей встречи, и пригласил Настю в театр.
— Мама тоже не видела этого спектакля, — сказала Настя.
— Мы пойдем вдвоем.
— Не поняла, — сказала Настя. — Мать существует в моей жизни и будет существовать всегда, с этим придется смириться.
— Я смирюсь, только я хочу жениться не на твоей матери, а на тебе.
— А ты убежден, что я этого хочу?
— Не убежден, но буду убеждать.
Настя улыбнулась, как улыбаются только очень близкому мужчине. В театр мы пошли все-таки вдвоем. Я не знаю, на этом настояла Настя или это было решение матери.
Спектакль по нынешней театральной моде и по необходимости, чтобы зрители не поздно возвращались домой, учитывая криминогенную ситуацию в Москве, шел без антракта, и у нас впереди оказался целый свободный вечер.
— Погуляем? — предложила Настя.
Мы свернули к Патриаршим прудам. Наступало время выгула пенсионеров и собак.
— Я живу в этом доме, — я показал на свой старый, бывший доходный дом.
— Приглашаешь в гости? — спросила Настя.
— Сочту за честь.
В квартире прибрано, пыль утром вытерта, постель застелена чистым бельем — устойчивая привычка холостяка на случай, если домой вернешься не один.
Я мгновенно пожарил бифштексы с консервированным горошком, распечатал коробку с камамбером, открыл бар и предложил Насте выбрать самой. Настя предпочла греческий коньяк «Метакса».
— Его не подделывают, — сказала она.
Я держал «Метаксу» из тех же соображений, средней стоимости коньяки не подделывали. Я помнил о своих сорока граммах.
— Согреши, — предложила Настя. — Выпей сегодня больше, завтра покаешься.
Мне этого тоже хотелось. Я выпил намного больше. Мне нравилась Настя. Она вписывалась в мою жизнь своей естественностью. Но что-то ее тревожило, она пила коньяк, запивая водой, иногда отвечала невпопад, и в ее взгляде я чувствовал то ли жалость, то ли сожаление. Если она вдруг предостережет меня от поездки на дачу, рухнет вся четко продуманная операция.
Между мной и Настей все произошло, как это происходит между миллионами мужчин и женщин каждый вечер. И в Москве, и в Саратове, и в Иркутске, и в Лондоне. Мужчина расстегивает первую пуговицу на платье, блузке или кофте, женщина говорит «не надо», но позволяет расстегнуть вторую пуговицу. Настя после первой пуговицы сказала:
— Я сама, — и пошла в ванную.
Я не новичок в сексе, но из десяти женщин, которых хочешь, постоянно хочешь только одну. И вроде бы все они привлекательны, как в хорошем шоу, но среди них всегда одна только прима, и не потому что у нее главная роль, она просто совершеннее, в ней нет суеты, только главное и необходимое, она ведет, другие могут только повторять или имитировать. Вероятно, у нее до меня был хороший учитель, и я был благодарен ему, Настя в этот вечер сделала меня счастливым. Мне только показалось, что Настя отдалась мне с неистовством женщины, которая боится потерять мужчину.
На следующий день Настя позвонила мне, и мы снова встретились у меня. Если бы не запланированная операция, я предложил бы ей пожить вместе, чтобы решить, сможем ли мы стать мужем и женой. Но я ждал приглашения на дачу. Настя явно колебалась, ей не хотелось этого делать, но условия, вероятно, по-прежнему оставались жесткими, и, уходя, она все-таки спросила: