Таким образом, согласно Кантемиру, высшей наукой является теология, изучающая явления духовного порядка; ей он отдает предпочтение. «Простая» же наука, которая базируется на данных органов чувств, равнозначна, по его мнению, болтовне и, кроме того, вредна, так как порождает гордыню, причем, как видно из приведенной выше цитаты, в сферу этой науки Кантемир включает на равных правах астрономию и астрологию, историю и басни, логику и заклинания, метафизику и магию, нравственную философию и даже паразитизм. Пренебрежительное отношение молдавского мыслителя в период создания «Метафизики» к «простой» науке основано на неверном представлении об истории развития научного знания.
Естествознание и историческая наука, как отмечает Ф. Энгельс, занимали у греков классических времен лишь второстепенное место, потому что раньше нужно было накопить необходимый фактический материал, после чего только и можно было приступать к критическому отбору и сравнению явлений, а сообразно с этим и разделению их на классы, порядки и виды. Вот почему начатки точного исследования природы мы видим впервые лишь у греков александрийского периода, затем его становление наблюдается и в средние века, у арабов. Настоящее же естествознание начинает развиваться только со второй половины XV в., делая с этого времени все более быстрые успехи (см. 1, 20, 20). Кроме того, поскольку античная наука о природе по указанным причинам весьма слабо подкреплялась опытами, она не могла базироваться только на данных органов чувств. Не поняв исторической обусловленности недостатков древней науки, Кантемир приписал древним выведение науки из одного только разума.
Начиная с «Иероглифической истории» в работах Кантемира происходит, однако, крутой поворот к «мирской» науке. Прежде всего философ «восстанавливает в правах» античную науку и культуру. В «Хронике стародавности романо-молдо-влахов» он лестно отзывается о Сократе, Плутархе, Платоне, Птолемее, Цицероне, Марке Аврелии, Ксенофоне, Тите Ливии, математике Прокле и других античных ученых и мыслителях (см. 9, 5; 86; 87; 110; 164; 179; 202; 313 и др.). Кантемир восхищается эллинами, которые, по его словам, были «во многих отношениях более любознательными и умными, нежели другие народы…» (9, 58); при этом он ссылается на слова Сократа: «Не тот эллин, кто в Греции живет, а тот, кто усвоил хорошие и честные обычаи эллинов» (9, 86). Древние греки, по мнению Кантемира, «завоевали себе славу самого благородного народа среди всех древних народов, славу наследника и обладателя… знания» (9, 86–87). Различные науки и учения римляне заимствовали у греков (см. 9, 87).
Труды Кантемира теперь буквально изобилуют сентенциями по поводу науки и научного знания.
Приведем некоторые из них. Уподобляя знание дереву, он пишет: «Кто стремится добраться до корней истины, на вершине ее находит знание; кто ищет достоверность внизу, тому познание отвечает сверху» (6, 90). И далее: «Подобно тому как знание вещей есть свет ума, так и незнание их есть затемнение сознания» (6, 46); «…у знающего связь правдивого слова крепче тройной веревки, опоясывающей другого» (6, 39); «Всё познание и вся наука проистекают из предшествующего им чувствования» (6, 243); «В храм знания мы можем войти тремя способами, т. е. как бы тремя дверьми: через примеры прошлого, через познание современных вещей и явлений и проникновение в те, которые будут» (6, 295); «Вся физическая философия опирается на естественные предметы и на знание естественных вещей» (6, 74); «Наука есть наука вещей, а ненаука отрицает вещи и не имеет бытия» (9, 184).
Таким образом, у Кантемира обнаруживаются как бы три этапа в выработке подхода к науке и научным знаниям. Первоначально философ требует лишь самопознания, затем отвергает всю «простую», т. е. светскую, науку во имя теологии и, наконец, начинает превозносить эту «простую» науку, т. е. знание естественных предметов и явлений.
Чтобы верно оценить эту эволюцию взглядов мыслителя, необходимо учитывать тот факт, что он жил в эпоху, когда еще далеко не закончился процесс размежевания науки и теологии. Вот почему в трудах Д. Кантемира, так же как, например, и в трудах его современника Ф. Прокоповича (см. 43, 174–175), наука и теология находятся одновременно в состояниях размежевания и взаимопроникновения. Важно уяснить, на что — теологию или науку — делается акцент в той или иной работе. В ранних сочинениях Кантемира он чаще делается на теологию, а в работах, написанных после 1711 г., — на науку.
