Встала и подошла к окну напротив. Отдернула тонкую занавеску. Ее и саму покоробил столь вульгарный поступок — ужасно неприлично проявлять интерес к частной жизни других людей. Но ее интересовали собственные проблемы, и она должна была знать, что происходит. Что ее ждет: жизнь или смерть, и что случилось там? Только гулкий стук футбольного мяча о мостовую ответил ей снаружи. В окне напротив заметила такое же заинтересованное лицо женщины, выглядывавшей на улицу. Кто из них волнуется больше? Увидев мисс Хоукинс, женщина напротив тут же задернула занавеску, устыдившись, что застигнута за таким неблаговидным, праздным занятием. А может, ее унизило, что кто-то посторонний стал невольным свидетелем ее долгого тоскливого одиночества? Мисс Хоукинс не опустила занавеску. Все еще надеялась, что снаружи придет к ней запоздалое избавление от беспросветного страха и одиночества пустой квартиры. Если она ничего не дождется, то повернется спиной к окну, ко всему, что так коварно предало и оставило ее, и даст волю своим слезам: пусть смоют и навсегда унесут прочь безумные надежды.

Очень долго она стояла у окна в глухом оцепенении. В какой-то момент опять послышались приближавшиеся шаги. Но это были лишь шажки прыгавшего по ступенькам ребенка. Просила его не останавливаться у ее двери — ей будет трудно сдержаться и не обидеть его. Заставила себя посмотреть на часы. Половина пятого. Нельзя расслабляться и нельзя ныть и жалеть себя — это равнозначно окончательному поражению. Вместо этого она разжигала и копила пылавшую внутри злобу, не разрешая себе дотрагиваться до вязания, чтобы не приглушать силу гнева. Сейчас, как никогда, ей необходима вся ее злость, чтобы, крепко ухватившись за нее, не отречься от себя. Отвернулась от окна. Долго и почти беззвучно выла в пустоту комнаты. Только Моурис, запертый в своей тюрьме, слышал неразличимый для человеческого уха звериный крик боли и отчаяния.

Ринулась к дневнику. Все еще надеялась удержать свои мечты, но рука сама выписывала признание капитуляции: «Пошла к Брайану и забрала все свои деньги обратно». Незнакомый, неаккуратный и сбивчивый почерк. Дневник приказал. Да будет так. Ее мудрый дневник сочувствовал ей: он хотел быть уверенным хотя бы в том, что она не останется без крыши над головой. Надела пальто, схватила большую корзину для покупок. Ее ненужная величина теперь только раздражала, но была впору шарфу: он отправлялся вместе с ней и с ее урчавшей злобой. Решила: пойдет прямо к Брайану домой, если не застанет его, то расскажет все его матери.

Шла по пустынным улицам. Ни одного автобуса. Злоба не унималась. Каждый шаг только добавлял жару в пылавший костер. Когда достигла порога дома своей потенциальной свекрови, уже вся кипела от ненависти. У двери было три звонка. Надавила на все три одновременно. Никто не отозвался. Снова нажала все кнопки. Приникла к двери, вслушиваясь в тройное эхо. Неожиданно дверь открылась. Перед ней стояла ничего не подозревавшая женщина, по неосторожности в праздничный день открывшая дверь назойливому гостю.

— Брайан Воттс!!! — выкрикнула мисс Хоукинс, как будто вызывала подсудимого в суд. Ее лицо подергивалось от ненависти.

Обе женщины уже когда-то видели друг друга, но мисс Хоукинс абсолютно не интересовало их прошлое знакомство.

— Вы были на похоронах моего отца, — сказала женщина, открывшая дверь. Она узнала ту странную незваную гостью, явившуюся без приглашения и так же неожиданно убежавшую. Но это не вызвало в ней неприятных воспоминаний, даже напротив, настроило на дружелюбный лад. — Его звонок средний, но его нет дома.

— Откуда вы знаете, что его нет? — прорычала мисс Хоукинс.

— Потому что он не вышел на ваш звонок. Верно? — нахально ответила соседка. — Вы ведь звонили достаточно громко.

— Тогда мне надо видеть его мать, — потребовала мисс Хоукинс, как будто ей перечила и мешала войти экономка миссис Воттс.

— А она здесь больше не живет.

— А куда же она делась? — Голос мисс Хоукинс неожиданно потерял всю свою командную решительность и громкость. Если миссис Воттс нет, то мисс Хоукинс необходимо ее найти, чтобы получить нужную информацию. Следует быть вежливой.

