В укреплении традиций Фомы особую роль сыграл орден доминиканцев, который в 1278–1313 гг. ввел его учение в генеральные капитулы, одновременно присвоив ему звание «doctor ordinis».
Орден иезуитов с XVI в. объявил томизм своим учением и применял его не только в педагогической деятельности, но и в миссионерской практике. Несмотря на поддержку традиций томизма этими орденами, влияние его постепенно начало падать, причиной чего явился прежде всего бурный расцвет в эпоху Ренессанса философии природы, требовавшей развития экспериментальных исследований. Не удивительно поэтому, что появляются известные попытки задержать процесс упадка схоластики. Эту задачу поставил, в частности, Франц Суарец (1548–1617), иезуит, профессор известных в то время университетов Доимбре и Саламанке. В своих главных трудах, комментариях к «Summe» Фомы и «Disputationes methaphysicae», он предпринимает попытку актуализации томизма для борьбы с Реформацией и другими идеологическими тенденциями того периода. Он считал, например, что томистские доказательства бытия бога недостаточны, что материя не является основой индивидуации, что между категориями сущности и существования нет реального различия. Он также утверждал, что индивидуальные вещи могут быть познаваемы непосредственно, а не через посредство интеллектуальных познавательных форм (species intelligibiles). Движение, направленное на возрождение томизма, которое возникло по инициативе Суареца и было поддержано орденом иезуитов с центром в Испании, не привело к ожидаемым результатам. Испанские иезуиты не смогли возбудить в других странах широкого интереса к доктрине Аквинта, и в XVII в. это движение практически угасло.
С этого времени на протяжении нескольких столетий философия Фомы Аквинского культивировалась исключительно в монастырских и церковных центрах, а также в духовных семинариях, не оказывая почти никакого влияния на общественную жизнь городских слоев. Этот факт открыто подтверждают даже католические философы. Достаточно вспомнить ксендза Михальского, который в предисловии к польскому изданию книги Маритена «Три реформатора» писал: «До недавних пор философия томизма укрывалась в духовных семинариях и в орденских школах, не выходя на широкие пути современной мысли» (47, стр. 5). Ее затмил пышный блеск эмпирической и рационалистической философии, имеющей определенно антисхоластический и антифеодальный характер, и она не смогла преодолеть упадок, начавшийся еще в эпоху Возрождения. Это явление не было случайным. Оно логически вытекало из объективных закономерностей, управляющих общественным развитием. Философия в конечном счете всегда есть дитя своей эпохи, выражение общественных потребностей. Набирающая силу молодая буржуазия западных стран все настойчивее вступала в борьбу с обветшалыми феодальными производственными отношениями, сдерживающими ее свободное развитие. Схоластическая философия, входящая в состав феодальной надстройки, не только защищала феодализм и его иерархическую структуру, но и не приносила никакой пользы городским слоям. Они нуждались в философии, предметом исследований которой была бы прежде всего природа и законы, управляющие ею, а не потусторонний мир. Идеал понимаемой таким образом философии сформулировали в своих трудах Френсис Бэкон (1561–1626) и Декарт (1596–1650). Несмотря на то что первый из них был эмпириком, а второй рационалистом, оба считали, что философия должна иметь практический, утилитарный характер. Кредо понимаемой таким образом философской дисциплины содержится у Бэкона в следующем утверждении: знание есть сила, сила есть знание, у Декарта же в известном высказывании, что мы должны стать господами и властителями природы.
Этот идеал находился в резком противоречии с основами схоластической философии, которая даже в томистском варианте подчиняла науку теологии, а в развитии позитивных и философских знаний видела смысл лишь постольку, поскольку они подтверждали существование и следы бога в мире. Поэтому не удивительно, что рационалистическая философия XVII в. имела прежде всего антисхоластическую и антииррационалистическую направленность, что находило свое выражение главным образом в подчеркивании огромной роли человека и мощи его разума, в течение долгих веков испытывавшего гнет церковной доктрины.
