Кэти услышала, как открывается входная дверь и Мик с Салли обмениваются приветствиями.

— Стефани! — воскликнула Салли, появляясь в дверях. — Как дела?

— Все в порядке, дорогая, спасибо… Боже, какая ты красивая!

Вот Салли, в яркой розовой кофточке и кремовой юбке, на все сто процентов вписывается в компанию матери Мика, с горечью подумала Кэти. Простая, веселая и, как верно заметила миссис Гуинн, красивая. Рядом с ее нарядом черное платье Кэти смотрелось ужасно официально. Не говоря уж о том, что Кэти исхудала настолько, что больше походила на вешалку для одежды, чем на живого человека.

— Ой, какая прелесть, ты надела серьги, которые мы с Джуди тебе подарили! — весело сказала Салли, подходя к Кэти, чтобы поцеловать ее. — Как я рада, что они тебе понравились!

Кэти машинально коснулась сережки-попугайчика. И, едва коснувшись, ощутила непреодолимое желание сорвать серьги и растоптать. В суматохе вечеринки открытка Салли и Джуди оказалась отдельно от подарка, и Кэти решила, что сережки подарил ее старый приятель, вспомнивший, что она обожает птиц. Серьги ей нравились. Точнее, нравились до этой самой минуты, когда выяснилось, кто на самом деле их подарил. Почему-то обиднее всего казалось именно то, что Салли так точно угадала ее пристрастия, — даже обиднее, чем ее появление на этом обеде, который должен был стать официальным дебютом Кэти. Господи, да Салли, похоже, своя в этом доме. Вот сучка! Взять бы этих долбаных попугаев да запихнуть ей в задницу! Кэти обхватила живот руками, словно напоминая себе о том, что у нее есть кое-что, чего нет у Салли.

— Приступим? — Миссис Гуинн снова глянула на часы. — Самое время вынуть лазанью. Ах да, и кстати, у меня отличная новость. Угадайте, кто скоро ко мне приедет?

Мик налил всем, кроме Кэти, красного вина.

— Прости, малыш, тебе нельзя. Вот, держи стакан с колой.

— Да можно ей немножко вина, главное, чтобы желудок угомонился, — весело возразила миссис Гуинн. — Моей маме велели пить пиво всю ее беременность. В те времена все пили.

— А ты все-таки поберегись, — с сомнением сказал Мик. — Как по-твоему? Даже если и не стошнит, все равно окосеешь. Ты ведь уже неделю толком не ела.

Кэти с сожалением посмотрела на вино. Ужасно хотелось залить ненависть к Салли парой бокалов. Но она знала, что Мик прав. Вино тут же ударит в голову. Она представила, как выдает пьяные тирады, срывает серьги и швыряет их на стол, поливая Салли площадной бранью, — и даже хихикнула.

— Что такое? — спросил Мик.

— Да нет, ничего. Просто представила, как я упилась.

Кэти улыбнулась Салли и почувствовала себя лучше. В конце концов, это она, Кэти, вынашивает ребенка Мика. У Салли был шанс с Миком, и она его упустила. Кэти — будущая невестка, скоро она родит внука миссис Гуинн. А Салли — тоскливая старая дева, которая никак не может отлипнуть от Мика.

Мик чмокнул ее в макушку и придвинул свой стул поближе. Кэти крепко сжала его руку, лежащую на столе, — пускай Салли видит. «Боже мой, — подумала она, — веду себя как шестилетка, которая злорадствует, что зацапала любимого мишку своей сестренки».

Миссис Гуинн отрезала огромный кусок сочащейся маслом, ароматной лазаньи, положила на тарелку и поставила ее перед сыном.

— Мику львиная доля, — рассмеялась Салли. — Прости, Стефани, ты говорила о госте?

— Да-да, новость! — вспомнила миссис Гуинн. — Ни за что не угадаете! Она позвонила мне пару дней назад, сказала, что собирается в Лондон, хочет побродить по галереям, а остановиться решила у меня, — разумеется, я не возражаю… — Она вручила Салли тарелку и закончила: — Софи! Приедет в начале следующей недели! Ну разве не прелесть? Я ей рассказала все новости о вас, и о Кэти, и о ребенке. И ей не терпится познакомиться с Кэти…

Вилка Мика громко звякнула о тарелку. Мать замолчала.

— А кто такая Софи? — беспомощно спросила Кэти.

В комнате повисла гнетущая тишина. Кэти подняла голову и обнаружила, что миссис Гуинн и Салли пристально смотрят на нее. А потом обе, как сговорившись, перевели взгляд на Мика. Тот уставился на свою лазанью. Кэти заметила, что мочки ушей у него пунцовые.

