Глаза Томмазо застлала красная пелена – только теперь до него дошло, что над ним, его чувствами посмеялись – жестоко и беспричинно. В груди стало пусто – словно сердце не выдержало всего этого и покинуло тело.
«Необходимо ехать в Рим – я слишком задержался здесь. Предупреждения Катарины – всего лишь слова, если бы она хотела мне добра, то не посмеялась бы так немилосердно. Поручение Папы я выполнил – чернокнижник мертв, а, следуя приказу герцога, я сообщил в Ватикан, что рукопись уничтожена. Жаль, что мне можно будет уехать отсюда, только когда Никколо закончит работу над рукописью Папы Сильвестра II, а бегство невозможно».
На следующий день Томмазо оказался в свите, сопровождающей герцога в собор Святого Стефана. Вокруг собора и внутри собралось множество горожан, так что слугам герцога пришлось силой прокладывать дорогу Галеаццо Марии, плашмя нанося удары мечами в ножнах. Вокруг гудела толпа, раздавались приветственные крики и вопли негодования. Перекрывая шум, звонкоголосый церковный хор затянул «Sic transit gloria mundi».
Неожиданно в ноги герцогу бросился юноша, держа в руках какой-то свиток, видимо прошение. Галеаццо Мария остановился, не скрывая недовольства, но не принять прошение в такой праздничный, святой день он не мог. В тот же миг с двух сторон к нему метнулись темные фигуры, и Томмазо еще не разглядел, что происходит, а его рука уже начала искать на поясе меч, которого там не было.
Юноша, преградивший дорогу герцогу, все еще стоя на коленях, выхватил из свитка кинжал и вонзил тому в живот с криком: «Смерть тирану!» На Галеаццо Марию обрушился шквал ударов кинжалами с трех сторон, и, пока охрана пришла в себя и бросилась на помощь, тело герцога, пронзенное более двух десятков раз, рухнуло на землю.
Отважная троица, увидев, что цель достигнута и герцог мертв, стала отступать к выходу, нещадно коля кинжалами тех, кто становился на пути. Поднялась суматоха, паника, человеческое море, стиснутое стенами собора, забушевало, не давая слугам герцога добраться до убийц. Томмазо все же удалось это сделать, он сбил с ног одного, а остальное сделала толпа, затоптав его. Но и остальным убийцам не удалось убежать – они были схвачены у выхода из собора.
Вскоре стали известны их имена: Джироламо Ольджатти и Карло Висконти. Юношу, который был затоптан толпой, звали Джованни Лампуньяни. Все трое были учениками старого учителя античной истории из университета, Кола Монтаны, сумевшего внушить им, что следует расправиться с герцогом-тираном, как некогда сенаторы расправились с Цезарем. Учитель рассчитывал таким образом восстановить в Милане Амброзийскую республику. Но убийство герцога не вызвало народных волнений, и, еще до того как его пришли арестовать, Кола Монтана принял яд. Убийц герцога повесили перед замком Сфорца, затем тела четвертовали и их части разбросали по всему городу.
По Милану ходили рассказы о знамениях, пророчивших близкую смерть герцогу, и о причине, по которой он пошел на службу в собор, не надев под одежду защитный панцирь, чем, возможно, мог бы спасти себе жизнь. «Панцирь под одеждой меня сильно полнит!» – вроде бы заявил герцог, рассматривая себя в зеркале перед выходом в город, и снял его.
Смерть герцога способствовала планам Томмазо отправиться в Рим, к Папе. Он поспешил на виллу и, к своему удивлению, застал там Бертольдо, вместе с Никколо старательно вычерчивающего на бумаге непонятные знаки.
– Оставь нас одних, – грозно обратился он к Бертольдо, после чего тот, сразу как-то сгорбившись и словно став меньше, спешно покинул комнату.
Томмазо проводил его недовольным взглядом: «Проклятый чернокнижник! По нему плачет костер в Риме. И если бы он не был так тесно связан с Никколо в последнее время, я ему с удовольствием это устроил бы. – Он тут же одернул себя: – В борьбе за чистоту веры с ересью и колдовством не должно быть ничего личного».
– Чем ты занимаешься? – раздраженно заговорил Томмазо. – Ведь герцог мертв и мы теперь свободны! Я еду в Рим, ты возвращаешься к семье, да и от должности библиотекаря в Павии тебя никто не освобождал.
