Мне больше нечего было делать в кофейне «У Джонатана». Однако я подумал, что следует здесь бывать регулярно, пока не завершится расследование. Усталый и расстроенный, я отправился домой, где рассчитывал выспаться.

Однако, войдя, я с изумлением услышал, как мне показалось, голос моего дяди, доносившийся из гостиной. Я нерешительно подошел ближе, удивляясь, что могло привести его ко мне, но голос у него был веселый и беззаботный. Мне даже показалось, что миссис Гаррисон смеется.

— Мне кажется, сейчас не время интересоваться акциями «Ост-Индской компании», — говорил дядя, когда я вошел в гостиную. Моя квартирная хозяйка и дядя сидели с картами в руках за маленьким столиком, на бархатной столешнице которого высились стопки мелких монет. — Я также не могу симпатизировать «Компании южных морей». Государственные ценные бумаги, выпущенные Банком Англии, — вот, сударыня, самое лучшее вложение капитала. — Он сделал глоток шоколада из приготовленной для него чашки.

— Мистер Лиенцо, вы так образованны в этих вопросах, — сказала она, хихикнув, словно юная девушка; никогда прежде я не слышал от нее подобных звуков. — Но, боюсь, в данный момент вы потеряли свои вложения. — Она выложила карты на стол. — Вы должны мне четыре пенса, сударь, — объявила она таким тоном, что стало ясно: она имеет виды на моего дядю.

За последние несколько дней я умственно перенапрягся и не мог допустить, чтобы подобные глупости продолжались.

— Дядя, — сказал я громко, проходя в комнату, — не ожидал видеть вас здесь.

— Мистер Уивер, — проворковала миссис Гаррисон, — как же это вы скрывали от меня, что у вас такой очаровательный дядя?

— Скрывал, поскольку знал, что вы попытаетесь обыграть его в карты. Теперь секрет раскрыт.

Мой дядя прочистил горло и поднялся с места. Он пощипывал бородку, а выражение его лица менялось, словно он искал, какое именно лучше всего подойдет к случаю.

— Бенджамин, нам нужно срочно поговорить. — Он отвесил поклон миссис Гаррисон. — Сударыня, благодарю вас. Вы были так добры. Если заинтересуетесь фондами, дайте мне знать, и я порекомендую вам честного человека, который удовлетворит все ваши желания.

Миссис Гаррисон сделала реверанс:

— Вы слишком добры, сударь.

— Поговорим у меня в комнатах, дядя? — предложил я.

— Конечно.

С пачкой бумаг в замшевой папке он проследовал за мной по узкой, крутой лестнице миссис Гаррисон. Когда мы добрались до верха, я заметил, что дядя вспотел и тяжело дышит. Отворив дверь, я пригласил его сесть и открыл бутылку кларета, который, я надеялся, его освежит.

Держа бокал обеими руками, он в задумчивости смотрел прямо перед собой.

— Я уже немолод для подобных упражнений, но все еще умен, чтобы произвести впечатление на самого себя, — сказал он с улыбкой. Внимательно посмотрел на меня.и увидел, что я не улыбнулся в ответ. — Тебе не интересно, что я хочу тебе сообщить?

— Мне интересно все, дорогой дядя, что помогло тебе превратить мою квартирную хозяйку в кокетку.

Он улыбнулся:

— Любит она поговорить, правда? Но что в этом дурного — быть вежливым с дамами? Напротив, одна польза. Я всегда говорил это Аарону, и, надеюсь, тебе это тоже не повредит. Но я пришел поговорить о деле, связанном со смертью Самуэля, и узнать, как оно продвигается.

— Боюсь, не очень продвигается. Я начинаю терять надежду, — сказал я и сел напротив. — Я о многом узнал, у меня появилось много подозрений, но не уверен, имеют ли они отношение к нашему делу. И, боюсь, никогда не узнаю. Сомневаюсь, что расследование вообще приведет хоть к какому-то результату.

— Ты слишком легко теряешь надежду, — сказал он. — И пока ты теряешь надежду, я, Бенджамин, добился кое-какого успеха, — сказал он, побарабанив пальцами по пачке бумаг на столе рядом. — Теперь я знаю, почему твоего отца убили.

Я посмотрел на дядю в изумлении.