— То есть как это не знала? — недоверчиво спросила Джуди. — Как это она могла не знать?

— Они ведь не так уж давно вместе, — ответила Салли. — И о Софи он ей не рассказал. Не успел. Мне о ней он тоже не сразу рассказал.

— И долго он тебя мариновал?

— Пару месяцев. Кэти, наверное, как раз созрела, но потом… Ну… ОНА ЗАБЕРЕМЕНЕЛА!

Последние два слова Джуди почти увидела, будто их начертали на стене, на которую она смотрела, прижимая к уху телефонную трубку.

— Как думаешь, что он ей сказал? — спросила Салли. — После обеда, я имею в виду.

— Как обычно, наверное, — предположила Джуди. — Ведь он со всеми ведет себя одинаково. Помнишь Лиззи и Венди? По их рассказам, он с ними повел себя так же, как и с тобой.

— Ну да, он всем рассказывает одну и ту же историю про Софи. Первая любовь, восемнадцать лет, то да се, разбитое сердце, бла-бла-бла, не думал, что сможет еще когда-нибудь поверить женщине, опять бла-бла-бла, большой светофор мигает, воют сирены, все тает в тумане, вокруг тебя закрываются тяжелые металлические двери, и все, привет, ты в мышеловке, и сердце кровью обливается, и бла-бла-бла. И, выслушав его, ты тут же и навсегда решаешь стать для него той Единственной, которая никогда его не предаст… И только потом до тебя доходит, что хотя он тысячу раз признавался тебе в любви, но ни разу не заговорил о вашем совместном будущем и уж точно не видел тебя в роли Единственной, которая бла-бла-бла. Но понимаешь ты это очень поздно, поскольку твое сердце уже разбито вдребезги. И все равно, при одном только имени Софи у тебя мурашки по коже, и бла-бла-бла…

— Салли! — прервала ее Джуди.

Этот монолог она слышала далеко не в первый раз, но сегодня бесстрастный тон Салли напугал ее. Зная, как Салли ненавидит, когда ее жалеют, Джуди поспешила сменить тему:

— Бедняжка Кэти, подумать только, теперь и ей все это предстоит пережить.

К ее огромному облегчению, Салли проглотила наживку.

— Вот именно! — вскрикнула она. — Но я очень надеюсь, что он поведет себя деликатнее, она все же беременна. И ситуация совершенно иная.

— Не знаю. Судя по его реакции, когда мать рассказала о приезде Софи, никакой деликатностью там и не пахнет.

— Ну… пожалуй. Мне ее действительно жалко.

Это была наглая ложь. Никогда и никому Салли не завидовала так, как завидовала сейчас Кэти. И дело было не только в беременности, но и в том, как отнесся к этой беременности Мик. Кто бы мог подумать, что он окажется образцовым будущим папашей? Он накупил кучу книг про младенцев и беспрерывно рассуждал, как лучше переоборудовать малую гостиную в детскую. Ах, если бы все было так просто… Если бы простым заявлением о беременности ты могла превратить Мика в верного партнера и спутника жизни!..

«А смогла бы я избавиться от своих таблеток и ждать, когда прекратятся месячные?» — спросила себя Салли. Нет. Ни за что. В голове ее уже вовсю мелькали непристойно прагматичные мысли. Можно, например, каждый день спускать таблетку в унитаз. Но тонут ли они в воде? Или лучше запихивать на дно мусорного ведра? Нет, ничего бы у нее не вышло. Когда у них с Миком был роман, ей, как и Кэти, было двадцать пять, и к тяготам материнства она была совершенно не готова. И пускай Мик разбил ей сердце, все же ей был нужен именно он, а не его ребенок, и она не смогла бы забеременеть, чтобы его удержать. И к тому же в те годы Мик нужен был ей как чудесный, забавный и верный любовник, а вовсе не как заботливый папаша и верный муж. Но теперь-то все иначе. Она изменилась. Повзрослела. Остепенилась. У нее теперь даже есть своя квартира. Которую не с кем разделить.

При мысли, что это она могла бы переехать к Мику, в дом на другой стороне их улицы, и выкрасить в яркие цвета маленькую комнату, Салли окатывала горячая волна — смесь вины, радости и отчаяния, и ее бедное разбитое сердце начинало трепыхаться, демонстрируя, что оно еще живо, еще бьется. Но нет, не стала бы она переезжать к Мику. Она поступила бы разумнее. У нее ведь тоже есть недвижимость. Они продали бы свои квартирки и купили бы что-нибудь попросторнее.