— Она теперь в доме престарелых. В «Петунье». Шикарное заведение, не про нас.

— Вы знаете адрес? — спросила мисс Хоукинс и добавила: — Пожалуйста, — сожалея теперь о грубостях, которые уже успела наговорить. Ей очень нужна была помощь.

— Подождите, — ответила соседка и ушла вглубь прихожей.

Мисс Хоукинс обдумывала только что услышанное, и ее совсем не вдохновляла давняя, как оказалось, ложь Брайана. Женщина вернулась с карточкой в руках. Больше не было смысла задерживать ее. У мисс Хоукинс оставался последний вопрос, но она так боялась услышать ответ, что дождалась, пока дверь почти захлопнулась у нее перед носом.

— А давно она там, в этом доме? — успела вставить она в щель.

— Около трех месяцев. Она переехала туда сразу после Нового года.

Дверь захлопнулась. С той стороны двери, во всяком случае, добавить было нечего.

Мисс Хоукинс вцепилась в шарф, свернувшийся на дне большой корзины, — нужно было хоть чуточку успокоиться. В голове никак не укладывалось, для чего Брайану понадобилось так долго лгать ей. И уж тем более ей не пришло в голову связать затянувшееся вранье по поводу матери с его сегодняшним исчезновением. Он, конечно, объяснит все. Он, наверное, уже давно ждет ее у закрытых дверей или оставил записку. Ей немедленно следует вернуться домой. Немедленно. Как можно быстрее. Вдалеке увидела одинокий автобус, спускавшийся по Главной улице. Она бежала так быстро, как только могли ее ноги и, самое главное, насколько позволяла огромная корзина с шарфом. Успела. Автобус неспешно катил к ее дому. Старалась убедить себя в том, что Брайан или его записка обязательно ждут ее там. Вскоре все прояснится. Как она могла так не доверять ему? Как могла убежать из дому, не оставив никого? Так не ведут себя хорошие жены. Она будет просить прощения у Брайана за все, и за недоверие тоже. Автобус еле тащился. Так пусто кругом, и никакого движения, а он тормозит у каждого светофора и мешкает на каждой остановке. Напоследок у библиотеки водитель объявил об изменении маршрута. Автобус развернулся. Ничего, это хороший знак. Мисс Хоукинс выскочила на улицу. Все будет хорошо. Все устроится. Бежала вниз, напрямик к дому, интуитивно находя правильный путь в лабиринте маленьких улочек. Свободной рукой пригладила растрепавшиеся от быстрого бега волосы: как-никак, ее ждал жених. Совсем забыла о матери Брайана, но на последнем повороте к дому его грубая ложь неожиданно снова царапнула внутри. Гнев вернулся. Уже открывала калитку. Брайана не было. Спину обжег взгляд женщины из окна напротив. Мисс Хоукинс повернулась и смерила испепеляющим взглядом спешно укрывшуюся за занавеской любопытную — сплетница прикусит свой длинный язык.

Открыла входную дверь. Почтовый ящик пуст. Записки нет. Вынула шарф из корзины, хотя он был готов к продолжению прогулки, потому что ждать Брайана в пустой квартире у нее не было сил. Посмотрела на часы. Шесть вечера. Надежда почти умерла. Ее трясло. Пошла в гостиную и стояла там, будто застыв в ледяной пустоте. Все тело билось в конвульсиях. Похоже на припадок какой-то болезни. Лечь боялась: вдруг потом не хватит сил подняться? Вцепилась в дверную ручку. Холодный пот покрыл все ее тело. Била дрожь, но это ее не испугало. Все, что чувствовало теперь ее бедное тело, были злоба и ненависть. Внутри этой злобы билось от нестерпимой боли израненное и истерзанное сердце. Посмотрела на свою руку, в ярости сжимавшую дверную ручку: суставы пальцев побелели и, казалось, окостенели навечно. Тонкая струйка слюны стекала по подбородку. Тело будто истекало гневом. Испугалась. Страх расцепил закостеневшую руку-клешню и отправил мисс Хоукинс на кухню, к дневнику. К приказу, впервые не выполненному за долгие годы ее приговора. Мисс Хоукинс впервые не заслужила победной галочки повиновения, и это было окончательным поражением. С коротким и отчаянным криком резко перечеркнула записанный приказ. Она никогда не писала его! Его никогда не было здесь. Она никогда не думала возвращать свои деньги. Никогда. Она совсем другое имела в виду. И отчетливо написала это другое.