— Да, — повторил он, с довольным видом постукивая пальцами по бумагам. — Полагаю, теперь я знаю, почему убили твоего отца. Теперь мы ближе к разгадке того, кто это сделал.

Я поставил на стол бокал и наклонился вперед, но не сказал ничего.

— После нашего разговора, — продолжил он, — я решил вновь просмотреть бумаги брата в поисках того, какие именно инвестиции он делал в последнее время, что вел себя так скрытно. Я подумал: вдруг он случайно ввязался в какой-нибудь скандальный проект и зачинщики убили его, чтобы скрыть свое вероломство? Я искал и ничего не находил, и это убедило меня, что такого рода инвестиции были маловероятны. Твой отец был слишком хитер, чтобы ввязаться в какой-нибудь сомнительный проект. И тут меня осенило: искать надо не вложение, которое он сделал, а скорее вложение, которого он не сделал. И когда я стал просматривать другие бумаги, я обнаружил вот это.

Он раскрыл папку И достал рукописные страницы, сорок или пятьдесят, исписанные размашистым, витиеватым почерком моего отца.

— Что это?

— Это называется «Заговор бумаг, или Правда о „Компании южных морей"». Похоже, это памфлет, который твой отец хотел опубликовать.

— Мой отец хотел это опубликовать? — спросил я с удивлением.

Дядя тихо засмеялся:

— Ну да. Он написал четыре или пять небольших работ, все по вопросам финансов, и все напечатаны анонимно, как это принято. Две-три его брошюры были приняты с энтузиазмом. Кстати, некоторые памфлеты он написал по поручению Банка Англии, так как считал, что это учреждение полезно для национальной экономики.

Я был в совершенной растерянности.

— Банк Англии, — повторил я почти шепотом. — Он защищал Банк Англии? Ничего не понимаю.

— Что тебя так удивляет? — спросил дядя. — Твой отец был умным человеком, и он изучал банковские системы других стран, в особенности Голландии. Он пришел к заключению, что Банк Англии может обеспечить наилучшую безопасность национальных финансов.

Меня поразил тот факт, что отец мог потратить свое время на то, чтобы написать нечто полезное другим.

— Почему он вообще взялся за такой проект? Какая ему от этого была польза?

Дядя покачал головой:

— Для твоего отца не было ничего более приятного, чем убеждать других в своей правоте.

Я кивнул. Я видел, как он это делал сотни раз во время обедов и других мероприятий. Его попытка убедить в чем-то весь мир теперь была более понятна. Но если этим объяснялось его желание опубликовать свои взгляды, почему он хотел опубликовать именно эти взгляды, оставалось непонятным.

— Дело не во враге, не в Персивале Блотвейте, директоре банка? — осторожно спросил я.

— Блотвейт, — повторил дядя с таким видом, будто я сказал что-то бессмысленное. — Что тебе о нем известно?

Ничего не выражающее лицо дяди меня испугало. Если он ведет себя, будто между отцом и Блотвейтом ничего не было, что еще он может столь же искусно скрывать? Я вспомнил, что, когда я был маленьким, дядя с отцом часто спорили по поводу лукавства. Дядя гордился тем, что занимался импортом контрабандных товаров, и часто играл роль лукавого Иакова по отношению к моему отцу, который был стоиком Исавом.

— Ты всегда боишься, — сказал однажды дядя отцу, — потому что ты не умеешь обманывать. В финансовых делах обмануть легко. Во-первых, все эти трудные термины и тому подобное, и, во-вторых, часто люди ослеплены собственной жадностью. Но обмануть таможенного инспектора, чье благополучие полностью зависит от его способности найти контрабанду, — вот это настоящее искусство.

Я легко представлял, как дядя может обмануть таможенного инспектора. Он обладал простодушием, которое покоряло любого. Однако впервые у меня закралось подозрение, не пробовал ли он свои обманные чары и на мне; совершенно не обязательно, впрочем, что с какой-либо дурной целью. Возможно, дядя скрывал какой-то секрет, не имеющий отношения к расследованию.

— Как я мог не знать о Блотвейте! — сказал я тоном, который не оставлял сомнения, что меня не провести. — Он мучил отца, он изводил меня, когда я был маленьким. Прежде чем начать это расследование, я не исключал, что он повинен в том, что случилось с отцом.