Формированию такой позиции способствовало то, что Кантемир сам был ученый и сделал крупный вклад в развитие науки. Научные взгляды его формировались в тот период, когда в различных областях естествознания уже были достигнуты большие успехи. В XVI–XVII вв., как известно, основательно заявили о себе астрономия, математика и механика. В астрономии было признано учение Н. Коперника, получившее дальнейшее развитие в работах Дж. Бруно, Г Галилея и И. Кеплера. Математика обогатилась аналитической геометрией Р. Декарта и теорией чисел П. Ферма. В области механики и физики X. Гюйгенс создал волновую теорию света и изобрел маятниковые часы; возникло и получило развитие представление о движении как форме существования материальных тел (что нашло отражение в трудах Р. Декарта). Что касается химии, биологии, анатомии и других наук, то они находились еще в зачаточном состоянии. Громадную роль в развитии естествознания и экспериментального метода исследований сыграло изобретение Г Галилеем телескопа.
Знал ли Д. Кантемир об этих ученых и их открытиях? В своих трудах он упоминает, например, Р. Бэкона, Н. Коперника, Ван Гельмонта, с трудами которых, несомненно, был знаком. Но если с идеями Р. Бэкона он выражает свое согласие, что свидетельствует о поддержке им номиналистов (борьба которых с реалистами продолжалась и в XVII в.), и почти полностью принимает учение Ван Гельмонта, то по отношению к системе Коперника его позиция неясна. Учение Коперника Кантемир не принял. Однако, судя по высказыванию молдавского мыслителя (см. 3, 138), он был мало знаком с этим учением и не понял его.
Кантемир проявлял большой интерес к естественным наукам, о чем свидетельствует его письмо Петру I, в котором, сообщая о своих шестилетних исследованиях натуральных вещей, просит разрешить ему заниматься в открытой при Кунсткамере анатомической школе (см. 46, 571). К сожалению, материалы о его занятиях в этой школе до нас не дошли.
Из произведений мыслителя мы узнаем, что он изучал звуковые колебания, состав воды в реках Молдавии (см. 7, 9), пытался решить проблему происхождения жизни на Земле. Рассматривая вопрос о способности зрения отражать предметы и явления, ученый пришел к выводу, что глаз устроен по принципу «внутренних оптических органов, являясь столь замечательным произведением природы», что способен воспринимать и воспроизводить различные цвета, но эти цвета находятся «в особом положении, как это экспериментально видно в некоторых различно расцвеченных телах, которые, меняя положение, меняют свои краски. Очевидно, это происходит по той причине, что материя была по-иному расположена» (11, 334). Изучение световых эффектов привело ученого к выводу, что цвета не зависят ни от света, ни от глаза, а заключены в самом рассматриваемом объекте. Кроме того, цвета не случайны, а внутренне присущи телам (см. 11, 145).
Кантемир интересовался природой света и радуги, а также грозовыми явлениями. «Материальной причиной грома, — по его мнению, — является очень тонкий газ, конкретизированный силой местных ферментов в серистую материю, однако этот эффект поистине чудесен и выходит за обыденные пределы природы» (11, 170). Об эффекте молнии и грома ученый писал: «Сила, производящая огонь, находится не в туче», но «горючая материя действительно находится в туче» (там же). Кантемир обращал внимание на тот факт, что гром мы слышим несколько позже, чем видим молнию. В действиях молнии его поражало то, что «из одной и той же причины производились различные эффекты»: в одном случае это разваленная каменная башня, в другом — нетронутые дома, но развороченный пол, в третьем — молния, «войдя через окно и поверхностно повредив в нескольких местах обе стены, не видно, куда вышла» (11, 170–172). Будучи не в состоянии научно объяснить эти явления (природа таковых полвека спустя была раскрыта Б. Франклином, М. В. Ломоносовым и Г Рихманом), Д. Кантемир апеллировал к «всевышнему», который, по его мнению, желал таким образом «запечатлеть страх перед его вечным именем» (11, 172). В то же время его питала надежда, что «наступят времена, когда наука разгадает тайны природы»; ее задача — открывать «то, что создавалось на основе известных принципов и что создает естественный непрерывный порядок, соответствующий его законам» (15, 13).