– Хорошо, Томмазо. Езжай в Рим, а мы с Бертольдо отправимся в Павию завтра утром, – кротко согласился Никколо.
– Ты берешь с собой этого чернокнижника? – удивился Томмазо. – Этим ты ставишь под удар себя и свою семью – им рано или поздно займется инквизиция.
– Без него я не смогу закончить работу над манускриптом Папы.
От этих слов Томмазо остолбенел, а придя в себя, буквально взорвался:
– Герцог мертв! Уже не надо работать над проклятой рукописью, и я ее отвезу в Рим, передам Папе, что давно должен был сделать. Ее там уничтожат – и следа не останется от этого колдовского манускрипта!
– Как думаешь, Томмазо, если бы Галеаццо Мария остался жив, а мы с Бертольдо успешно закончили работу над манускриптом, дав возможность герцогу повелевать духом Арбателем, чем бы он нас наградил? – вкрадчиво поинтересовался Никколо.
– Не знаю, – передернул плечами Томмазо. – Меня это особенно не интересовало, и я об этом не задумывался.
– Очень плохо, любезный брат, что ты не нашел время подумать об этом. Единственной наградой нам была бы смерть!
– Зачем герцогу наша смерть? – не поверил Томмазо.
– Дух Арбатель должен повиноваться лишь одному хозяину. Как ты, вероятно, догадываешься – герцогу. А мы, обладая этими знаниями, только мешали бы ему. В таких случаях герцог, не раздумывая, отделывался от ненужных и лишних, отправляя их в могилу.
– Выходит, нам улыбнулась судьба, раз герцог мертв? – Томмазо был ироничен.
– Иногда судьбой прикрывают деяния рук человеческих, – усмехнулся Никколо.
– Ты хочешь сказать, что знал о готовившемся покушении на герцога?! – недоверчиво поинтересовался Томмазо.
– Нет, любезный брат, это я его задумал и совершил, но – чужими руками! – рассмеялся Никколо и, тут же резко оборвав смех, испуганно взглянул на двери и перешел на шепот: – Я понимал, что в любом случае мы обречены и что единственное наше спасение – смерть герцога. Я работал с манускриптом не покладая рук, потеряв сон, и все для того, чтобы обрести власть над Арбателем – духом ночи. И мне это удалось! – Он еще ближе придвинулся к брату. – Дух ночи, повинуясь мне, помог нам – он внушил учителю Монтане и его ученикам мысль убить ненавистного тирана. Ты только подумай: то, что они совершили, противоречит здравому смыслу, чувству самосохранения – ведь наградой им могла стать лишь мучительная смерть. Какая корысть в их поступке для них самих? Это ли не доказывает, что они повиновались чужой воле? Не в подобных ли случаях говорят: нечистый попутал?
Томмазо в страхе отшатнулся от брата. Его единокровный брат – колдун! Древний манускрипт свел его с ума и уготовил его душе пекло!
– Где манускрипт?! – в гневе вскричал Томмазо, мечась по комнате, роясь в ящиках, но не находя колдовскую рукопись.
– Томмазо, ты зря ищешь манускрипт здесь – я его надежно спрятал, – спокойно, с чувством превосходства произнес Никколо. – Вместо того чтобы беситься, успокойся и сядь. Ведь я могу помочь тебе завоевать Катарину Ландриано-Сфорца – не могу смотреть, как ты сохнешь по ней!
Томмазо, тяжело дыша, оставил поиски и недоуменно уставился на брата.
– Что ты сказал?!
– Ты едешь в Рим – не пройдет и месяца, как она окажется в твоих объятиях! Дух ночи может быть не только демоном смерти, но и искусным соблазнителем. Предоставь это мне и спокойно поезжай в Рим. Хотя для нас обоих было бы лучше, если бы мы жили рядом, в Ломбардии. Сила и возможности, которые мы обретем благодаря этой рукописи, помогут нам подняться на невиданные высоты!
– Послушай, брат Никколо! Эта рукопись чрезвычайно опасна и принесет смерть нам обоим – пока не поздно, дай мне ее уничтожить! – В ушах Томмазо вновь зазвучал предсмертный злорадный смех Арджиенто.
Никколо лишь покачал головой, а в памяти Томмазо всплыла недавняя сцена, когда его унизила Катарина, и он сдался, пылая одновременно любовью и обидой.