Буржуазия этого периода нуждалась также в такой философии, которая подготовила бы в умах людей своего рода интеллектуальный переворот, выражавшийся с одной стороны, в критике феодальной идеологии, а с другой — в теоретической подготовке социальной революции. Таким теоретическим оружием не могла быть схоластическая философия, которая, исходя из точки зрения божественного происхождения власти, защищала старые феодальные порядки, подавляя всякую мысль об изменении существующего общественного строя. Провозглашая неравенство людей в земных отношениях, она выступала против лозунгов свободы, равенства и братства, выдвинутых французскими идеологами эпохи Просвещения. В этих условиях схоластическая философия логикой вещей была вынуждена находиться вне главного интеллектуального направления эпохи. Механистический материализм XVII и особенно XVIII в., представляющий собой идеологическое выражение интересов молодой буржуазии, почти целиком вытеснил схоластическую философию из интеллектуальной жизни городского общества. Эта философия вышла из-за стен монастырей и духовных семинарий лишь в конце XIX в. Непосредственным толчком к ее возрождению явилась изданная в 1879 г. папой Львом XIII энциклика «Aeterni Patris», которая рекомендовала философию Фомы как доктрину, наиболее соответствующую потребностям общественной ситуации и в наилучшей степени выражающую дух католицизма. Упомянутая энциклика отнюдь не представляла основной причины восстановления доктрины томизма, до этого прозябавшей на окраинах интеллектуальной жизни. В основе этого формального акта лежали прежде всего социальные причины, состоявшие в том, что некогда прогрессивная буржуазия перед лицом развивающегося рабочего движения становится все более консервативной, видя в Парижской коммуне опасные для нее memento. Стремясь обезопасить свои позиции от растущей угрозы, она объединяется со всеми силами, заинтересованными в сохранении старого социального строя. На помощь ей незамедлительно приходит церковь, которая хотя и выступала вначало против капитализма, однако вскоре признала законность этого строя, а когда на горизонте появились черные тучи, предложила ему свою идеологическую помощь. Выражением этого союза является послание Льва XIII в 1883 г. президенту Франции, в котором говорится: «Мы никогда не протестовали против строжайших правил умеренности и деликатности, дабы не умалять авторитета гражданской власти, который более, чем когда-либо, необходим для общественного порядка в тот момент, когда различные подрывные течения стремятся составить заговор с целью его подрыва и уничтожения» (35, т, VI).
Следовательно, первой, основной причиной возрождения философии томизма в конце XIX в. является возникновение «различных подрывных течений», или — добавим от себя — рабочего движения, предвестника социалистической революции.
Но рабочее движение — это не только материальная, организованная сила пролетарита, но и новая идеология, указывающая ему цель и способ ее реализации. Поэтому вторая причина восстановления пришедшей в упадок доктрины томизма — это борьба с марксизмом вообще и с историческим материализмом в особенности. Несмотря на разногласия с различными направлениями буржуазной философии этого периода, главное острие неотомизма обращено против марксизма, который, опираясь на знание объективных законов истории, доказал неизбежность гибели капиталистических производственных отношений, основанных на частной собственности на средства производства. Томизм, отстаивающий сверхъестественное происхождение частной собственности, как нельзя лучше подходил для борьбы с социалистической социальной программой и поэтому стал самым эффективным идеологическим оружием капиталистической надстройки.
На распространение томистской доктрины в этот период повлияло и возникновение в лоне церкви различных неортодоксальных течений. Одним из них был, бесспорно, модернизм, подвергнутый острой критике и осуждению со стороны Пия X в известной энциклике «Pascendi dominici gregis». Представители этого направления субъективировали веру, сведя ее смысл к обычной сумме «религиозных переживаний». Из понимаемой таким образом сущности религии вытекало отрицание ценностей всех тех внешних средств, при помощи которых церковь воздействует на общество. Ссылаясь на упомянутую энциклику Пия X, Маритен, один из наиболее крупных современных неотомистов, расправляется с модернизмом в известной работе «Antimoderne», написанной в 1920 г.
